Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю
– И правда, девчонки, светится вся наша Лерка! С рук этого засранца не спускает, в морду целует, глазки ему моет…
– А задницу она ему не подтирает? – уставилась Валечка на Ирину.
– Не знаю… Но такая прелесть, эта псина! Просто не знаю даже, как вот сказать. Сама б в морду его целовала и рядом спать укладывала. Живая душа ведь, девчонки. Тыкается ей в руку он, значит, а она смеется: молоком, говорит, пахнет, думает, что я его мама…
– Вот и пусть думает, что она его мама, – подвела итог всему вышесказанному Наталья Михайловна. – Господи, так ребенка хотела, а вместо ребенка – собака.
«Пусть уж лучше собака», – честно призналась себе Альбина Михайловна Спицына и вопросительно посмотрела на сидящую рядом Аурику Георгиевну. После недавнего откровенного разговора с матерью Аля поймала себя на мысли о том, что ощущает себя рядом с нею в эмоциональной безопасности. Причина лежала на поверхности: впервые за столько лет они выступали союзниками, имея одинаково негативное отношение к Лериному желанию усыновить малыша.
– Радуется, значит? – как-то очень по-человечески поинтересовалась Аурика Георгиевна и с тоской посмотрела на притихшую в уголке комнаты Полину. – Есть, значит, чему. И главное – тварь бессловесная, против ничего не скажет. Не то что моя, – кивнула она головой в сторону домработницы. – Смотри, – тихо проговорила Аурика дочери, а потом, приосанившись, произнесла поставленным голосом преподавателя: – Поли-и-ина!
Полина подняла голову и бессмысленными глазами уставилась на свою бывшую хозяйку.
– Поли-и-ина! – повторила Аурика Георгиевна. – Ты хочешь есть?
Женщина отрицательно помотала головой, а потом, словно вспомнив слово, ответила:
– Нет.
– Поли-и-ина, – снова произнесла Аурика. – Давай, памперс поменяем? Давай?
– Нет. – В этот раз та отреагировала быстрее.
– Поли-и-ина, – продолжила свой эксперимент Аурика Георгиевна. – Ты – Поли-и-ина?
– Нет, – хихикнула та и, показав пальцем на Алю, сказала: – Вот Полина.
– Ма-а-ма, – очень тихо обратилась к Аурике Алечка. – Ты понимаешь, что происходит?
– Понимаю, – грустно подтвердила Аурика Георгиевна.
– Ее слабоумие слишком быстро прогрессирует. Мне кажется, еще месяц назад она была немного другой.
– Я вижу.
– Может быть… – попыталась Альбина Михайловна Спицына в очередной раз произнести то, что думала, потому что как врач могла точно констатировать абсолютный распад личности своей бывшей няньки.
– Никаких «может быть», – спокойно, без надрыва, отмахнулась от дочернего предложения Аурика Одобеску, и тут Алечка к своему ужасу отметила, что впервые видит собственную мать с непрокрашенными седыми волосами. Сердце ее сжалось: это было так не похоже на прежнюю Аурику.
– И все-таки, – снова попыталась она начать разговор, но мать тут же ее прервала:
– Слушай, Алька, не начинай заново. Ты лучше подумай: почему твоя Лерка эту животину под машиной подыхать не оставила?
– Жалко стало, – с готовностью ответила Аля. – Живое все-таки существо.
– А мне, думаешь, эту (она кивнула в сторону Полины головой) не жалко?
– Жалко, – подтвердила Алечка правомочность материнского чувства.
– У Лерки детей нет – щенок, значит. А у меня уже и быть не может, а несмотря ни на что – вот… – с любовью посмотрела она на коротко стриженную Полину. – Вот, вспомнишь меня! Не знаю, доживу, не доживу, а Лерка твоя сердцем отогреется, в себя поверит и родит.
– Не родит она, мама.
– Ну не родит, так возьмет. Кого хочет-то?
– Никого, – буркнула Аля. – У нее щенок есть.
– И не один, – неловко пошутила Аурика Георгиевна.
– В смысле? – не сразу поняла Альбина.
– В смысле – один и еще один, – захихикала Аурика. – Смотрю я на вашего сказочного богатыря и думаю: «Большая Федула, да дура». Ребенок он еще. Лерка только бровью поведет, и он слушается.
– Какой есть, – немного обиделась за зятя Алечка, хотя не могла не признать, что в словах матери есть доля правды.
– Это точно, – поспешила согласиться Аурика. – Хороший мальчишка. Все вы хорошие… у меня. И ты хорошая, – вдруг громко и строго произнесла она и улыбнулась Полине: – Полина хо-ро-шая. Полина хо-ро-шая. Аурика любит Полину.
– Любит, любит, – одними губами повторила превратившаяся в ребенка Полина Ивановна Вашуркина и закачалась в своем кресле.
