Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны
За ужином Кинтин попытался быть с Мануэлем поласковее.
– Ты такой же упрямый, как твоя мать, – сказал он, протягивая ему руку и пытаясь все обратить в шутку. – Я жду только одного: чтобы ты мне подчинился, и ты сразу же получишь назад свою должность. Ты убрал флажок?
Мануэль пригладил волосы и выпрямился на стуле.
– Нет, папа, еще не убрал. Но ты не беспокойся. Я не сторонник независимости. Мне нужно поговорить с тобой о чем-то куда более важном.
После ужина они прошли в кабинет и закрыли дверь. Кинтин решил не принимать всерьез мятежного поведения сына. Настанет день, когда «Импортные деликатесы» будут принадлежать ему, так же как и все прибыльные коммерческие связи Буэнавентуры. Этой историей с флажком Кинтин испытал его и был доволен реакцией Мануэля. Тот показал себя человеком, способным защищать свои права. На следующий день он собирался отдать распоряжение служащим вернуть рабочий стол Мануэля в офис напротив своего кабинета и восстановить сына в должности бухгалтера. Но то, что сказал ему Мануэль, повергло его в крайнее изумление.
– Я влюблен в Кораль Устарис, папа, и она меня тоже любит, – сказал Мануэль. – Мы бы хотели пожениться как можно скорее, но мы нуждаемся в твоей поддержке. Поскольку у нас нет денег, мы хотим попросить у тебя ссуду, достаточную для приобретения квартиры. Нам обоим уже исполнился двадцать один год, и мы могли бы поселиться отдельно, но мы не хотим делать этого, не поставив в известность тебя и маму.
Он говорил очень спокойно; у него и в мыслях не было, что отец может быть против.
Кинтин сидел в кресле за столом. На краю стола лежал карандаш, и Кинтин, достав из кармана точилку, стал его сосредоточенно затачивать. В кабинете было так тихо, что слышно было, как светлая стружка от карандаша с шуршанием падает на полированную крышку стола.
– Ты знаком с матерью Кораль Устарис? – осторожно спросил Кинтин Мануэля.
– Это сеньора, которую зовут Эсмеральда Маркес, кажется, она из Понсе. Мама говорит, она ее лучшая подруга. – И простодушно добавил: – Однажды мы приходили к ним в гости в Старом Сан-Хуане, когда мы с Вилли были еще маленькие. Мы давно знаем Перлу и Кораль.
Кинтин удивленно поднял глаза:
– Исабель водила тебя в дом Эсмеральды Маркес?
– Конечно, водила, – ответил Мануэль. – А почему она не должна была водить?
– Сейчас покажу почему, – сказал Кинтин. И нарочно оцарапал себе кончик указательного пальца точилкой, так что на стол упала капля крови. – Видишь эту кровь, Мануэль? В ней нет ни капли арабской, еврейской или негритянской крови. Многие умирали за то, чтобы сохранить ее чистой, как снега Гуадаррамы. Мы воевали с маврами и в 1492 году выгнали их из Испании, а вместе с ними и евреев. Когда твой дед приехал на Остров, приходские священники держали специальные книги, куда записывали браки только между белыми. Многие из этих книг сохранились до сих пор; священники ревностно оберегают их, хотя не все про это знают. Уверяю тебя, брак Эсмеральды Маркес и Эрнесто Устариса не обозначен ни в одной из них, потому что Эсмеральда – мулатка. И потому ты не можешь жениться на Кораль Устарис.
Я слышала весь разговор, стоя за дверью, и была на грани нервного срыва. Воцарилась гробовая тишина. Я робко постучалась, но мне никто не ответил. Повернула ручку – дверь оказалась открытой, я осторожно вошла. Кинтин и Мануэль стояли по обе стороны стола, друг напротив друга. В какой-то момент я подумала, что они помирились и сейчас обнимутся, но тут же поняла, что оба собираются с силами, чтобы продолжить борьбу. Это длилось несколько секунд. Прежде чем я успела что-либо сделать, Кинтин оттолкнул Мануэля.
– Немедленно убирайся из этого дома, если не хочешь, чтобы я тебя убил! – закричал он на сына. – Неблагодарный щенок!
Мануэль вышел из кабинета, заперся у себя в комнате, собрал вещи и ушел из дома. Гнев Кинтина был ничто по сравнению с тем, что чувствовал Мануэль, – в доме повсюду ощущался горький привкус беды.
36. Безрассудное поведение Кинтина
Я пыталась любыми средствами, имеющимися в моем распоряжении, вернуть Кинтину доброе расположение духа.
– Ты – тиран и троглодит, – сказала я ему, когда вечером мы раздевались перед сном. – Ты думаешь, Мануэль как ты – на все готов ради «Импортных деликатесов». Но для него деньги не имеют такого значения, как для тебя. К тому же у него есть гордость. Дочь Эсмеральды – образованная и красивая девушка. Ты должен попросить прощения у Мануэля и разрешить ему жениться на Кораль.
