Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы
— Расскажи что-нибудь, — прошу я.
Он мотает головой:
— Нет, маленький, сегодня нельзя.
— Почему?
— Потому что нужно в оба смотреть по сторонам.
Я смотрю по сторонам, но ничего особенного не вижу. Вдоль мостовой стоят сугробы грязного, серого снега, на тротуаре блестят лужи. С крыш каплет, сосульки сверкают на солнышке. Скоро весна, скоро мой день рождения…
— Расскажи лучше ты мне что-нибудь, — говорит папа.
— Я? Я ничего не знаю…
— Ну, не может быть…
— Правда.
— Тогда подумай, что бы тебе хотелось купить.
— Купить? Ты можешь мне что-нибудь купить?
— Все, что ты захочешь!
— У тебя теперь так много денег?
— Тш-ш!.. Об этом нельзя говорить.
— Почему?
— Потому что кто-нибудь может услышать. Так что же ты хочешь?
— А ты правда купишь мне все-все, что я захочу?
— Правда!
— Тогда велосипед.
— Хм… Велосипед, — говорит папа. — Это, конечно, замечательная вещь. Только куда мы его поставим?
— Можно повесить на стенку. В коридоре.
— Ну что ж… Но нужно посоветоваться с мамой.
Он согласен! Если он уговорит маму, у меня будет велосипед! Настоящий двухколесный велосипед! Как я хочу велосипед… Колеса крутятся, крутятся, спицы блестят и переливаются на солнышке…
Мне становится жарко, я расстегиваю кожух и снимаю шапку.
— Ты не простудишься? — спрашивает папа.
Как я могу простудиться, если у меня будет велосипед! Новенький велосипед! Я поеду далеко-далеко!.. Просто полечу по воздуху… Немножечко буду вертеть педали и лететь, лететь!.. Скорей бы уже, скорей бы он у меня был, мой велосипед!
Я кручу в руках шапку и подпрыгиваю на ходу. Жалко, что нельзя снять кожух. Если бы не такой тяжелый кожух, я бы уже сейчас полетела…
— А где шапка? — спрашивает мама.
Я трогаю голову руками — шапки нету. Я сняла ее… А потом… Потом потеряла нечаянно…
— Потеряла? Потеряла?! Как это можно потерять шапку? Ты что, развязывала тесемки? Говори, мерзавка, развязывала тесемки?! — Она хватает меня за волосы и принимается таскать из стороны в сторону. — Скотина! Сволочь! Кто тебе позволил?! Кто тебе позволил, я спрашиваю! Молчишь, дрянь?
Я не молчу, я визжу от боли.
— Ну погоди, я тебе покажу! Распустилась!.. Ничего, я тебе такую трепку задам, что долго будешь помнить. Будешь знать, как своевольничать!
— Прекрати, Нинусенька! — говорит папа.
— Что — прекрати? Что — прекрати?
— Прекрати эту безобразную истерику и оставь ребенка в покое.
— Ну конечно — оставь! Что значит оставь? Нет, как вам это нравится — оставь ребенка в покое! Значит, пускай вытворяет, что хочет, пускай выбрасывает вещи? Сегодня шапка, завтра пальто, послезавтра вообще полная распущенность! Уму непостижимо! Я стараюсь хоть как-то обуздать, привить хоть какие-то правила, а он тут же сводит все мои усилия насмарку! Вместо того чтобы сказать спасибо, меня же еще и одергивает!
— Никакие правила, Нинусенька, тут ни при чем. Если восьмилетний ребенок прошел пятнадцать километров в пудовом кожухе, ничего удивительного, что ему стало жарко. Тем более что сегодня шесть градусов тепла.
— А кто ее заставлял? Никто ее не гнал и не неволил! Сидела бы дома, было бы больше пользы.
— Не вижу никакого преступления в том, что ребенок хочет пойти куда-то с отцом.
— С отцом! Вот именно — с отцом! Одно название, что отец. Сам хуже любого ребенка. Как это можно было — не заметить, что она снимает шапку? Куда ты смотрел?
— Смотрел, чтобы не выхватили из рук чемодан.
— Да уж, чемодан! Герой, нечего сказать…
Герой или не герой, а когда несешь полный чемодан денег, приходится быть начеку.
— Нет, вы подумайте! — Мама всплескивает руками. — Это у него называется «быть начеку»! Потерял вместе с этой бестолочью, со своей обожаемой дочерью, шапку и даже не заметил где и когда! И вообще, не притворяйся, пожалуйста, что ты не понимаешь, о чем я говорю. Вместо того чтобы проявить хоть какую-то строгость, запретить, приструнить, все позволяешь, на все смотришь сквозь пальцы, потакаешь всем выдумкам. Строишь из себя доброго дядюшку. Ничего, ничего, подожди, все это еще против тебя и обернется. Увидишь! Специально были пришиты тесемки именно для того, чтобы этого не случилось!
— Нинусенька, когда держишь в руках такую сумму, приходится думать не о шапках и не о тесемках, а о том, как донести деньги в целости и сохранности.
— Целости и сохранности! Вот уж верно говорят: у страха глаза велики! Заячье сердце! И вообще, непонятно, с какой стати ты тащился пешком, когда ходят троллейбусы. Все дурацкие выдумки!
— Троллейбусы, Нинусенька, ходят переполненные. В это время в них невозможно втиснуться. Я не хотел висеть всю дорогу в дверях и каждую минуту опасаться, что какой-нибудь бандит вырвет у меня из рук чемодан.
— Так уж обязательно и вырвет!
— Да, один толкнет, а другой тем временем выхватит чемодан. Ты сама прекрасно знаешь, как это делается.
— Я знаю одно — при мне она не посмела бы развязывать тесемки. И шапка была бы цела. Кстати, ограбить с тем же успехом могут и посреди улицы.
— Посреди улицы днем, как правило, не грабят. Грабят там, где давка и толчея, — в транспорте и в магазинах. Я потому и шел пешком, что старался выбрать наиболее безопасный вариант.
— С чем и поздравляю! Проявил такую великую бдительность, что посеял шапку. Молодец!
— Представь себе, — папа шумно дышит и трет подбородок пальцами, — представь себе, Нинусенька, что мне плевать на все эти твои мерзкие тесемки и проклятую копеечную шапку, из-за которой устраивается такой скандал!
— Так бы и сказал с самого начала. — Мама поджимает губы. — Я это давно заметила. Тебе плевать не только на шапку, тебе и на меня плевать. Мерзкая копеечная шапка! Миллионщик. Фон-барон! Если хочешь знать, ее только нынешней осенью сшили — эту шапку.
— Не сшили, а в очередной раз перешили. Нинусенька, извини меня, но это невыносимо! Именно в тот день, когда я принес тебе полный чемодан денег…
— Чемодан денег! Заладил, как попугай! Не хватает только, чтобы соседи услышали.
— Именно в тот день, когда я принес тебе полный чемодан денег, — продолжает папа, — ты считаешь необходимым сживать меня со свету из-за пакостной, подбитой ватой шапки, которую в любом случае давно пора выкинуть!
— Ах вот как!
— Да, выкинуть и забыть — вместо того чтобы трижды перешивать!
— Не знаю, о чем ты говоришь. Я что-то не помню, чтобы ее трижды перешивали. И вообще, дело не в шапке, дело в отношении к вещам.
