Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2013)
На последнем «этаже» книги авторы позволяют себе пристрастность и субъективность, но право на это они обосновали в главных разделах книги, доказав свое умение размыкать горизонты личной точки зрения. Не всем в этой части понравится глава о Флоренском: в своем развенчании мыслителя авторы в нашей научной литературе остаются едва ли не в одиночестве. Но если оценки спорны, то сам интеллектуальный портрет Флоренского отнюдь не произволен и заставляет получше «оглядеться». Нашел в книге место и вечный спор о «Вехах»: им посвящены два раздела. Я разделяю позицию авторов, но все же в этом случае не помешали бы дистанцированность от столетней давности события и учет корпуса разного рода «Анти-Вех», которые ведь не всегда были по-ленински глупы и представляли свою глубокую традицию. Не берусь судить, насколько справедлива статья о «православном энергетизме», но, как бы там ни было, мы должны наконец-то научиться правилам внимательной оценки того, что происходит сегодня в религиозной мысли, и такой опыт с точки зрения ортодоксии‑прямостояния тоже очень важен. Замечательна по трезвости и остроте взгляда (чуть не сказал бестактно — вольтеровской) статья о «политическом православии». Если авторам придется когда-нибудь греметь кандалами, то — за нее.
Статьи последнего раздела воинственно критичны. Но они не вызывают раздражения: в них нет агрессии, но есть твердое намерение осуществить «различение д у хов». Мне кажется, что сейчас это искусство нужно как никогда. Сегодняшней культуре не хватает своего рода гироскопа, который фиксировал бы опасные отклонения. Понятно, почему: слишком уж много вокруг самозванных инспекторов. Но наши авторы предъявляют не инвективы, а аргументы. Они — критики в исконном смысле. Слова «критика» и «кризис» восходят к греческому глаголу «крино»: разделять, выбирать. «Критэс» — это тот, кто умеет рассудить и сделать выбор, толкователь, сторонник. И такой критики — по‑прежнему мало.
Теперь о второй книге, созданной в совершенно другом жанре, который сам по себе уже стал достоянием истории и предметом изучения культурологов-советологов: это — жанр информационно-аналитического обзора, предназначенного «для служебного пользования». Таковым и было первое издание данного труда. (У меня на полке стоит этот реферативный сборник 1987 года с тюремно-полосатой обложкой и номером зэк , пардон — экз. 000457 ). Удивительно, что для переиздания ничего менять не пришлось, кроме предисловия, библиографии и нескольких примечаний. Авторы этого «обзора» в оные времена славились дерзким умением вставить в корректную упаковку совершенно невозможное для любого неленивого цензора содержание. Плохо другое: актуальность этого текста также не изменилась, если только не обострилась. Исследование направлено на разгадку одной из «тайн беззакония», на феномен идеологии — этого знаменательного порождения Нового времени, которое во второй половине XX века некоторые политдоктора уже собирались было хоронить, но вскоре поняли, что пациент даже не болел, а только наливался силами. Небольшое по объему, это сочинение все же — настоящая Summa по своей системности и резолютивности. В нем рассмотрена сама природа идеологии как формы духа; ее исторические истоки и социальные субстраты (прежде всего — интеллигенция и «массовидный» человек); поразительная способность идеологий исподволь проникать в подлинную традицию и имитировать преемственность; современная мутация «классических» идеологий в причудливые смеси из несовместимых элементов; наконец — ценностный релятивизм с его вполне абсолютистским диктатом при внешнем плюрализме. Ресурс проанализированных источников впечатляюще велик; теоретики, которые попали в поле зрения наших авторов, по большей части выдержали испытание временем и остались в числе обсуждаемых мыслителей. Читатель, несомненно, почувствует преимущество «реферативного обзора»: мы попадаем в силовое поле темпераментных дискуссий 60 — 80-х, видим весь спектр мнений, по сути — получаем энциклопедию идейных баталий того времени, но не испытываем давления со стороны обозревающего «я» (или «мы»). Но, при всем том, не стоит обманываться реферативной формой работы: это авторская патетичная книга, проникнутая дискуссионным настроением, ни на одной странице на забывающая «злобу дня» и не скрывающая личную позицию своих создателей.
