Майкл Каннингем - Избранные дни
— Пожалуйста, не бейте, — выговорил он.
Саймон замер. В его микросхемах шла напряженная работа. Ведь мальчишка хочет, чтобы ему сделали больно? Сам не знает, а хочет. Так это или не так? Или, может, Саймон неправильно понял?
Он сказал:
— Мы не сделаем тебе ничего, чего ты сам не захочешь.
— Залезай обратно, — приказала мальчишке Катарина. — На пассажирское.
Дрожа мелкой дрожью, он забрался в ховерпод. Катарина, как уличный попрошайка, не отставала от него ни на полшага. Саймон сел за руль, развернул ховерпод и выехал на дорогу. На соседнем сиденье Катарина прижимала мальчишку, не давая тому шевельнуться.
Мальчишка, понял Саймон, вез в жилой комплекс соевое молоко. Оранжевые упаковки с молоком были аккуратно сложены в задней части ховерпода.
— Пожалуйста, забирайте ховерпод. Я не против, — сказал мальчишка.
Саймон ответил не сразу. Он должен был сделать так, как будет лучше мальчику. Причинив ему вред, Саймон отключится. Но он не мог понять, чего тот хочет: чтобы его отпустили или, наоборот, еще больше напугали.
Катарина тоже молчала, сжимая когтями тощую шею ребенка.
Когда Саймон попытался заговорить, у него ничего не вышло. Он попробовал снова. Получилось негромкое:
— Мы тебя высадим немного погодя. Вернешься пешком. В целости и сохранности.
Голос Саймона сделался механическим и невнятным. У него возникло ощущение, что он сидит за рулем пьяным, и ему пришлось сосредоточиться на дороге.
Мальчишка хныкал в руках у Катарины. Саймон более или менее справлялся с управлением, ховерпод немного вилял, но с дороги не съезжал.
Когда впереди показался съезд, Катарина сказала:
— Поверни.
— О боже! Нет, не надо, — запричитал мальчишка. Похоже, он решил, что его сейчас убьют. — Пожалуйста, прошу вас!
Саймон оцепенел. Его системы отказали. Он все видел, но пошевелиться не мог. Его руки застыли на штурвале. Мимо промелькнула боковая дорога.
— Не повернул? — спросила Катарина.
Ответить у него не получилось. Он мог только сидеть вот так, не шелохнувшись, и смотреть. Ховерпод сносило вправо, а Саймон не делал ничего, чтобы вернуть его на середину полосы. К тому времени, когда Катарина сообразила, что ховерподом никто не управляет, он успел съехать на поросшую травой обочину. При этом машину слегка встряхнуло.
Катарина отпустила горло мальчишки. Стоило ей только положить руку на штурвал поверх обездвиженной руки Саймона, чтобы выправить курс ховерпода, как мальчишка распахнул дверцу и выпрыгнул.
Саймон, по-прежнему не способный шевельнуться, взглянул в зеркало и увидел, как мальчишка грохнулся о землю. У него помутилось перед глазами. Лишь с огромным трудом ему удавалось оставаться в сознании. Ребенок пару раз, подняв облако пыли, перекувырнулся, ховерпод уносился все дальше и дальше от него. Саймон начал слепнуть. Непроницаемая белизна заполнила периферию зрения и теперь смыкалась к середине. Он собрал остатки воли и успел заметить, что мальчишка сел.
К Саймону вернулось зрение, пальцы снова почувствовали штурвал. Он столкнул с них руку Катарины, круто развернул ховерпод и поехал туда, где на обочине, ссутулившись, сидел мальчишка.
— Не назад, — сказала Катарина.
Он ее не слушал. Поступить по-другому он просто не мог.
Саймон затормозил рядом с мальчишкой и вылез из ховерпода.
— Ты цел? — спросил он.
Мальчишка был бледен, как покойник. Он сидел, поджав под себя ноги. На щеке красовалась ссадина. У Саймона опять стал замедляться метаболизм. Перед глазами возникла пелена.
— Ты цел? — повторил он свой вопрос.
Мальчишка медленно кивнул. Саймон присел рядом с ним на корточки, проверил, целы ли руки-ноги. Переломов не было.
— Да вроде цел, — сказал Саймон.
Мальчишка расплакался. Лоб у него был весь в прыщах, нос — крючковатый, глаза — водянистые и бессмысленные.
— Встать сможешь? — спросил Саймон.
Сначала мальчишка не мог ничего выговорить сквозь слезы. Потом пробормотал:
— Что вы хотите со мной сделать?
В его голосе отчетливо слышалась нотка возбуждения.
Седьмой уровень, решил Саймон. По его микросхемам пробежала упругая волна.
Он как бы со стороны услышал самого себя:
— Пришибу тебя, засранца.
Мальчишка вскрикнул, судорожно отполз назад, встал на четвереньки и побежал к зарослям травы.
Нет. Спокойно. Соберись.
— Я хочу твою вкусную жирную задницу. Хочу, чтобы ты отклячил ее так, чтобы мне сподручнее было загнать в нее свой здоровенный татуированный член.
Черт!
Мальчишка завыл. Добравшись до травы, он неловко поднялся на ноги. И снова упал. У Саймона заискрили синапсы, способность мыслить сошла на нет. Это было досадно, но не то чтобы совсем неприятно.
Он сказал:
— Так же наверняка, как вновь возвращаются звезды, поглощенные светом дня, жизнь превосходит величием смерть.
Катарина уже выскочила из ховерпода и бросилась за парнем. Саймон беспомощно наблюдал за обоими. Видел, как она схватила парня — тот всхлипывал, лицо у него было цвета цемента. Видел, как обшарила его карманы и извлекла оттуда камеру. Вернувшись, Катарина с некоторым усилием затолкала Саймона обратно в ховерпод. Подгоняемый ею, он еще был способен двигаться. При отключении, на ранней его стадии, он следовал указаниям другого, но по своей воле ничего делать не мог.
Катарина усадила его на пассажирское сиденье, а сама села за штурвал. Развернув ховерпод, она быстро набрала скорость.
Постепенно к Саймону возвращалась способность управлять собой. Он чувствовал, как это происходит. По всему его существу растекалось тепло, оно наполняло жизнью. Скоро он уже мог сказать:
— Похоже, я слегка вырубился, да?
— Да, — ответила она, сосредоточенно глядя на дорогу.
— Это все микросхемы. Программа. Ничего не могу поделать.
— Я знаю.
И все равно она злилась. Он чувствовал это. Какое-то время они ехали молча.
Он видел, как она набросилась на мальчишку — как ящерица на жука. Кое-что из того, что болтают о надианах, может быть правдой, подумал он. В них есть что-то от животного. Они умеют делать больно.
Наконец Саймон сказал:
— Знаешь, у нас не так много времени.
— Да, — ответила она.
— Мальчишке достаточно застопить какого-нибудь самаритянина на ховерподе. Не исключено, что он уже это сделал. В таком случае Маджиком уже наступает нам на пятки.
— Да.
— А в таком случае нам нельзя оставаться на главной дороге.
— Нельзя.
Она тем не менее продолжала ехать, пристально глядя вперед своими оранжевыми глазами. Ящерица, подумал он. Чертова ящерица.
