Филип Дик - Голоса с улицы
Хедли перелез на узкий железный балкон, где его окутал промозглый туман, холодный и пронизывающий. Пелена едкой воды медленно опускалась на захламленный двор, заборы, трухлявый гараж. Хедли перемахнул через перила и спрыгнул с балкона на землю.
Босые ступни ударились с ошеломительной силой. Он промазал и приземлился не на мягкую траву, а на бетон. Разбитые ноги пронизала тошнотворная боль. Хедли рухнул мешком и стал извиваться, пытаясь сдержать душивший его крик. Стюарт долго там провалялся, отгоняя от себя накатывающую темноту и дожидаясь, пока к ногам вернется хоть какая-то чувствительность. В окне послышались голоса, началась взволнованная суета. Лица выглянули и тут же спрятались. Пронзительные выкрики. Беготня.
Надо было поторапливаться. Ему с трудом удалось встать и проковылять пару шагов. Придерживаясь за стену дома, он добрался до чугунных ворот.
Хедли принялся дергать ворота холодными, занемевшими пальцами. Наконец он сумел распахнуть их и прохромал наружу. Узкая бетонная дорожка вела меж двумя высокими и старыми деревянными жилыми домами. Он поспешил в сторону улицы, располагавшей за ними. Мимо с влажным свистом пронеслись несколько машин. Хедли увидел другие дома, бетонные парадные лестницы, огромное скопление квартир, окутанное кружащимися хлопьями тумана. Бетонная дорожка казалась бесконечной. Одна туфля выпала из кармана, и пришлось наклониться за ней.
Хедли присел на корточки и стал обуваться. Пальцы не слушались, так что не получилось завязать шнурки: он оставил их развязанными и поковылял дальше. Улица приближалась мучительно медленно. Он почти дошел. Пришлось согнуться, чтобы пройти под выступом подоконника. Еще один шаг, затем другой, третий…
Перед ним выросла гигантская фигура, перерезавшая путь к улице. Мужчина в майке и грязных штанах, с огромным лицом, колючими баками, валиками красной плоти, гнилыми зубами, крошечными воспаленными глазками и невыразительным расслабленным ртом. Позади человека семенила пожилая парочка немецких крестьян, слышались их пронзительные и властные голоса.
– Fang ihn an[50]! – визгливо кричали они человеку. – Скорей!
К Хедли потянулась огромная волосатая лапища. Он отвернулся и неуклюже пошкандыбал прочь. Рука грубо и медленно попыталась схватить его, но он проворно увернулся. Согнувшись почти вдвое, Хедли пробежал мимо второго подоконника: гигантская фигура развернулась и двинулась следом. Достигнув подоконника, она слегка наклонилась и потянулась к Хедли. Острый конец деревянной балки угодил великану в самый висок.
– Тьфу, – выругался человек, и на его лице застыло удивление. Он медленно повернулся к подоконнику, подняв сжатый кулак. Хедли дал деру. Добежав до тротуара, он вихрем помчался по улице.
По влажному скользкому холму осторожно тащился автобус. Хедли запыхался от бега, кожа взмокла от тумана. Когда Хедли закричал, размахивая руками, автобус сбавил скорость, изрыгнув едкие клубы угарного газа. Водитель, смуглолицый мужчина средних лет, сурово показал на автобусную остановку в конце квартала. Переключив передачу, он слегка увеличил скорость.
Хедли побежал за автобусом. Пассажиры наблюдали – кто с изумлением, кто с возмущением, а некоторые с весельем. На остановке автобус притормозил: двери распахнулись, и на землю спрыгнули три девушки. Хедли забрался внутрь, тяжело дыша и отдуваясь, протиснулся мимо водителя и поискал ближайшее свободное место.
– Десять центов, мистер, – терпеливо сказал водитель.
Хедли охватила паника. Он плюхнулся на сиденье и принялся обшаривать карманы. Десяти центов у него не было: осталась лишь смятая пятидолларовая купюра. Он косолапо вскочил и побежал к задней двери… но автобус уже тронулся. С глупым видом Хедли остался стоять на площадке, не зная, что делать, и понимая лишь, что у него нет того, чего требует водитель.
– Где вы хотите сойти, мистер? – спросил водитель с усталой вежливостью. – Здесь, мистер?
Хедли не смог ответить. Он ухватился за поручень и крепко повис на нем: снаружи влажно мелькали дома и машины. Пассажиры вытягивали шеи и всматривались в Хедли со страхом и любопытством, гадая, что же он собирается сделать и чем могут для них обернуться его страдания.
На следующей остановке автобус притормозил, и двери автоматически открылись. Хедли соскочил на асфальт. Автобус, немного помедлив, тронулся и загромыхал вверх по крутому холму. Вскоре он скрылся из виду, запах рассеялся, а шум стих.
