Владимир Колыхалов - Кудринская хроника
Все оставили Пею. Володя пустился искать участкового, но вот не нашел. Осталось искупаться и успокоиться. А завтра день будет и новые повороты. Ах ты, черт! Ведь чуяло сердце Володи Рульмастера, что не зря заходил Утюжный к Хомячихе! Ведь он сбыл ей ворованные меха…
Рульмастер выкупался, обсушился в последних лучах уходящего на покой солнца, оделся и направился по дороге домой. От Чузика, по песку, ехать было невозможно — колеса велосипеда вязли в сухой сыпучести, и он катил машину, задумчиво глядя себе под ноги. Но вот мотоциклетный треск со стороны трассы заставил его остановиться и оглянуться. Ага! Петровин мчится из Рогачева…
— Стой! — закричал Володя Рульмастер.
Петровин остановился, выключил газ. Испещренное шрамами, лицо его было в пыли, из глаз, насеченных воздушной волной, точилась влага. Он вынул платок, протер глаза и встряхнулся.
— Опять меха? — спросил он Володю не без иронии.
— Да какие еще! Полнешенькая корзина разнообразных!
— Конкретно.
— При определенных обстоятельствах… в доме Пеи-Хомячихи… мне попались шкурки норок, белок, соболей, колонков.
— Без шуток? — Шея Петровина вытянулась.
— Правда чистейшей воды!
— Мда… Замечал я за ней, что скупает она «мягкое золотишко», но за руку схватить все как-то не удавалось — увертывалась. И велик у нее запасец?
— Шкурок-то? Да одной тысячей не покроешь!
— Ты уж и подсчитал? Проворный!.. Значит, меха — в ее доме, а у меня нет разрешения на обыск… Хорошо бы туда пригласить Хрисанфа Мефодьевича. Уж свои-то шкурки он опознает.
— А ты ее — словами прижми! Она твоих слов испугается, когда ей точно укажешь, где пушнина лежит. Да, да! Посверли ей душонку-то взглядом! Ей сейчас и без того муторно: у нее кабан выломал дверцы в хлеву, в огород выбежал, перекрошил там все, бегал-носился, а когда Крымов дед за ногу поймал кабана, он подрыгался, повизжал и подох! Печа-аль там теперь!..
Скоро уже все Кудрино знало, что у Пеи-Хомячихи пал в огороде кабан «от задыха». Но тут же молва пошла вкривь, и случаю этому было дано толкование иное: свинья кончилась от «чумового вируса», и ветеринар Чагин поэтому только не разрешил продавать мясо, а велел кабана сжечь. На Пею стали коситься соседи, от Пеи шарахались. Но Володя Рульмастер, к которому обращались, как к очевидцу, старался развеять слухи и подтверждал, что кабан издох от «разрыва сердца», что подобные вещи на языке медицины называются инфарктом миокарда, что от этой беды не застрахован ни человек, ни конь, ни свинья.
— Можете не бояться, — уверял всех Володя Рульмастер, — свиного мора не будет в поселке Кудрино.
А лейтенант милиции Петровин со всех сторон обдумывал, как ему подобраться к корзине с пушниной, чтобы было и осторожно, и законно, и быстро. Первое, что он сделал, это нашел Хрисанфа Мефодьевича и завел разговор с ним немного издалека.
— Михаил-то у вас поправляется?
— Письмо написал, успокоил родителей. Отметины будут, да как говорится, до свадьбы, глядишь, зарастут!
— В войну вон, Хрисанф Мефодьевич, люди в танках горели, и то спасали, выхаживали, — ободрял охотника участковый. — А теперь у медицины побольше возможностей бороться с ожогами.
Хрисанф Мефодьевич и Марья несколько были удивлены приходом к ним лейтенанта. О краже мехов они и не вспоминали уже почти, считали добычу потерянной безвозвратно. Марья принялась накрывать на стол, чай ставить и угощения, но Петровин остановил ее, сказал, что ему сейчас застольничать некогда, и пригласил хозяина выйти во двор.
— Хрисанф Мефодьевич, а ты бы узнал свои шкурки, ну те — украденные? — спросил напрямую участковый.
— А где они? — встрепенулся Савушкин.
— Похоже — у Пеи-Хомячихи.
— Это каким же образом у ворожейки-колдовки пушнина моя оказалась? — Хрисанф Мефодьевич так и горел нетерпением узнать.
— Пока ответ ясный дать не могу. Дело требует расследования и доказательств… Собирайся, пойдем к к ней в гости, пока она не спохватилась и сокровища не перепрятала. Хотя ей сейчас не до этого: изводится по издохшему кабану.
