Филип Дик - Голоса с улицы
Хедли вошел в первый попавшийся бар – небольшое заведение слегка на отшибе.
«ЛАТУННЫЙ РЕЛЬС»
Он протиснулся сквозь смеющуюся, болтливую ватагу молодых парней, загородившую дверной проем, и подошел к стойке из цельного старого дерева. Повсюду были расставлены деревянные столы. Пол посыпан опилками. В углу – старомодное пианино. На черных панельных стенах висели репродукции современных произведений и парочка оригиналов. Плохо освещенное, задымленное помещение. Хедли плюхнулся на табурет и автоматически достал серебро.
– Что вам? – спросил бармен – невзрачный человечек с коротко стриженными белобрысыми волосами и тонким, скрипучим голоском.
Хедли посмотрел на старинную деревянную панель, почесал лоб и буркнул:
– Бурбон с водой.
Бармен пошел за выпивкой. Весь бар заполонили элегантные молодые парни: большинство из них были в свитерах и слаксах, а некоторые – в джинсах и темных водолазках. Они смеялись и болтали: их возбужденные голоса сливались в высокое и пронзительное созвучие. Огромный пчелиный рой. Ничем не лучше «Здорового питания». Хедли пытался не обращать на них внимания, отсчитывая мелочь за бурбон.
Парень справа с интересом уставился на него. Стройный юноша в спортивной куртке, свитере и шелковом галстуке. Серые слаксы. Двухцветные туфли. Сквозь пелену сигаретного дыма Хедли различил два внимательных карих глаза, неотрывно смотревших на него, и едва улыбающиеся губы.
– Вы ранены? – вежливо спросил юноша мелодичным тенором.
Хедли отрешенно кивнул.
– Может, вам что-нибудь приложить? – Юноша поднес руку к его щеке. – Боже мой, да вы же кровью истекаете!
– Что случилось? – Появилось еще трое или четверо, с тревогой обступивших Хедли. – Он ранен?
– Он упал?
– Он сам поранился?
Вокруг Хедли теснилась уже целая компания. Пытливые руки порхали вокруг его лица и шеи, точно мотыльки.
– Эх, бедняга!
– Гляньте на него!
– Ой-ой-ой!
– Кто-то его избил. Посмотрите на его одежду! Кто-то обошелся с ним просто ужасно.
Шепчущие голоса, дружелюбная обстановка, множество бледных, заботливых рук, которые вздымались и терлись о него: все это навеяло на Хедли дремоту, и в смущении он оттолкнул их.
– Отвалите, – буркнул он. – Чертовы педики.
Но руки продолжали порхать, а фигуры оставались на своих местах. Хедли вновь попробовал слабо сопротивляться, но затем в усталом отчаянии привалился к стойке. Картины и звуки – все смазалось и отступило. Он закрыл глаза и с облегчением положил голову. В заведении было так жарко, что Хедли вогнало в сон.
– Не умирай! – беспокойно зашептали голоса.
– Взгляните на него, он умирает!
– Нет, он просто спит. Бедненький, как он измучился.
– Мы должны о нем позаботиться.
– Ему есть куда пойти?
Хедли ощутил над ухом теплое ароматное дыхание. Голос спросил нараспев:
– Где ты живешь, милый?
Он заворчал.
– Посмотри у него в бумажнике, – чьи-то руки ощупали его пиджак и вынули бумажник. Хедли слышал, как парни восклицали и шушукались между собой.
– Он живет далеко отсюда.
– Он заблудился.
– Бедный паренек заблудился. Вот его автобусный билет.
– Но он опоздал. Теперь он не сможет вернуться – прошло слишком много времени. Ему придется остаться здесь.
Последовало бурное, затяжное обсуждение. Хедли дремал. Доводы, сердитые возгласы, внезапные брызги слюны и шлепки. Он продолжал спать: все это происходило где-то далеко. Наконец, решение было принято.
– Я возьму его к себе.
– Вот сучка, вечно тебе везет.
– Ей всегда фартит.
Чья-то рука мягко, но настойчиво дотронулась до шеи Хедли.
– Пошли, милый. Пора уходить. «Рельс» уже закрывается.
Другие руки помогли его разбудить.
– Иди с ней. Она за тобой поухаживает.
– Пошли, милый.
Хедли открыл глаза. Рядом с ним стоял крошечный юноша с каштановыми волосами и взволнованно ждал: глаза его горели, а губы подергивались от страстного желания.
– Пошли со мной, милый. Я позабочусь о тебе.
– Еще бы, – в один голос подхватили остальные.
Хедли неуверенно сполз с табурета. Его повели под руки: крошечный юноша с каштановыми волосами крепко схватил за предплечье. Хедли вывели из бара, мимо шумной толпы элегантных парней. У двери он резко остановился и сказал:
– Нет.