Но Кинтин меня и слушать не хотел.
– Буэнавентура и Ребека никогда меня не простят, – бормотал он сквозь зубы. – Прежде чем у меня будет внук мулат и я породнюсь с Эсмеральдой Маркес, они меня убьют.
– А Вилли? – гневно спросила я. – Его ты куда денешь? Получается, ты из тех, кто, бросив камень, прячет руки за спину.
У стен дома на берегу лагуны всегда были уши, так что вечером все уже знали, что Кинтин и Мануэль едва не подрались. Эулодия сказала мне, что Петра сильно встревожена и что вчера она целый вечер молилась Элеггуа у себя в комнате. В тот же вечер она послала Викторию сказать, что хочет меня видеть. Петре было девяносто три года, и она почти не бывала на верхних этажах дома. Артрит ее совсем скрутил, и подниматься по лестнице ей было трудно. И когда она вошла ко мне в комнату, то тяжело дышала.
– Прежде чем уйти, Мануэль приходил ко мне, – сказала Петра. – Он сказал, что отец выгнал его из дома и что идти ему некуда. Денег у него не было, так что я сказала, чтобы он ехал к Альвильде в Лас-Минас. У нее свой дом, она каждый месяц получает от федерального правительства пенсию по инвалидности. Я ему посоветовала не держать зла на Кинтина и как ни в чем не бывало прийти завтра с утра на работу. «У него к утру вся злоба пройдет, – сказала я, чтобы его успокоить. – Твоему отцу не понравилось, что ты хочешь жениться, потому что он все еще считает тебя ребенком. Но человек он хороший». Мануэль пообещал, что не наделает глупостей.
На следующий день я поехала в Старый Сан-Хуан поговорить с Эсмеральдой обо всем, что произошло. Она уже была в курсе всех подробностей. Мануэль все рассказал Кораль, а Кораль передала все матери. Альвильда ушла жить в другое место, а дом оставила Мануэлю. Но Эсмеральда была в тревоге, потому что Кораль тоже переехала в Лас-Минас.
– Даже не спросила у нас разрешения, – сказала Эсмеральда. – Просто собрала вещи и поставила нас в известность, что будет жить вместе с Мануэлем. Мы обрадовались: Мануэль – замечательный юноша, и мы надеемся, они скоро поженятся. Но мы беспокоимся, не случилось бы чего с Кораль в этом пригороде.
Я объяснила Эсмеральде, что половина жителей Лас-Минаса – родственники Петры, так что и Кораль, и Мануэль там в полной безопасности.
– Петра в Лас-Минасе – что-то вроде представителя власти, – сказала я. – Стоит только всем узнать, что они под ее защитой, – каждый сделает все возможное, чтобы им помочь.
Я попыталась связаться с Мануэлем, но это было не так-то просто. К дому Альвильды можно было подъехать только на лодке, а я не решалась пересекать лагуну Приливов одна. В магазин я звонить не хотела, потому что Кинтин предупредил меня, чтобы я не пыталась уладить дело на свой страх и риск. Это Мануэль должен просить у нас прощения, а не мы у него.
В последующие недели я много раз просила Кинтина сделать первый шаг к примирению с Мануэлем, но все было напрасно. Было видно, как он страдает. Он как-то весь отяжелел. Не то чтобы потолстел, но выглядел так, будто у него мясо приросло к костям. По вечерам, когда ложился в постель, он казался мне похожим на средневекового рыцаря, облаченного в доспехи, который лежит на собственной могиле. Встречаясь с Мануэлем в магазине, он не говорил сыну ни единого слова. Он оформил ему медицинскую страховку и платил три доллара в час – минимальную зарплату, – несмотря на то что Мануэль работал с шести утра до шести вечера. Но Мануэль не жаловался. Он был очень исполнительным и не пропустил ни одного дня.
Однажды в воскресенье утром Мануэль приехал домой на грузовике фирмы. Он сказал мне, что приехал забрать оставшиеся вещи: одежду, баскетбольный мяч, видеокамеру, удочки и даже синюю «веспу», которую погрузил в машину с большим трудом. Я смотрела на все это, и сердце у меня разрывалось. Я бросилась к Кинтину и стала умолять его помириться с сыном и просить Мануэля остаться, но Кинтин продолжал читать газету с каменным лицом.
– Скажи ему, когда закончит, пусть вернет грузовик в магазин. Завтра нам надо будет развозить товар, – только и произнес он.
Вилли молча помогал брату грузить вещи. Какое-то время я смотрела на них, стоя поодаль, не желая вмешиваться. Потом пошла на террасу и села читать какую-то книгу, в полной уверенности, что Мануэль, прежде чем уехать из дома, придет попрощаться со мной. Но он этого не сделал. Он спустился в нижний этаж, простился с Петрой, и я услышала шум удаляющегося грузовика. Казалось, в доме кто-то умер.