— Кабан-то, конечно, зря уморился — жалко, — посочувствовал по-крестьянски Хрисанф Мефодьевич. — Хоть до кого доведись…
Пригласили Володю Рульмастера, Румянцева и вчетвером, чинно и важно, вошли в дом Пеи-Хомячихи, поздоровались. Она лежала на неразобранной кровати в прохладной, сумрачной горнице (шторки на окнах были задернуты), жилистые сухие руки покоились на животе. Блуждающий, жалкий взгляд выдавал ее переживания. Она давно уже подсчитала в уме, что кабан своей гибелью вытянул у нее из загашника целых шестьсот рублей, а то и побольше. Животина так и лежала в картофельной ботве. В ушах кабана и по мокрому его рылу уже ползали мухи.
Приход в ее дом стольких людей, да еще и милиции, заставил Пею подняться с кровати и оглядеть всех встревоженным взглядом.
— Чо надо-то вам от меня? — спросила она исстрадавшимся голосом.
Румянцев покашлял в кулак, улыбнулся, сверкнув зубами.
— Да зашли вот взглянуть, Пелагея Мартыновна, попечалиться вместе с вами. Была бы у нас лесоферма — купили бы вашего кабана.
— Пострадала я с ним, — сказала старуха и потрясла головой.
Володя Рульмастер успел шепнуть Петровину, что корзина на месте.
— Мы пришли к вам, Пелагея Мартыновна, по очень важному делу, — строго начал участковый. — Уговор сразу — не пытайтесь отказываться. Нами давно все проверено, установлено… Вон в той плетенке у вас лежат скупленные меха. Сам факт скупки шкурок ценных пушных зверей есть преступление. Вы, конечно же, слышали, что нынче зимой в охотничьем зимовье штатного промысловика Хрисанфа Мефодьевича Савушкина произошла кража…
Пея этого не ожидала, нижняя губа ее стала дергаться мелко, противно, глаза утонули во впадинах, в них были страх и растерянность.
— Мы — по горячим следам, — продолжал нагнетать Петровин. — Шкурки в вашей корзине случайно видел сегодня ваш постоянный клиент. — И показал рукой на Володю Рульмастера. — Искал лекарство для вас, а нашел краденое. Вытряхните нам содержимое плетенки!
— Там мотки шерсти, — срывающимся голосом произнесла Пея. — Там лоскутки, тряпки…
— Там были меха, — сказал Володя. И смело, решительно подошел к корзине, взял и перевернул ее. На пол, под ноги ему, посыпались слежалые, смятые шкурки.
— Вот это шерсть, лоскутки! — удивленно, обрадованно воскликнул лейтенант милиции Петровин. — Хрисанф Мефодьевич, приступайте к осмотру!
Савушкин начал перебирать шкурки, губы его оттопыривались, на лоб набегали морщины, брови вздрагивали.
— Черт побери! — выругался он громко. — Колонки не мои, белки, ондатры тоже не мной стреляны. А собольки — наши! И норки вот… Большому, темному, я еще лапку нитками пришивал — в капкане напрочь почти открутил. Смотрите — моя работа!
— Меха продавал вам Утюжный! — Петровин не спускал с Пеи-Хомячихи глаз. — Лучше давайте, я повторяю, начистоту, Пелагея Мартыновна. По вам наши органы внутренних дел давно плачут. Это я к слову так — плачут! Следили мы тут за вами, знаем все ваши дела-делишки. Товарищи понятые, прошу садиться. Вместе с вами буду допрос снимать. Протокол составим по всем правилам… А вы успокойтесь, Пелагея Мартыновна. — Примите лекарство, водички попейте, оно и полегчает, полегчает…
Подвинули стулья к столу и расселись. Петровин вынул бланк протокола из полевой сумки, ручку достал.
— Итак…
— Господи! — перебила криком его Пея-Хомячиха. — И зачем я связалась с ним, с этим чертом Утюжным! Аюшки-оюшки!..
4Утюжного нашли в Тигровке, куда он укатил показывать свое старание по ремонту проселочных дорог и мостов через таежные речки. Тучный, массивный, он сразу окрысился на Петровина.
— Я с Мотькой не пил, не гулял!
— Гуляли и пили, — сказал Петровин.
— Попервости, когда я не знал его. А потом… Я бы за стол побрезговал сесть с таким пачкуном! Меха из зимовья крал он! А я у него их купил! Да, приобрел шкурки за свои кровные денежки! И Хомячихе продал их. Шибко уж старая клянчила!
— А чего возмущаетесь? — спокойным, внушительным тоном сглаживал его пыл участковый. — Мы с вами тихо, а вы — в пузырь.
— Я буду жаловаться на вас прокурору Демешину, — стал опять накаляться Утюжный, и широченные ноздри его то склеивались от сильных затяжек сигаретным дымом, то распахивались, как клапана. — Доказательства? Где доказательства?
— Пелагея Мартыновна, в присутствии понятых, выложила и показала нам все меха, которые украли вы с помощью Ожогина в зимовье охотника Савушкина, а потом, не поделив добычу воровскую или вообще не жела давать ему ничего, споили его и бросили замерзать, мол, туда и дорога никчемному человеку. Что ж, умно! И куш одному достался, и соучастника нет, и вообще все шито-крыто.
