Хари Кунзру - Без лица
Пуст и следующий хутор, и тот, что за ним. Профессор, ожидавший, что их, по обычаю, встретят женщины, распевающие веселые приветственные песни, не может найти объяснения происходящему. Они ставят лагерь, углубившись во владения фоце, но так и не встретив ни одного их представителя. Они приказывают Юсефу выставить двойной караул. На закате Джонатан оглядывается вниз, на равнины, и гадает, когда ему вновь доведется их увидеть.
На следующее утро они достигают конечного пункта своего путешествия. Под огромной каменной грядой, носящей имя Спина Ящерицы, расположилась территория Дау, верховного вождя. За жилищем вождя срез утеса изрыт сотами пещер, где фоце прячут своих мертвых. Как и на остальных фермах, за глинобитными стенами вождя никого нет, козьи загоны пусты. Вдруг Грегг замечает какое-то движение возле утеса. Он передает бинокль Чэпелу.
— Они прячутся в пещерах, — говорит он.
— Боже милостивый! — выдыхает профессор. — Зачем они это делают?
Дав приказ ставить лагерь, профессор, Гиттенс и Грегг начинают карабкаться вверх по утесу под охраной людей Юсефа. Джонатан смотрит, как они медленно пробираются к пещерам, а чуть позже — как они пробираются обратно. Профессору заметно не по себе.
— Хотите — верьте, хотите — нет, — кипятится он, — они просто попросили меня уйти! Меня! Чья работа сделала их знаменитыми на весь мир.
— Может быть, вы все-таки несколько преувеличиваете, профессор, — не в силах удержаться Гиттенс.
— От вашего сарказма меня тошнит! — огрызается Чэпел.
— Попросили вас уйти? — осторожно переспрашивает Морган.
— Похоже, — говорит Гиттенс, — они решили, что мы хотим забрать их на общественные работы.
— Но ведь вы уверили весь мир, что они — первобытные, — жалобно говорит Морган, набрасываясь на профессора, как будто получил фальшивые акции на фондовой бирже. Он лезет в багаж и достает потрепанную книжку. — Позвольте мне процитировать ваше собственное описание: «Фоце — послушные, жизнерадостные люди, практически не тронутые пагубой современности. Их пасторальные…»
— Послушайте, — говорит профессор, — что я могу сделать, если администрация хочет с ними возиться? Вы же знаете, как им не терпится привлечь туземцев к работе. Я пытался им объяснить! Все, о чем они готовы говорить, — это проклятая база налогообложения.
— Если они хотят, чтобы мы ушли, — говорит Джонатан, — может быть, стоит к этому прислушаться?
Все смотрят на него так, будто он внезапно сошел с ума.
— Посмотрите-ка лучше туда, — говорит Марчент.
Из нор, протянувшихся вдоль всего хребта, выходят фоце. Сотни человек выводят коз из пещер, будто, подобно предкам, родились из скал.
________________Белые люди смотрят на Дау. Они видят изможденного старика, который сидит на резной деревянной табуретке. Тонкие шрамы на его лице затерялись среди морщин. Кажется, что тяжесть разноцветных ожерелий фо, обмотанных вокруг его шеи, тянет его к земле. За ним на коленях стоят его жены в порядке старшинства. Они исподтишка щиплют друг друга или запускают термитов в волосы соседок.
Дау смотрит на белых людей и видит беду. Люди вокруг него держат пари на вновь прибывших. Должен же кто-то поддерживать традиции. Некоторые вещи приходится делать, какими бы отвратительными они ни были. Он делает знак гриоту[208], который выходит вперед и запевает песню о родословной вождя, перечисляя статус и имущество его покойного отца, количество детей и наиболее удачные сделки. Затем приходит очередь отца его отца, отца отца и так далее, в сумрак прошлого. В перерывах между несколькими поколениями подаются прохладительные напитки.
Как переплетены друг с другом ожерелья фо, так сложны заботы правителя фоце. Пока Дау слушает собственную генеалогию, тень от огромного утеса удлиняется. К тому времени, как гриот называет имя первого предка, на свету остаются только белые люди и их слуги. Чуть подрагивающим голосом гриот сообщает гостям, что настал их черед. Джонатана выталкивают вперед.
И Джонатан поет (довольно монотонно, на мотив «Земли надежд и славы»[209]): «Сын Дже-ре-ми Чэ-пела, очень му-удрый и си-ильный». Профессор подготовил текст, аккуратно напечатав его на листе бумаги. Несколько строф прослеживают историю Чэпелов до туманного семнадцатого столетия и маленькой усадьбы в Уилтшире. Профессор лучится от гордости, остальные разглядывают носки своих ботинок. Когда песня Джонатана подходит к концу, собравшиеся вокруг фоце беспокойно перешептываются.
