Андрей Рубанов - Жизнь удалась
Когда продолговатый мозг, расположенный глубоко в основании головы и накрытый сверху мозолистым телом — и поэтому пострадавший не так сильно, как головной, — попытался выполнить свои прямые обязанности, то есть руководить дыханием, — пузыри легких лишь едва сжались, небольшая порция воздуха прошла через одеревеневшую гортань, и горло исторгло слабое протяжное хрипение.
Температура воздуха в помещении была на десять градусов ниже температуры тела, и над разрушенным черепом, из которого, через разрывы в затылочной, височной и ушной артериях, продолжала обильно выходить ярко-алая кровь, появился слабый пар.
Слезы в широко раскрытых глазах быстро высохли.
6. Конец Кактуса
Услышав выстрел, капитан бросился искать вход в подвал. Предполагал найти узкий люк — оказалось, вниз ведет полноценная каменная лестница. Снизу тянуло прохладой, перемещалась чья-то тень.
Спускаться он не стал — укрылся за углом, присел на корточки. Стал слушать. Потом надоело.
— Слышь, Кораблик! — позвал он. — В прятки, что ли, решил поиграть?
— Не ходи сюда! — фальцетом крикнул Кактус. — Сразу стреляем!
— Матвеев у вас?
— Матвеева нет.
— Грубишь, — возразил капитан, прижимаясь к стене. — Выбрасывайте стволы и ложитесь рылом в пол. Гарантирую, что в этом случае я никого не убью. Будете дергаться — погибнете страшной смертью.
— Тебя на всех не хватит.
— Ага. Тогда пусть кто-нибудь, кроме тебя, тоже голос подаст. Чтоб я испугался.
— Твоя взяла, — после паузы мрачно сказал Кактус. — Я тут один. А откуда ты меня знаешь?
— Тебя все сдали, Кирилл. Все хотят твоей крови. В Фонде тебя — сдали. Подруга твоя, стриптизерша, — тебя сдала. Соловей, бандюк матвеевский, тебя — сдал. Даже твоя «крыша» тебя сдала…
— Ты мент, что ли?
— Еще какой. Капитан милиции. Сотрудник Московского уголовного розыска. Тебе это о чем-нибудь говорит?
— Предположим.
— Отлично. В общем, ты, Кирилл Кактус, особо не быкуй. Если с моей головы хоть волос упадет, тебя найдут и на ленточки порежут.
— Понятно. Только мне, мент, хода нету, кроме как через тебя Лучше уходи сам. Иначе изрешетим друг друга. Тебе это надо? Наверху, в сортире, есть сейф. За зеркалом. Код замка — сто семнадцать. Все, что там лежит, — твое. Забирай и уходи тихо. Потом я тоже уйду, и тоже тихо. Так мы оба выиграем… Сун-Цзы сказал: «Хороший воин побеждает до начала войны»…
— Я на твоего Сун-Цзы хер положил. Я без Матвеева не уйду.
— Матвеева нет.
— Тем хуже для тебя.
— Через пять минут здесь будут мои люди.
— Не гони, Кактус. Твои люди сами тебя порвать хотят. Ты один. Бросай мне ствол и выходи. Получишь десять лет, если Матвеев — живой. А если ты его порешил — получишь двадцать. Все равно — есть шанс помереть на воле. Конечно, такому, как ты, в бараке могут рашпиль под ребра сунуть… Что вполне вероятно… Но вдруг — выживешь? Освободишься в шестьдесят — считай, вся жизнь впереди! Согласен?
— Слушай, мусор. Ты же, как я понял, — индеец. По заказу работаешь. Неофициально. Без прокурора. Иначе тут было бы пятьдесят человек с автоматами. Я сейчас тебя завалю, а потом так представлю, что ты оборотень в погонах…
Капитан рассвирепел:
— За оборотня в погонах ты у меня отдельно ответишь. Учти, я очень злой. Я без мамы вырос.
— А я — без папы. Не психуй, начальник. Давай диалог вести. У тебя осталось пять минут. Дальше появится охрана поселка. Потом еще люди подъедут. Серьезные. Ты сказал, что меня все сдали — ошибаешься. Не все. Есть люди, которым я очень нужен… Твое дело тухлое. Ты один, нас много. Ты дурак, мы умные. Уходи. Забирай из сейфа бакшиш и уходи!
— Где Матвеев?
— Забудь про него.
— Ладно! — хрипло гаркнул капитан. Проверил пистолет, вдохнул, выдохнул, подумал несколько секунд о хорошем — о любви, о жизни, о братовьях, о бывших женах — и неторопливо переместился на метр в сторону. Сел на верхней ступени лестницы. Подождал немного и осведомился:
— А сколько в сейфе?
— Тебе хватит, — поторопился ответить Кактус. — Если уйдешь — считай, ты совершил самый умный поступок в своей жизни. Сам подумай — я даже не знаю, кто ты. В лицо тебя не видел. Может, ты вовсе и не мент, а какой-нибудь лох отважный. Ты ничего не теряешь. Тебе повезло, понял? Ты пришел в дом, забрал мешок бабла и ушел, а тебе за это еще спасибо говорят…
— Где Матвеев?
