Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра
Мгновение он недвижно глядел в окно, потом повернулся к Рори и сказал:
— Турди теперь вовсе не умеет считать, даже до двух.
Тут П. Л. распрямил плечи и принял наигранно-бодрый вид.
- Но есть великолепные, радостные новости. Опыты с воробьями, помните, в условиях искусственного освещения. Я стою на пороге нежданного великого открытия. Это будет настоящий переворот в орнитологии... Есть немало работ о стимулирующем влиянии света на циклы размножения и вообще на биоэнергию птиц, на энергетический баланс... ну, да знаете, это уже много лет. Что вызывает циклическую активность половых желез? В общем, все указывало, что с усилением освещенности усиливается и воздействие на гипофиз, а также усиливается функция яичек или яичников. Да вы слушаете?
Рори кивнул. В общих чертах он был знаком с этими исследованиями.
— Так вот, клянусь богом, это еще не все! — П.Л. говорил возбужденно, морща лоб. - Существует еще и врожденная ритмическая тенденция к их повторной активизации, во всяком случае, не только одно воздействие освещения. У меня есть воробьи, которые с прошлого лета живут в условиях десятичасового светового дня, и яички у них, однако, находятся в стадии развития, то есть с первичными сперматозоидами в синапсах... - Он заговорил медленнее, потом совсем умолк, и Рори смог ввернуть вопрос, который давно жаждал задать:
— Ну как там у вас теперь с вахтерами?
— Недурно, — добродушно ответил П. Л. — Недурно. Потому-то я и явился сюда. Если бы у меня продолжались схватки с вахтерами, было бы невозможно оставить птиц. Эти кретины непрестанно капали начальству, что я не содержу птиц в должной чистоте. А мне нужно собирать экскременты для калориметрических измерений, А потом они захотели даже продезинфицировать помещение. Господи! Но я их два-три раза выставил в шею, и теперь они унялись! Я оставил студента присматривать за ними.
П. Л. прямо взглянул на Рори и продолжал:
- Будьте готовы к этому, Рори, - медленно произнес он. - Перед исследователем вечно будет стоять эта проблема! Широкая публика всегда останется ордой хихикающих идиотов. Им невозможно объяснить,чем мы занимаемся, потому что они ничего не смыслят, да и не станут пытаться понять. Наука, техника так далеко ушли вперед, настолько обогнали умственное развитие среднего человека, что ему уже их не догнать. И притом каждый болван, который подметает полы, воображает, что он вправе критиковать работу ученого, на том основании, что у птиц, которые живут в лаборатории, есть блохи, или что все это противоречит библии, или из-за какой-нибудь еще глупости. Господи, что за безумный мир!
Из своего скудного одеяния П Л. извлек изогнутую трубку и кисет и стал набивать ее табаком.
— Я уже много чего наговорил, — заявил он — А как ваша работа?
— Хорошо.
И Рори рассказал о поездках и тех районах, в которых он побывал.
— Меня удивило, — сказал он, — огромное число молодняка. Видя весной летящую на север стаю в сто гусей, каждый охотник рассуждает так: сто птиц, пятьдесят пар, на каждую пару по четыре птенца, значит,по осени вернется триста гусей. Он не знает, что шестьдесят процентов, а то и больше, не выводит птенцов,что среди сотни гусей в лучшем случае всего двадцать взрослых самок, то есть двадцать, у которых будут птенцы.
П. Л. зажег трубку, сел, положил ногу на ногу и принялся задумчиво дымить.
— А сколько настреливают каждой весной здешние дикари? — осведомился П.Л.
Рори облизал губы. Весенняя охота на гусей, которую практиковали здешние индейцы, была бельмом на глазу для охотничьих клубов на юге Канады и даже некоторых тамошних биологов.
— Я тщательно все проверил, — сказал Рори. — Она не играет серьезной роли. На индейцев приходится чуть больше пятой части всех отстреливаемых за год птиц. И главным образом индейцы сбивают годовалых птиц, которые в этом году все равно не стали бы вить гнезда.
— Ерунда! — вставил П Л. — Они свили бы гнезда на следующий год. В этих местах нужно вообще запретить весеннюю охоту.
— Ну, конечно, нужно! Но учтите, что, прежде чем она начинается, здешние бедняги успевают порядком оголодать, когда у них по нескольку недель нет ничего, кроме ячменных лепешек. Охота на гусей для белого охотника развлечение, а для индейца это жизнь или голодная смерть. Доля индейцев очень невелика, и я собираюсь написать в своем отчете, чтобы охоту индейцев не трогали до самого крайнего момента.
П. Л. вынул изо рта трубку, и венчик его жидких, растрепанных волос запрыгал опять.
- Вы рассуждаете как старая плаксивая баба, -сказал он. — Если эти ублюдки не могут прокормить себя полезным трудом, так, по-моему, пусть подыхают.
Что П. Л., такой прямой и самостоятельный в своих суждениях, разделяет расовые предрассудки, Рори и предполагать не мог. Его несколько озадачила холодность П. Л. с Джеком у каноэ, но он тогда отказался принять то, что за этим стоит. Теперь все стало ясно. В мире П. Л. для них тоже не было места. С минуту Рори терзала жгучая боль, он возмутился, потом возмущение улеглось, и он почувствовал одновременно удивление, недоумение и печаль.
Несколько секунд стояла неловкая, натянутая тишина. Потом Рори сказал:
— Начали вылупляться птенцы. Пара деньков, и все гуси не смогут летать. Готовы поехать со мной на окольцовку?
— Готов? Да я уж неделю готов!
— Тогда начнем с нашего гуся. Поедем завтра, поставим ловушку, переночуем там, а я постараюсь договориться, чтобы на следующий день подошли помощники.
— А что, этого вашего проводника, этого дикаря,тоже необходимо взять с собой? — спросил П. Л. — На меня эти желтые жуть наводят.
— Нам потребуются все, кого только удастся привлечь. Джок хороший человек. Возможно, нам будет помогать одна девушка-индианка.
— Девушка? Скво? Упаси боже! Наверное, вы уже втюрились тут в какую-нибудь раскосенькую бестию!
— Если уж вы так настаиваете, - сказал Рори, глядя серыми глазами прямо в глаза П. Л , — да, втюрился. Ну а теперь не покажете ли желтый пластик?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
На следующее утро, оставив П. Л. завтракать в одиночестве, Рори на каноэ спустился к устью Киставани, где и обнаружил Кэнайну с матерью, они сидели в каноэ и вытаскивали сети. Дэзи Биверскин сидела на корме с веслом, удерживая каноэ на месте, в то время как Кэнайна на носу выбирала белую сеть. Рори подплыл и, улыбнувшись, поздоровался со старшей Биверскин. Ее лицо, изборожденное морщинами, напоминало усохшее яблоко. Когда он впервые увидел ее, она показалась ему безобразной, но она улыбнулась ему в ответ, и в ее морщинистом лице появилось теплое, безыскусное очарование, которое располагало к себе.