Что же это за монстр — идеология? Я рискну определить ее так: идеология — это идея, которая служит внеидейной силе как ее интеллектуальное оформление и оправдание. Само по себе это дело обычное и нестрашное. Худо, если при этом идеология выдает себя за идеи и занимает их место. Из всех многочисленных бастардов Просвещения этот — среди самых жутких, поскольку он разъедает саму основу цивилизации: способность к разумному целеполаганию. Р. Гальцева и И. Роднянская воспринимают это явление как вызов на смертный бой, и невинный жанр обзора превращается ими в публицистическое контрнаступление: в каждой реплике от имени авторского «я» трубит горн и созываются немалочисленные союзники. Попутно выясняется, что не все «клерки» (если позаимствовать мотто Ж. Бенда) оказались предателями своей миссии. (Самое удивительное при этом, что аналитическая объективность и корректность не приносятся в жертву. Кажется, сегодняшние аналитики так не умеют). В своей работе авторы особенно внимательны к проблеме «кто виноват?» и детально воспроизводят те концепции, которые выявляют истоки идеологической одержимости в европейской истории. Увы, эти патогенные факторы продолжают действовать, и потому ни авторов, ни читателей не будет радовать возрастающая актуальность этого «обзора».
Если том «К портретам…» — эмоциональный, ярко написанный, плотно заполненный мыслями и хорошо оформленный — будет, конечно, иметь читательский успех, то в судьбе малотиражной «Суммы...» я не уверен. Но мне жаль эту блистательную книгу-золушку, которую надо бы раздавать как листовки и которая опять останется непрочитанной.
Александр ДОБРОХОТОВ
КНИЖНАЯ ПОЛКА ЕКАТЕРИНЫ ДАЙС
Михаил Вайскопф. Влюбленный Демиург. Метафизика и эротика русского романтизма. М., «Новое литературное обозрение», 2012, 696 стр. («Научная библиотека»).
В ожидании Конца Света особенно любопытно читать, как это было в прошлые эпохи. Согласно вычислениям швабского мистика И. А. Бенгеля, «битва Христа с Антихристом» должна была состояться в 1836 г. В ожидании этой даты, по наблюдениям Чижевского и Винницкого [19] , был создан и гоголевский „Ревизор”» — пишет Михаил Вайскопф в своей новой книге.
Этот 700-страничный талмуд — настоящий подарок для всех любителей гностицизма, масонства и русской литературы. Рассматривая русский романтизм с точки зрения масонско-пиетистского дискурса, Вайскопф создает настоящую энциклопедию русского гностицизма XVIII — XIX вв., со всей убедительностью, на обширном и тщательно проработанном материале показывая, что большинство русских писателей и не скрывали своих мистических озарений. «Согласно русским „каменщикам”, поклонникам Я. Беме, Дж. Пордеджа и маркиза Л. К. де Сен-Мартена, человек и вся природа сотворены были светлыми и чистыми, земля была „верной женой своему мужу” — небу. Но грехопадение Адама „изгнало его из рая, погасило в уме его светильник небесной Премудрости и низринуло в нем весь человеческий род в царство болезней, труда и смерти — на землю, покрытую тернием и волчцами”, ибо оно повлекло за собой и падение „всей натуры”: изначальный свет ее был пленен тьмой и материей. Это был тот самый „платонизирующий” (а в сущности, компромиссный либо, если угодно, умеренный) гностицизм <...> который претендовал на исцеление падшего мира, — в отличие от более радикальных гностических или христианско-дуалистических учений, призывающих к бегству отсюда. По своему основному тону он очень близок к каббале — точнее, вобрал в себя ее христианизированную версию».
Книга Вайскопфа насыщена многочисленными весьма полезными ссылками на труды, посвященные масонству в русской культуре. И если следовать правилу, придуманному в юношестве Алистером Кроули — прочитывать все произведения, упомянутые в книге, то перед нами, по сути дела, ветвится универсальная энциклопедия русского текстуального эзотеризма. Эрудиция автора, его неожиданно меткие и хлесткие формулировки не могут не восхищать. Вот, например, несколько из них: «…безнадежно архаичный Карамзин, писавший ее [Историю государства Российского] с оглядкой на Тита Ливия», «заклинания Погодина и Шевырева, гекзаметры Деларю, ритмизованная теургия Гоголя — все это совершенно однородные сигналы элитарно-жреческого сознания. <…> Их „ангел-хранитель”, витающий над изголовьем, — это, в сущности, гибрид Христа с Аполлоном».
