Пэт Конрой - Обрученные с Югом
Чэд, при поддержке Найлза, выполнил дополнительный удар между стойками ворот. Когда мы выстроились в линию перед вторым вводом мяча, я взглянул на табло: нам потребовалось всего двадцать секунд, чтобы открыть счет.
Чэд снова вбросил мяч, мы с Айком встретили возвращающего на отметке двадцать пять ярдов. После этого саммервилльцы выстроились в линию и показали нам, почему их боится весь штат. Джон Макгрэт своевременно проводил своих через центр, раздавая великолепные точные пасы эндам и бекам, выходящим из боковой линии. Стоило ему направить мяч своему большому фуллбеку в центр, как мы с Айком быстро закрывали бреши, дважды нам удавалось оставить парня с носом. Но постепенно саммервилльцы оттесняли нас назад, к нашей собственной тридцатке.
— Теперь они поняли, что им придется попотеть. Теперь они, черт подери, хорошо это поняли! — кричал тренер Джефферсон.
На третьей попытке Айк решил применить блиц. Последовал бросок. Квотербек отступил, глядя в пустое пространство, возникшее в результате прорыва Айка через центр линии. Айка никто не блокировал, он прошел на полной скорости и впечатляюще набросился на Макгрэта, который не заметил его приближения. Макгрэт выронил мяч, и Найлз подхватил его.
Нам, конечно, было далеко до саммервилльцев, но все же в тот вечер удалось переломить ситуацию. Наш тренер придумал умный и дальновидный план игры, который позволил нейтрализовать превосходство «Зеленой волны». Когда Найлз называл первую игру сезона оборонительной, я подумал, что было бы ошибкой начинать сезон с трюков. Я подскочил к Найлзу, который сам держал мяч и стартовал к боковым линиям саммервильцев. Мы с левым гардом ушли со своих позиций, чтобы организовать блокировку перед Уорми. Я помешал саммервилльскому нападающему добраться до Найлза на нашей боковой линии, но наш блок сильно пострадал. Найлз уже попал в затруднительное положение и вдруг остановился. На другом конце поля он заметил одиноко стоявшего в ожидании мяча Айка. Найлз сымитировал блокировку соперника, но дал ему пройти. Это позволило Айку проскользнуть незамеченным вдоль нашей боковой линии. Когда Найлз переправил Айку мяч, тот все еще оставался в одиночестве.
После того как Чэд выбил дополнительные очки, счет в матче с ошарашенной «Зеленой волной» стал 14:0.
Это был счастливый, необыкновенный вечер, какие слишком редко выпадают в нашей быстротечной жизни. Я помню его во всех подробностях, каждый розыгрыш мяча, каждый выполненный или неудавшийся блок, каждый перехват, в котором участвовал. Помню ощущение совершенного, неземного блаженства, которое дают только спорт или секс. Я чувствовал полное любовное единение со своей командой, когда мы сражались с противником, намного превосходившим нас.
Благодаря усиленным летним тренировкам мы с Айком весь вечер выдерживали темп игры. Вся команда бегала и прыгала, мы подбадривали друг друга, похлопывая то по шлему, то по наплечнику, и к концу игры жить не могли друг без друга. Между нами образовалась связь, которая, как мне казалось, продлится до конца жизни. Весь вечер мы дружно орали и отважно, как львы, бросались на саммервильцев.
До конца игры оставалась минута, счет сравнялся: 14:14. Я атаковал стремительно в тот самый момент, когда Макгрэт приготовился сделать пас. Айк перехватил мяч на двадцативосьмиярдовой линии саммервилльцев. Наши трибуны сошли с ума. Я посмотрел туда, где сидели мои родители с монсеньором Максом: они подпрыгивали и обнимались. Моя обожающая Джеймса Джойса мать скакала почище девчонок из группы поддержки.
В момент совещания Найлз был холоден и спокоен. Перед установкой он прокричал нам сквозь шум трибун:
— Парни, я хочу выиграть этот чертов матч. Я не обосрусь, обещаю вам. Но и вы не облажайтесь. Дайте слово!
— Клянемся! — ответила ему команда.
— Сегодня они остановили Уорми, — сказал Найлз. — Теперь я хочу в этой чертовой линии открыть для него несколько дыр.
Когда Уорми, пробежав пятнадцать нелегких ярдов, коснулся земли на тринадцатиярдовой линии, я ударил их гарда по спине и оттолкнул левого защитника. В следующем розыгрыше Уорми прошел еще десять ярдов к середине. Оставалось двадцать секунд, и Найлз велел Уорми убегать от таклов.
