Нэнси-Гэй Ротстейн - Бьющееся стекло
Барбара находилась на кухне, где собственно и проводила все подобные вечера. Подоспело время салата: покрыв «Цезарь» римским латуком и посыпав пармезаном, она подала блюдо сначала Маргарет Бентон, затем Карен Коллинз, мистеру Джеймсу, Филиппу Бентону, Вэйну Коллинзу и напоследок Полу. Поставила она порцию и для себя, давая тем самым понять, что непременно займет место за столом. На самом деле она не собиралась этого делать, но не хотела, чтобы гости ощущали неловкость, хотя, по правде сказать, ничего подобного и Не случалось. Никто из них ни разу не дал понять, что вообще заметил ее отсутствие. Убирая посуду перед каждой переменой блюд, Барбара уносила и свою нетронутую тарелку, привыкнув к тому, что это никого не волнует. У нее не сложились близкие отношения с этими людьми, часто бывавшими в ее доме, но не ставшими ее друзьями. Они казались ей поверхностными, малоинтересными, однако Пол стремился произвести на них благоприятное впечатление, и, поскольку для него это было важно, она делала все, чтобы ему помочь. Муж почти все время посвящал работе — работал с 8 утра до 9 вечера на неделе и почти всегда прихватывал субботы и воскресенья, но такое отношение к делу ожидалось от всех сотрудников его уровня. Пол втолковал ей это и объяснил, что семейные вечеринки самый верный способ поскорее сделаться партнером.
Прожив с ним три года, Барабара стала понимать мужа. Она знала, что его влекут в первую очередь не деньги. Пол нуждался в самоутверждении и выбрал юридическую стезю потому, что, по его мнению, профессия адвоката позволяла быстро обрести столь желанную для него респектабельность. Барбара полагала, что столь острая потребность чувствовать себя уважаемым членом общества коренилась в его иммигрантском происхождении. Сам он не раз говорил, что в этой стране каждый является в лучшем случае внуком человека «с корабля», но сам-то он был даже не внуком, а сыном. Его отец начинал бродячим торговцем, потом стал клерком в универмаге и наконец получил место менеджера небольшой розничной торговой сети. Он заложил основу экономического благополучия семьи, что позволило его сыну получить престижную профессию и встать на путь, ведущий к осуществлению мечты иммигранта — солидному, прочному общественному положению. Барбара полагала, что Пол поступил после окончания Фордхэма в средней руки фирму «Джеймс, Бентон и Коллинз» потому, что видел в этом возможность достаточно быстрого достижения желанной цели. Она понимала мужа и желала ему успеха, однако сама постановка вопроса о респектабельности как конечной цели представлялась ей сомнительной в силу того, что понятие это не материальное, и каждый вкладывает в него свой смысл. Когда, на каком этапе карьеры Пол почувствует, что добился всего? Сможет ли когда-либо остановиться на достигнутом?
Обычно разговор за столом более всего оживлялся за основным блюдом, состоящим из тонких ломтиков говядины, потому что к этому времени гости уже успели принять по паре стаканчиков вина.
— Мы их уделаем. Без вопросов, — Вэйн Коллинз, будучи управляющим партнером, занимался в фирме преимущественно спортивными вопросами. Еще в колледже он играл в теннис на кубок Дэвиса и продолжил спортивную карьеру, учась на юридическом факультете. Администрация факультета не слишком одобряла такого рода увлеченность, и ему приходилось оправдываться, объясняя, что он беден и зарабатывает игрой на жизнь и учебу. Однако в действительности Вэйн попросту любил спорт как таковой и готов был на все, чтобы играть как можно дольше. На корте он был посеян в первой десятке, а в аудитории всегда оставался по успеваемости в нижней трети. Последним его спортивным сезоном стал год сдачи квалификационных экзаменов. Когда Вэйн отошел от спорта, многие высокооплачиваемые игроки стали обращаться к нему за помощью при заключении контрактов. Эти профессиональные спортсмены доверяли ему, потому что он, даже лучше чем юридическую сторону вопроса, знал их нужды, опасения и сомнения. В пятьдесят пять лет Вэйн ничуть не обрюзг, сохранив и прекрасную мускулатуру, и обворожительную улыбку. Теперь он от имени фирмы курировал деятельность яхт-клуба. Работал Коллинз ежедневно, причем, как правило, ездил в офис на велосипеде. — Мы их уделаем, — повторил он. — Можете не беспокоиться.
— Нам нужен хороший пасующий для центрального нападающего, — буркнул Бентон. — Пол, я ведь просил тебя, перед тем как давать работу тому студенту, выяснить, годится ли он для того, чтобы вечерами по вторникам играть в нашей команде. Ты сказал, что это не проблема. Ну, и где был этот малый в тот вторник?