Внезапное волнение и испуг.
– Что такое?
– Не бойся, – быстро вмешались другие. – Томми позаботится о тебе. Накормит и выходит.
– Да, выходит.
– Он уложит тебя в постель и поухаживает за тобой.
– Он уложит тебя в постель, и ты сможешь объедаться конфетами, спать и поправляться, и тебе больше никогда не придется ничего делать.
– Нет, – повторил Хедли. – Уберите на хер свои жидовские лапы.
– Что он говорит?
– Что говорит наш сладенький?
Хедли тупо стоял на своем. Он не ослышался? Они действительно это говорили? Хедли встряхнул головой, но она так и не прояснилась. Все было туманным и неопределенным. Стройные, красивые фигуры колыхались и мельтешили. Лица, стены бара – все это отступило и померкло, а затем нехотя вернулось вновь. Хедли попытался их как-то закрепить, но они оставались мучительно иллюзорными. Даже пол под ногами был мягким, как желе. Жидким и текучим.
– Отвалите! – гаркнул Хедли, резко развернувшись и высвободив руки. – Прочь от меня!
Его буйство напугало их. Они ретировались машущей крыльями, кудахчущей стайкой и встали в паре футов безопасным полукругом. Юноши стали настороженно ждать с горящими глазами. Зашушукались голоса. Бледные руки мелькали, ни на миг не останавливаясь.
– Не отпускай его, – сказали голоса. Парня по имени Томми подтолкнули вперед. – Не дай ему уйти. Он клевый. Взгляни на его миленькую мордашку. На его светлые волосы. Маленькие губы. Голубые глаза. Томми, он уйдет! Твой любовник хочет уйти!
– Совсем он не симпатичный, – возразили другие голоса, – а одутловатый. Взгляни на его глаза. Красные, как у курицы.
– Но какая славная пухлая курочка.
– Чересчур пухлая. Он слишком мягкий.
– Как тесто. И липкий.
Голоса сердито повысились.
– Нет! – послышались протесты. – Перестаньте говорить так! Это неправда!
– Он слишком похож на девчонку. Он всего-навсего гадкая испорченная девчонка.
– Он бездельник, – хором подхватили другие. – Безмозглый лентяй.
– И он бросил жену.
– Да, он сбежал со шлюхой. Потерял работу, бросил жену и ударил лучшего друга. А еще он оставил и запер в машине своего несчастного ребеночка.
– Он конченый человек. Он не смог удержаться на вшивой должности какого-то продавца.
Голос возразил:
– Он сам уволился!
– Он не смог удержаться даже на такой убогой работенке. Он оказался недостаточно хорош для этого.
– Он оказался слишком хорош. Он не создан для подобной работы. Взгляните на его руки. Он художник. Взгляните на его лицо. Он незаурядная личность. Он возвышенный. У него благородное лицо и руки. Он рожден для большего.
– Он не способен зарабатывать на жизнь и содержать жену.
– Эту надутую жабу? Да кому захочется ее содержать?
– Она висела, как камень у него на шее. Он должен стремиться к лучшему. Он рожден не для этого.
– Для чего же он рожден?
– Томми, подумай, для чего он рожден. Подумай, лучше ему будет с тобой или хуже?
– На всю жизнь.
– До гробовой доски.
Хедли нашел дверь и протиснулся в нее. В лицо ударил порыв зябкого ночного ветра, и у Хедли перехватило дух. Ветер яростно овевал его, пока он торопливо шагал прочь от двери по серому бесшумному тротуару.
Следом за ним повалила толпа. Светящиеся, неярко белеющие фигуры. Бледные и восковые. Они носились вокруг, мечась и соприкасаясь, точно гонимые ветром листья. Фосфоресцирующие ночные листья.
– Не уходи! – слабо крикнул один.
– Вернись! – жалобно запричитали голоса.
– Останься с нами!
– Ты один из нас!
– …один из нас…
Световые зайчики заплясали, и их унес ночной ветер. Волшебные жезлы скрылись в зябкой темноте, когда Хедли свернул за угол и побежал, куда глаза глядят. Он был единственной живой душой. Пустынные, безлюдные улицы. Большие заброшенные здания. Порожнее небо над головой. Далекие звезды. Ветер хлестал в лицо, пока Хедли мчался с распахнутым ртом и прикрытыми глазами, судорожно глотая воздух.
Он бежал, как безумный, еще раз свернул за угол и выскочил на середину улицы. Хедли мчался все быстрей и быстрей. За спиной нарастал громкий шум. Оглушительный гул, который вдруг усилился с пугающей внезапностью. Неожиданно Хедли озарил свет, и его силуэт словно выгравировали на темной стене здания.