Я выполнил бросок, затем блокировал игрока слева и стал выискивать защитника, чтобы его сбить. Но тут меня вдруг ударили сзади, и я рухнул на спину в очковой зоне. Мир застыл вокруг, время вернулось к своему началу, звезды и планеты замерли на своих орбитах — в ночном воздухе прямо ко мне приближался неопознанный летающий объект. Я подался вперед, чтобы схватить его. Я поймал его еще до того, как сообразил, что это мяч. Уорми потерял мяч, который взмыл вверх и упал прямо в мои распростертые объятия. Я ткнул его в очковую зону и в тот же момент ощутил телом вес «Зеленой волны» — они навалились на меня всей командой, пытаясь вырвать мяч.
Когда свисток судьи оповестил, что «Пенинсула» заработала тачдаун,[106] стадион взорвался. На часах оставалось пять секунд. Мы выстроились для дополнительного удара, я передал мяч обратно Найлзу. Он не опустил мяч, чтобы Чэд ударил. Найлз плясал по полю, ожидая, пока истекут эти последние секунды.
Болельщики гигантской волной хлынули на нас, окружили, мяли в объятиях, чуть не задушили от потрясения и восторга. Затем они побежали к воротам. Этот удивительный вечер навсегда отпечатался в моей памяти, и всякий раз, вспоминая о нем, я не могу удержаться от слез. Не веря своим глазам, я смотрел, как мои родители вместе с монсеньором Максом помогают обезумевшим от счастья болельщикам свалить на землю ворота. Я расхохотался, увидев, что Бетти Робертс от избытка чувств целует в щеку Уорми Ледбеттера. И расхохотался еще громче, когда Уорми вытер щеку грязным рукавом фуфайки.
Я обернулся как раз в тот момент, когда тренер Энтони Джефферсон пожимал руку тренеру Джону Маккиссику. Оба являли безупречный образец спортивного поведения. Я испытывал гордость от причастности к сегодняшней игре. Она изменила историю.
Я смотрел, как раскачивают ворота неугомонные болельщики, как мой отец, взобравшись на перекладину, оттуда руководит ими, а моя мать для удобства сбросила туфли и зашвырнула их куда-то. Она была заодно с толпой, которая наконец-таки обрушила упрямые ворота на землю в тот незабываемый, далекий вечер.
В том сентябре небывалая жара обрушилась на Чарлстон. Казалось, что полуостров закипает под медленно совершающим свой путь солнцем. Из-за близости Атлантики влажность стала невыносимой, деться от нее было некуда. Я вяло переходил из аудитории в аудиторию и несказанно радовался, если оказывался в одном классе с близнецами, с сиротами, с Айком Джефферсоном или с Чэдом Ратлиджем и Молли Хьюджер. За этими совпадениями я угадывал замысел матери: она составляла расписание так, чтобы я мог играть роль надсмотрщика за новенькими. Она им не доверяла, зачисляя в группу риска. Конечно, Шеба По с ее сияющей, ослепительной красотой по природе своей казалась моей интеллектуальной, рациональной матери врагом, исчадием ада, а Тревор По — существом, занесенным с неведомой планеты. Старла не могла скрыть своей душевной раны, внешним проявлением которой служил больной, блуждающий глаз. Найлз играл роль ангела-хранителя при сестре, но моей матери казался неприкаянным: юноша, замкнувшийся в себе, потому что груз взрослых обязанностей лег ему на плечи слишком рано.
— У этого мальчика никогда не было детства, — заявила моя мать как-то вечером за ужином.
— Найлз — отличный парень, — просто ответил отец.
— Его сестра — клинический случай, — сказала мать.
— Она хорошая, — возразил я. — Почему ты придираешься к ней?
— Мне не нравится ее взгляд, — объяснила мать.
— Это потому, что у нее один глаз глядит на запад, а другой — на север. Она не виновата.
— Я говорю о характере, а не о косоглазии или как там называется ее болезнь.
— Доктор Колвелл согласился прооперировать ей глаз, — сообщил я. — Я уверен, что после операции Старла станет другой. Она очень страдает из-за косоглазия.
— Господи, где мы возьмем деньги, чтобы заплатить за операцию?
— Доктор Колвелл прооперирует бесплатно.
— Это ты договорился с доктором насчет Старлы? — спросил отец.
— Да, сэр. Я поговорил с ним как-то летом, когда развозил газеты. Он уже осмотрел Старлу и сказал, что прооперирует, как только выйдет из отпуска.
— По-моему, наш добрый мальчик славно все устроил, Линдси, — с гордостью сказал отец.
— Эта девушка высечена из цельного камня, — ответила мать. — И случай у нее клинический. Оттого что ее вылечат от косоглазия, характер у нее не станет лучше. Помяните мое слово.
Наступил конец октября, а наша футбольная команда все еще оставалась непобежденной. Однако тренер Джефферсон сумел нам объяснить, что своими победами мы обязаны скорее удаче, чем мастерству. Он поклялся, что приведет нас в действительно хорошую форму, и мы тренировались как проклятые. После одной из таких тренировок мне показалось, будто я умираю.