Дряблый с виду, отнюдь не похожий на человека, находящегося в хорошей спортивной форме, Бентон тем не менее не пропускал ни одной игры. Пол частенько рассказывал жене о том, как Бентон, пыхтя, носится по полю, стараясь перехватить мяч. Это ему удавалось: игроки команд других фирм прекрасно знали, что если Бентон появился на поле, мяч скоро окажется у него. Чему не стоило удивляться: кто из сотрудников решился бы увести мяч из-под носа у старшего партнера?
— Его послали в суд графства Ист-Оранж, — ответил Пол. — Нужно было закрыть пятнадцать лотов. Он позвонил оттуда и сказал, что это дело надо проталкивать.
— Не сомневаюсь, Пол, ты не допустишь, чтобы подобное повторилось, — сухо сказал Бентон. Пол покраснел. Барбара знала: устраиваясь на работу в эту фирму, он никак не думал, что ему придется раздобывать для компании игроков. Но в нынешнем статусе ему оставалось лишь принимать и выполнять распоряжения руководства.
К счастью, воцарившееся за столом молчание было нарушено мистером Джеймсом — человеком, к которому никому и никогда не приходило в голову обратиться просто по имени. Он держался прямо, словно с шомполом в хребте, и несмотря на красное с прожилками лицо казался прекрасно сохранившимся для своего почтенного возраста. В юридических кругах города шутливо поговаривали, что Джеймс попросту заспиртовался благодаря неумеренному потреблению бренди, но у него и по сей день оставалась собственная преданная клиентура, состоявшая из людей старшего поколения. Они обращались к нему не столько из-за его юридических познаний, сколько в силу того, что предпочитали иметь дело со сверстником. В большинстве своем такие клиенты являлись для того, чтобы в очередной раз просмотреть старое завещание или договор о ежегодной ренте, а потом оставались поболтать со стариной Джеймсом о том о сем. К сожалению младших партнеров, мистер Джеймс никогда не брал с постоянных клиентов деньги за время, потраченное на такого рода беседы. В промежутках между подобными визитами он, как правило, сидел за пустым столом и бросал скомканные бумажки в специально поставленную в другом конце кабинета мусорную корзину. Пол как-то поделился с Барбарой предположением, что общее помешательство на спорте началось в компании именно с него.
Мистер Джеймс поддержал единственный юридический вопрос, поднятый за столом:
— Так это дело уладилось?
— Какое?
— Ну то, с пятнадцатью лотами в Ист-Оранж.
— Да, мистер Джеймс.
— Молодец, Пол, — похвалил мистер Джеймс с преувеличенным воодушевлением, с каким всегда выслушивал устраивавшую его информацию.
— А кто играет в следующий вторник? — Бентон не собирался откладывать разговор о матче.
— «Миллер, Олсен и Трипот», сэр, — ответил Пол.
— Несколько лет назад наши с ними интересы пересеклись в связи с одним серьезным делом, касавшимся большого земельного владения. Речь шла о толковании завещания. Помнится, тогда Миллер позвонил мне и сказал, что его клиент согласен на мировую. Я, конечно, сразу смекнул, что раз так, значит, моя позиция сильнее, чем мне думалось. Пошел в библиотеку, поднял старые схожие дела и сообразил, в чем мое преимущество. Так выходит, старина Миллер будет во вторник играть в футбол.
— Нет, сэр, команда его фирмы будет играть с нашей, но сам мистер Миллер в матче не участвует, — отозвался Пол, деликатно умолчав насчет того, что Миллер уже не работает в компании, поскольку по ее уставу в шестьдесят пять лет всех, даже управляющих партнеров, отправляли на пенсию. Младшие партнеры, бывая на обедах у Барбары, порой намекали, что не худо бы спровадить в отставку и мистера Джеймса. Они считали его познания устаревшими, а самого его впадающим в старческий маразм и неспособным вести дела, хотя подобные высказывания звучали лишь в завуалированной форме и, разумеется, в его отсутствие.
Явно обрадовавшись тому, что Джеймс поддержал разговор о футболе, Бентон подхватил:
— Мы можем обставить «Миллера, Олсена и Трипота». Мы обыграли их два года назад, обыграем и сейчас. Ты уж только побеспокойся, чтобы твой студент вышел на поле, Пол.
— Если мы выиграем… я хотел сказать, когда мы выиграем, — тут же поправился Коллинз, — мы получим и первое место в лиге. Это вопрос, не подлежащий апелляции. — У него имелась привычка вворачивать юридические термины в разговорах, не имевших к юриспруденции ни малейшего отношения. — Где устроим банкет по поводу победы, у Мариотта или в моем клубе? Что скажете, джентльмены?