— Вот ему как раз не повезло.
— А вдруг в сортире вместо сейфа — граната на растяжке?
— Если ты мент, ты с ней справишься.
— А вдруг я пойду, а ты меня в спину замочишь?
— На хрен ты мне нужен. У меня и без тебя проблем хватает.
— А если сейфа вообще нет? Или он пустой?
— Тогда вернешься, и продолжим разговор.
— Ага. А ты уже сбежишь.
— Не успею. Туалет прямо у выхода.
— Ладно, — сказал капитан. — Убедил.
— Еще бы, — осторожно, но с заметным облегчением засмеялся Кактус. — Убедить можно кого угодно в чем угодно. Точно уходишь?
— Да.
— Правильно. На твоем месте так поступил бы любой нормальный человек.
— Я — ненормальный.
— Я тоже, — опять засмеялся Кактус. — Откуда ты вообще взялся?
— Из тьмы ночной.
— Ты мне все испортил.
— Ты, Кактус, по жизни порченый. В морге был — ты?
— Может, и я.
— Где взял похожего жмура?
— Купил, — желчно ответил Кактус.
— Где Матвеев?
— Далеко. И бог с ним. Забудь про Матвеева.
— Я ухожу, — сказал капитан, не трогаясь с места. Он поднял оружие и прицелился.
— Вот и умница, — обрадованно сказал Кактус. — Только это…
Капитан молчал.
— Але! Мент! Слышишь меня?
Капитан не издал ни звука.
— Ушел, да? — изо всех сил заорал Кактус. — Ты правильно сделал, мусор!
Капитан не двигался. Теперь он дышал только через широко открытый рот. В принципе абсолютная тишина не требовалась — за спиной капитана, в комнате, довольно громко бормотал включенный телевизор; догорая, потрескивали в камине поленья; в самом подвале жужжала неисправная лампа дневного света.
Выждав несколько минут, Кактус позвал:
— Эй! Мусор! Ты где?
Капитан ждал.
Кирилл Кораблик, по прозвищу Кактус, не выдержал и получаса. Сначала вел себя тихо — прислушивался. Потом стал сопеть и отдуваться, даже что-то шептать себе под нос — то ли посылал проклятия, то ли жаловался самому себе на судьбу; далее опять затих. Капитан ждал.
Как только из-за края стены показалась голова, капитан нажал на курок.
У Кирилла Кораблика оказалось узкое тело шестнадцатилетнего подростка. Круглое лицо, пушистые светлые ресницы и острый нос с ноздрями, красными от кокаинового насморка. Маленькие ступни — от силы тридцать седьмого размера. И необычайно длинные и тонкие пальцы рук. Капитан носком ботинка отодвинул от тела пистолет, наклонился.
— Больно, — задыхаясь, прошептал умирающий.
— А ты думал — будет щекотно?
— Я небо вижу…
— И чего?
— Оно — оранжевое.
7. Конец вратаря
В хорошем большом доме, если строили его дальновидные люди, всегда есть второй выход. Запасный. В идеале — потайной. Захлопнув за собой дверь и стараясь не слушать, как с той стороны отчаянно молотит кулаками попавший в западню Кактус, Никитин дикими прыжками побежал в самый дальний, глухой угол участка. Нашел, что искал: узкую стальную калитку. Испугался, что засов намертво приржавел — но после нескольких крепких ударов ноги железо поддалось. Навалился всем телом, втиснулся в щель, пролез. Бросился прочь.
Голые ступни обожгло холодом, но он не обратил внимания. Ледяные ветки жестоко стеганули по лицу, но он не почувствовал.
Были когда-то два великих игрока, Кругов и Макаров.
Он долго бежал, не наблюдая вокруг ничего, кроме непроглядной лесной тьмы. Иногда на секунду останавливался и крутил головой, чтоб найти меж деревьями огни дома, где остался Кирилл Кораблик, и виноторговец Матвеев, и неизвестный гость с кувалдой и пистолетом.
Спотыкался, обрушивался в бурелом, вставал и опять бежал. Расцарапал, разодрал щеки и лоб, разбил колени и плечи. Пот залил глаза и ослепил.
В конце концов Никитин захрипел и решил перевести дух, — но тут ветер донес до него глухой звук выстрела, и он опять побежал, жадно хватая ртом воздух, пока не обессилел вконец, не зашатался и не привалился плечом к сырому, скользкому сосновому стволу.
Президент Межрегионального фонда ветеранов спорта обнаружил себя посреди черного, потрескивающего, пощелкивающего, шевелящегося леса, засыпаемого густым мелким снегом. Из одежды президент имел на себе только полноразмерный памперс и махровый халат с давно потерянным поясом, с завязанными на животе пустыми рукавами. Босые ноги утопали в ледяном мху.