— Слишком короткая, — шепчет Гиттенс. — Они, наверное, думают, что мы какие-то nouveau[210].
Дау вежливо дает гостям понять, что их генеалогия выглядит жалко. И все же он доволен, что белые пришли не за тем, чтобы забрать с собой рабочих. Он позволяет им разбить лагерь возле реки. Несколько последующих дней ученые обустраивают жилье и расплачиваются с носильщиками. К сожалению, большинство хочет уйти. Они не любят фоце за то, что те язычники и едят запрещенную пищу.
Бригадир Юсеф заявляет, что хочет уйти вместе со всеми. Это вызывает нешуточный спор, разгоревшийся возле палатки Джонатана. «В чем дело?» — спрашивает он, откидывая полог палатки и протирая глаза. Ответа он не получает, потому что из своей палатки появляется Марчент, размахивая пистолетом.
Юсеф замирает, думая, что его сейчас прикончат. Другие носильщики поспешно достают ножи и мачете. Суматоха. Марчент стреляет в воздух. К полудню большинство носильщиков уходит. Те немногие, кого удается уговорить остаться, объясняют, что остальные боятся скверны, а они — нет. Они храбрые. Но они бедные, а потому хотят денег. У профессора нет выбора, ему приходится платить.
На протяжении нескольких часов из долины доносятся обрывки веселой песни и хлопки в ладоши. От звуков, с которыми уходит колонна носильщиков Юсефа, всем не по себе. Никто не хочет разговаривать с Марчентом. Тот берет лопату и уходит копать первую уборную.
Долгое время фоце полностью игнорируют белых людей. Это усиливает напряжение в отряде. И, хотя профессор утверждает, что для беспокойства нет оснований, Грегг и Марчент решают выставить охрану.
Однажды ночью Джонатан засиживается допоздна перед своей палаткой. Он наблюдает за тем, как Грегг бродит по периметру с винтовкой на локтевом сгибе, и вдруг замечает несколько мерцающих огней на темном фоне утеса. Постепенно к ним присоединяются другие, десятки других, и вот скала уже светится, как термитник. Джонатан сидит и смотрит, не притрагиваясь к пустому блокноту на коленях.
На следующую ночь огни опять появляются и роятся вокруг входов в пещеры, куда фоце относят своих мертвых. До лагеря долетает низкий и ритмичный барабанный бой. Белые слышат этот звук и выходят из палаток. Профессор Чэпел потрясенно смотрит вверх, на огни.
— Раньше они никогда этого не делали, — говорит он. — Подходить к пещерам после наступления темноты считалось табу.
— А они вообще делали хоть что-нибудь из того, что делают сейчас? — едко интересуется Марчент.
Профессора захлестывает ярость.
— Вы, сэр, — выплевывает он, — нахальный человечишка!
Марчент делает неприличный жест (хорошо знакомый Джонатану, но, по-видимому, совершенно новый для профессора). С этого момента экспедиция бесповоротно делится на две части. Грегг и Марчент перетаскивают свои палатки и устанавливают по одну сторону от костра, профессор, Гиттенс и Морган двигают свои на другую сторону. Носильщики перемещают все палатки, бегая взад и вперед, чтобы удовлетворить противоречивые приказы.
После обмена оскорблениями вражда осуществляется на британский манер. Стороны отказываются признавать существование друг друга, избегая бесед, одновременного пребывания в уборной, у костра или за обеденным столом. На лагерь опускается ледяная тишина. Поскольку ничего не говорится вслух, Джонатан ошибочно полагает, что спор исчерпан. Его озадачивает перемещение спальных мест, но свою палатку он не передвигает. Тем самым он неосознанно порождает подозрения в обоих лагерях. В частности, Гиттенс очень странно смотрит на него на следующий день. Тем же вечером, когда он подтаскивает два шезлонга к огню, профессор отказывается сидеть с ним у костра, делая вид, что хочет прогуляться.
Ночью Джонатану не спится. Возле пещер снова собираются огни. Тревожный бой барабанов заставляет пульсировать безвоздушную духоту внутри палатки. После полуночи он решает пойти на разведку. Не то чтобы он очень хотел выяснить, что замышляют фоце, — скорее, боится того, что может случиться в противном случае. Как во время дежурства на корабле. Он неохотно натягивает на себя одежду и шагает к утесу.
Минуя отхожее место, он видит, как кто-то выпрямляется во весь рост, путаясь в шортах.