Сделав глубокий, судорожный вдох, Хедли зашагал. Справа от него находился центральный деловой район – скопление закрытых магазинов на Маркет-стрит. Где-то вдали располагались Мишен-стрит и трущобы, лачуги и забегаловки Тендерлойна. Ну, и автовокзал дальнего следования.
Он повернул в ту сторону.
В два часа дня он сошел с автобуса в Сидер-Гроувс. Враждебный, беззвучный дождь моросил над домами и улицами. Сгорбившись, Хедли снова зашагал.
За минуту он добрался до промышленной зоны: автовокзал находился как раз на ее окраине. Отыскал хорошо знакомый товарный склад и голую, пустынную автостоянку за ним. В дальнем углу стоянки виднелся мокрый серый «студебекер» – на том самом месте, где Хедли его оставил.
Но что-то было не так. Окна опущены… а ведь он их поднял перед уходом. На залитом дождем асфальте что-то блеснуло: осколок стекла. До Хедли мгновенно дошло: окна разбили, а машину открыли. Кто-то заметил Пита.
Хедли предусмотрительно прошел мимо, забрел в дешевую кафешку и заказал чашку кофе. Сидя за стойкой у орущего музыкального автомата, он попивал кофе и напряженно наблюдал за стоянкой. Это отняло больше получаса, но в конце концов произошло именно то, чего он ждал. От противоположного дверного проема отделился полицейский в темном армейском дождевике и пересек улицу, направляясь к автостоянке. Из темноты появился другой полицейский, они перебросились парой слов и затем разошлись. Каждый вернулся на свой пост и слился с тусклым пейзажем.
Хедли отодвинул свой кофе и встал: он потерял Пита, и его разыскивала полиция. Толкнув дверь, Хедли вышел из теплого желтого кафе на промозглую дождливую улицу. Не оглядываясь, быстро свернул направо. Никто его не преследовал.
В карманах лежали три однодолларовых бумажки – все, что осталось после покупки билета на автобус. Тщательно порывшись, Хедли нашел полтинник, четвертак и два десятицентовика. Невдалеке виднелся угрюмый силуэт дешевой гостиницы для транзитных пассажиров.
– Сколько? – спросил Хедли у портье, опиравшегося на засиженную мухами стойку. – Одиночный без туалета.
Прежде чем ответить, портье досконально его изучил. Это был высокий молодой человек с желтоватым, прыщавым лицом и копной густых и жирных черных волос, зачесанных за уши, в грязной голубой рубашке и заляпанных едой слаксах.
– Похоже, с вами что-то стряслось, – апатично сказал он.
Хедли промолчал.
– Три доллара, – ответил портье. – Багажа нет?
– Нет.
– Оплата авансом.
Сумма оказалась больше, чем он ожидал. Но Хедли расписался в реестре и протянул банкноты. Выверенным жестом портье передал ключ с тяжелым прямоугольником из красной пластмассы, на котором были выбиты название и адрес гостиницы, а также номер комнаты. Презрительно изогнувшись всем телом, портье указал на пролет широкой деревянной лестницы и пристально следил за Хедли, который повернулся спиной к вестибюлю и поднялся на второй этаж.
Номер был просторным, тоскливым и нечистым. Хедли тотчас открыл окно и впустил поток сырого послеполуденного воздуха. Серые тягучие шторы гнетуще заколыхались. За окном несколько грузовиков шумно проехали по мокрой дороге, траурно шелестя шинами. День выдался мрачным, свинцово-серым. Людей на улице было немного: они шныряли в тяжелых дождевиках, под зонтиками. От промозглого холода у Хедли заныла челюсть: вокруг сломанного зуба медленно распухала и гноилась десна.
Хедли не мог находиться в этом номере.
Вскочив на ноги, Хедли поспешно вышел в коридор, захлопнул за собой дверь и спустился в вестибюль. Там он увидел лишь регистратора. На полке над его головой стоял желтый пластмассовый переносной радиоприемник, откуда раздавались визгливые звуки гавайской гитары из какого-то вестерна. Портье склонялся над книжкой карманного формата, раскрытой на стойке. Хедли сделал бесцельный, отчаянный круг, после чего плюхнулся на ветхий плетеный стул у окна.
Он задумался: что ему дальше делать? Куда направиться, да и каким образом? От его плана не осталось камня на камне. Вообще ничего больше не осталось.
Некоторое время Хедли таращился на автомат по продаже сигарет в углу вестибюля. Вынул мелочь, но затем спрятал. Все оставшиеся деньги должны пойти на ужин: его желудок уже начал тошнотворно урчать. Но какой еды он мог купить на семьдесят пять центов?