А Аурика Георгиевна тут же переключилась и как ни в чем не бывало поинтересовалась:
– Звать как?
– Кого?
– Ну не меня же, – заворчала Аурика. – Щенка как назвали?
– Заяц, – сообщила Алечка и неожиданно почувствовала всю неуместность выбранного дочерью имени.
– За-а-аяц? – широко распахнула свои немного выцветшие от старости глаза Аурика Георгиевна. – А с чего – Заяц? Назвали бы Лев. Люди бы боялись. Говорила я тебе, Алька, мало она читает: совсем воображение не развито. То же мне: «зайка Петя». А этот-то куда смотрит? Ты только представь! «Где Матвей Вадимович?» – «Матвей Вадимович пошел гулять с Зайцем». Что подумают?
– Мам, – Аля даже обрадовалась, увидев, что Аурика настроилась на такой боевой лад. – Тебя, вроде, никогда не интересовало, что люди скажут?
– Меня и сейчас это не интересует, – успокоила дочь Аурика и, посмотрев на часы, сообщила: – Полшестого. Кормить пора. По-ли-на! – позвала она. – Есть будем.
– Давай помогу, – бросилась к матери Алечка.
– Еще не хватало, – рассердилась Аурика Георгиевна. – Старухе в рот заглядывать. Езжай давай к своим зайцам. Соскучились, поди.
Альбина Михайловна Спицына усмехнулась: скучать Жбанниковым было некогда. Вся жизнь молодых супругов оказалась подчинена интересам найденного щенка с нелепым именем Заяц.
Ночные бдения Леры скоро сказались на ее самочувствии: она стала вялой, забывчивой и невероятно раздражительной, когда кто-нибудь напоминал ей о прямых ее обязанностях. И тогда заботливый Матвей на полном серьезе посоветовал ей обратиться к заведующему кафедрой, где она работала, с просьбой о внеочередном отпуске.
– Прямо посреди семестра? – поразился заведующий неслыханной наглости сотрудницы.
– Пожалуйста, – взмолилась Лера и предложила уместный компромисс: – Пусть кто-нибудь возьмет мою часть нагрузки, чтобы часы не пропадали. Я возражать не буду.
Заведующий, не посвященный в подробности того, что происходило в семье у Жбанниковых, не на шутку обеспокоился, обнаружив, как оживился взгляд самой флегматичной сотрудницы вверенного ему подразделения. «Наверное, что-то случилось?» – предположил он и, решив не брать греха на душу, разрешил: «Но только по распоряжению ректора, Валерия Валентиновна. Иначе не могу, уж извините».
В отличие от остальных работников Института управления, бизнеса и права, Лера была с ректором по-настоящему накоротке, поэтому легкомысленно понадеялась на полное понимание со стороны власти и практически уже почувствовала себя на заслуженном внеочередном отдыхе.
Обнаружив на своем столе заявление «наследницы Тутти», Наталья Михайловна Коротич рассвирепела не на шутку и вызвала нерадивую сотрудницу к себе на ковер.
– Что это? – сунула она под нос племяннице завизированное заведующим кафедрой заявление.
– Заявление, – невозмутимо ответила тетке Лера.
– Я вижу, что заявление, – Наталья Михайловна выбралась из-за стола и, подойдя к окну, высотой в человеческий рост, встала спиной к посетительнице, ожидая, пока та соберется с мыслями.
– Наташа, – по-свойски обратилась к ней племянница, недоумевая, чем вызвана подобная реакция тетки. – А что такого-то? Это же не заявление об уходе, это заявление об отпуске.
– На всякий случай, хочу напомнить, – обернулась Наталья Михайловна и строго посмотрела на Леру, – начало марта: второй семестр в разгаре. А у тебя – ставка. Для того, чтобы вносить изменения в учебное расписание, необходимы очень серьезные основания. Какие у тебя основания?
– Наташ, я устала. Я хочу немного отдохнуть. Выспаться. Я не сплю уже полтора месяца. Ты же знаешь…
– Я-то знаю, но при чем здесь работа? Ты что, ночами диссертацию пишешь?
– Нет.
– Тогда что ты делаешь ночами?
– Ты знаешь, – Лера ответила очень тихо и уставилась на тетку исподлобья.
– Нет, я не знаю, – упорствовала Наталья Михайловна. – Но очень хочу знать.
– Мы с Матвеем кормим Зайца.
– За-а-а-йца? – поразилась Наташа. – Вы с Матвеем? То есть к концу дня на моем столе будет лежать еще одно заявление? От твоего мужа? Отли-и-ично! Я не против. Только заявление, Лерочка, придется переписать. Не по форме потому что.
– Я перепишу, – не стала спорить Лера и потянулась за шариковой ручкой, стоящей в яшмовой карандашнице.
Наталья Михайловна подошла к столу, раскрыла красную кожаную папку, достала оттуда чистый лист бумаги и с серьезным выражением лица протянула его племяннице:
