Эльмира Нетесова - Забытые смертью
Он не писал ей целых два месяца. А потом поздравил с Восьмым марта. Да и то скупо, сухо. А через две недели она прислала открытку. Вспомнила…
«Что я ей отвечу, если спросит, почему не предупредил о приезде? Скажу — соскучился. Вырвалось время. Предупреждать было некогда. Кстати, порадую, что в квартире уже отделочные работы идут. Сантехники свое закончили. Ну, насчет работы порадую. Пусть знает, что не только рисовать умею. И о пяти годах — зря жалела», — думал парень, подходя к деревне.
Вот и дом ее. Свет в окнах теплится. Значит, не спит. «Что она делает?» — решил заглянуть в окно.
Сквозь плотные занавески ничего не увидел. До слуха донесся приглушенный смех.
«Гости? Свои, деревенские, наверное? И то ладно, хоть не скучает», — шагнул он на крыльцо и резко открыл дверь.
— Володька! Не может быть! — вскочила из-за стола Аленка, загораживая собой подвыпившего Тараса, сидевшего напротив в расстегнутой рубашке.
— Аленка! Чего вскочила? Давай выпьем за нашу любовь! — Тот не увидел Володьку.
— Да ты, как вижу, не скучаешь здесь? А я-то поверил тебе! — Володька оцепенело стоял у двери. — Кого же теперь упрекать будешь? Кто пять лет врал?! Дрянь! Тварь! — Он хотел уйти, но тут встал Тарас. Отодвинул с пути Аленку и, подойдя, сказал, ухватившись за стену:
— Отзвонила твоя пора! Моя Аленка! Моя баба! Понял? А ты отваливай! Ты проиграл! Я забираю ее. К себе! Домой! Насовсем! Я ее сюда впихнул, я и вытащу! А ты — шмаляй! Третий всегда лишний. У нас все на мази! Ты знаешь, кто я? Захочу — пальцем размажу! Всюду достану! И не светись здесь больше. Спета ваша песня! Доперло, художник? — дохнул в лицо пьяно и, толкнув дверь, открыл настежь. — Сам сгинешь иль помочь? — спросил осклабясь.
Володька через плечо Тараса глянул на Аленку. Та стояла молча, отвернувшись к окну.
Володька отжал Тараса плечом к стене, сказав грубо:
— Не дергайся, а будешь трепаться много, пожалеешь. — И спросил Аленку: — Он правду сказал?
— Почти, — ответила та тихо.
— Что значит почти? — возмутился Тарас, трезвея.
— Через неделю я уезжаю отсюда! Это правда! Тарас помог. На опытной станции буду работать. Какой ценой мне это удалось, теперь уже не твое дело.
— Ты стала ему женой?
— Живу я с нею! Проверить хочешь? — ухмылялся Тарас злорадно, крутя фигой перед Володькой.
— Что ж, счастья вам! — выдохнул трудно и бросил в лицо Аленке: — Не скучай больше!
— Подожди немного, я кое-что хочу сказать тебе. — Аленка, побледнев, решилась на что-то.
— Расстаться не можете? — оглядел обоих Тарас и, отойдя к столу, грузно сел на табуретку. Налил вино в стакан. Хотел сказать, но Аленка опередила:
— Я ждала тебя все годы! А ты что сделал, чтобы мы были вместе?
— Купил квартиру Договорился насчет работы для тебя. Оставалось совсем немного. Квартира будет к декабрю готова. Я писал о том. Это все, что смог. Но ты не дождалась…
— Квартира? Это всерьез? Или опять фантазия?
— Она уже выкуплена. Полностью. Двухкомнатная. Кооператив, — подтвердил Володька и, помолчав, добавил: — Только хозяйкой в ней тебе не быть.
— Да я и не жалею. Ведь тебе, прежде чем завести семью, надо стать мужчиной. А для этого не о кисти думать надо. Ну что ты умеешь, помимо своего малеванья? Ничего! Ровным счетом — ноль! У тебя руки, как у девушки! У белоручки! Ни одного мозоля. От тебя мужчиной не пахнет. А и художник, видно, неважнецкий. Ни одной картины! Вон твои ребята, с кем ты учился, уже выставки имеют. О них по радио говорят, в газетах пишут. А ты — как червяк! В бумагах зарылся! Ни в личной жизни, ни в работе ничего не сможешь добиться. Никчемная серость!
— Не всем дано летать! Одни живут, как звезды, другие, глядя на них — любуются! У каждого своя судьба! Да и о чем мы спорим? Кто лучше? А зачем? Ведь все уже в прошлом. Прощай! — Володька шагнул через порог в темноту улицы.
Ох и щемило у него на сердце, когда возвращался в ту ночь пешком из села в райцентр! Когда приехал в Киев, загрузил себя работой по горло.
Как он сумел дожить этот год, Володька не знал. Он без радости вселился в квартиру. Одиноко встретил Новый год. И вдруг ближе к полуночи в дверь к нему позвонили.
Зинка пришла без приглашения. Разрумянившаяся с мороза, она поздравила Володьку с праздником, заставила вскипятить чай, тормошила, вытаскивала из депрессии. Он рассказал ей о поездке к Аленке. Зина не удивилась.
— У Тараса есть сестра. Она подруга одной из девчонок, что живет в нашей комнате. Потому я знала о многом раньше тебя. Теперь уже неинтересно знать о продолжении той истории, но я все же расскажу, если хочешь.
— Мне и впрямь неинтересно! — отмахнулся Володька.
— И все ж послушай, — разлила чай по чашкам девушка и, сев к столу, рассказала: — Семья Тараса, а вернее — мать не приняла в дом Аленку. Ее не устроило деревенское происхождение, родня — без имени, связей и приличных знакомств. И хромоногая мораль. Ее шокировало, что Аленка без свадьбы и росписи отдалась Тарасу и забеременела. Она отказалась от такой невестки, которую сын, как она выразилась, поднял из-под забора. Но суть в том, что жену Тарасу она присмотрела сама. И ждала, когда ей исполнится восемнадцать лет. Та целиком устраивает всех…
— И Тараса? — удивился Володька.
— Его — прежде всего! — кивнула Зина.
— Но он любил Аленку!
— Милый Володя! Природа этого чувства мало изучена. У одних оно от сердца, у других — от похоти.
— Он же обещал устроить ее в городе?
— Мало что обещал? Она должна была голову на плечах иметь, а не гнилую тыкву! Он ей отплатил за те пять лет, когда она на него не обращала внимания и встречалась с тобой.
— Выходит, разошлись пути-дорожки?
— Именно так. Бросил он ее. Там уж и ее отец приезжал, скандалил. Грозил Тараса на суд вытащить, только опозорился человек. Аленка теперь ребенка ждет. В деревне! Дура набитая!
— Бросил? Чушь какая-то! Ему же не век с матерью жить. К тому ж свою квартиру имеет, — вспомнил Прохоренко.
— Да пойми же ты, чудак, такие, как Тарас, по любви не женятся! У них на все расчет. Тем более что предполагаемая невестка — дочь секретаря обкома. Понимаешь?
— Чего уж не понять!
— Так я к чему все это рассказала тебе? Возможно, Аленка теперь захочет вернуться. А где уверенность, гарантии, что не подвернется в жизни такой же, как Тарас? Ведь тоже без любви, из выгоды отдалась. Подумай о том. Пусть она окончательно твою судьбу не изувечит.
Володька задумался. Жаль стало Аленку, а Зина словно мысли прочла:
— Ты все еще любишь ее? Значит, и впрямь слабый человек. Нет у тебя ни гордости, ни достоинства. Иначе не страдал бы и не жалел ту, какую за тебя жизнь наказала. Да оглядись же, в конце концов! Вокруг жизнь кипит! Когда в тебе художник проснется? Тот, каким ты в институт пришел? Расстаются с женщинами многие! Но это — не смертельно! И у тебя пройдет болезнь эта! Беда лишь в том, что такая хворь — не без осложнений. На всю жизнь в памяти остается. Но ты держись!
Зинка ушла. Володька в ту ночь впервые напился до одури, до того, что не мог вспомнить, как уснул.
Горький осадок от разговора с Зиной никак не проходил. Хотелось забыться. Он выпил снова. На душе потеплело. Володька и сам не знал, с чего это ему втемяшилось в голову — достал ватман, карандаш. И стал по памяти рисовать знакомое, любимое лицо. Что бы о ней ни говорили, что бы в жизни ни случилось, она продолжала жить в его сердце и памяти…
Портрет получился отменный. Он повесил его над столом и разговаривал с ним, как с Аленкой…
«Нет, мне надо поехать к ней! Забрать к себе, простить ее ошибку. И никогда не попрекать. Я верну наше прошлое! Мы будем счастливы!» — решил для себя. И в тот же день уехал к Аленке.
— Зачем приехал? — встретила она с порога, даже не предложив ему войти в дом.
— Я за тобой, Алена! Я все знаю! Но я решил для себя! Не могу жить без тебя! Поехали! Собирайся!
— А ты меня спросил? Хочу я к тебе или нет? Хватит меня считать дурой! Никуда я не поеду!
— Ты любишь его?
— При чем Тарас? Он был и не был. Не он для меня главное. У меня будет ребенок. Ради него стоит мне жить на свете.
— Он станет моим, нашим с тобой! — вошел в дом. И, закрыв за собою дверь, прошел к столу.
— Нет, Володя, я не хочу такого! Глядя на него, ты будешь вспоминать, чей он. И ненавидеть нас обоих. Не будет у него отца, но и отчима не приведу. За свою ошибку сама отвечу. Одна. А он, может, поймет меня и простит.
— Ребенок ничего не будет знать, я обещаю! Ведь я люблю тебя! — подошел к Аленке, обнял ее, располневшую, и почувствовал толчок из ее живота.
— Уйди! — резко отшатнулась Алена. И сказала будто себе самой: — Я свое знаю. На первых порах, может, и смолчишь. Зато потом не хуже Тараса мстить мне станешь. И уже не только мне. Я один раз поверила. Ошиблась. Не всю же жизнь в дурах быть.
