Дина Рубина - Гладь озера в пасмурной мгле (сборник)
Несколько минут в комнате было тихо, потом раздался Лёнин голос:
– Почему бы вам не купить приличную мебель, Вера? В конце концов, человеку свойственно стремиться к минимальному уюту... Я денег – и голосом подчеркнул: о-дол-жу! если уж не хотите так взять...
Она отозвалась из кухни:
– А зачем?
Он показался в дверях:
– Что – зачем?
– Стасику это было бы все равно... И дядя Миша никогда... Он с досадой дернулся – ответить, но промолчал. Вернее, решил обойти тему с другого боку:
– Вы, Верочка, вообще выбрасываете когда-нибудь на помойку барахло? Вот этот синий бант, экспонат трогательной истории детства, давно просится на...
– Это талисман, я же вам рассказывала... Я тогда, во дворе, мысленно приказала девочке отдать мне сумку и бант, и она отдала. Меня это потрясло... легкость совершения насилия потрясла. С тех пор берегу в назидание... Там еще была сумочка, мать отняла. Оставьте, пожалуйста, и не приставайте, хотя бы сегодня, с идеями преобразования моей жизни...
Лёня вернулся в комнату, и некоторое время было слышно, как он ходит, отворачивая от стен картины, ставя то одну, то другую на мольберт... Комната представляла собой склад холстов и подрамников с островком топчана, шкафом у стены и четырьмя квадратными метрами перед мольбертом.
Он уже знал метод ее работы – над несколькими вещами одновременно, этапами: сначала холст покрывался красочной массой, тем самым создавался как бы дополнительный грунт; намечался основной цветовой аккорд, после чего картина оставлялась в покое, а на мольберт ставилась другая...
Иногда Лёня просто сидел за ее спиной, на топчане, и безмолвно смотрел, как она пишет. Вера мгновенно забывала о нем, когда рука брала кисть или мастихин. Возвращаясь ко второму этапу работы, она долго морщилась, страдала чуть ли не физически, – ненавидела результаты «полдела». Но постепенно, через вздохи, постанывание, невнятное мычание, почесывание носа и поскребывание в ежике волос... дело завязывалось: прорабатывались промежуточные контрасты, насыщалась цветовая гамма, – возникало цветовое пространство холста. И к концу сеанса гораздо более веселая художница отправляла – на побывку к товаркам – гораздо более веселую картину.
Самым активным, самым азартным, самым удивительным был для Лёни третий этап. Он даже вскакивал и кругами ходил вокруг нее, мешал работать, злил. Как аттракцион какой-то наблюдал процесс «доводки» картины: Вера разнообразила фактуру холста, орудуя мастихином, черенком кисти, пальцами... И вот вылепливалось лицо!
– Кто это? – спрашивал Лёня над ее плечом.
– Стиляга один... – меланхолично отвечала она, добавляя большим пальцем правой руки немного красного в верхний левый угол холста. – Стиляга, Хасик Коган... Кок носил огромный...
– А что это у него, шляпа?
– М-м... – угу... А на шляпе – ворох сирени... Я и сама его сейчас только узнала...
Как ни смешно, это было правдой. Сначала на холстах ее возникала городская среда, которая порождала мельтешение воздуха, фигур, вибрировала оттенками солнечных пятен в глубокой тени... Лица же проявлялись сами, всплывая из колодца ее памяти... Иногда, только завершив работу, она с интересом опознавала – кому принадлежит лицо персонажа.
– А, вот это что-то новое!...
Она допила кофе, проставила окурком несколько черных точек на блюдце, устало поднялась и вошла в комнату.
Он водрузил на мольберт еще не взятый в раму холст, и стоял напротив, то приближая лицо к картине и тогда снимая очки, то отходя шага на три...
– Я этого еще не видел... Очень здорово – такое напряжение цвета, нестерпимость, разлитая в воздухе... Просто какой-то алый сон! И этот странный черно-зеленый всадник, сросшийся с конем...
– Да это же кентавр... Я и назову так: «Кентавр на конопляном поле»... Здесь еще поработать надо... Запаха, запаха пока не слышно!...
– Это аллегория?
***...Сейчас она вспомнила, как, незадолго до дяди Мишиной смерти, – она писала эту картину, и с утра до вечера была погружена в цветовое, световое состояние давнего своего сна, – у них случился очередной разговор о матери, который Вера на сей раз не прервала, а, наоборот, разожгла и расшевелила.
– Вот ты говоришь, что она тебя убивала с расчетом, а не из ревности... – начала она...
Дядя Миша вскинулся, взмахнул из гамака исхудалой рукой:
– Конечно! Ей нужно было скорее сесть за бытовуху, понимаешь? Иначе ей мог и вышак светить...
– За что? – с жадным интересом подалась она к нему.
– Ты меня сейчас опять будешь обрывать...
– Нет, не буду. Говори!
– Веруня! – просипел он торжественно и сразу закашлялся, зашелся в хрипах, а когда, минуты через три, успокоился, тускло проговорил, безжизненно глядя в парчовое, от густой листвы, небо над двориком:
– Твоя мать возглавляла сеть торговцев наркотиками...
На террасе Клара Нухимовна гремела кастрюлями, готовила обед на переносной газовой плитке... Одновременно в комнате ученица тарабанила в сотый раз заунывное упражнение на беглость пальцев. С соседней сливы на ветку яблони перескочила черная птичка майна, чиркнула головкой туда-сюда, осмотрелась...
– Непло-о-хо, – спокойно и насмешливо протянула Вера. – Я подозревала что-то в этом роде, но... такой размах? Все-таки мать – персонаж античных жанров... А ты уверен, что это не «фантазия в стиле блюз»? Ну, спокойно, спокойно, не кипятись! А то опять зайдешься в кашле...
– Послушай... – прошелестел он... – ты помнишь эти истории с выкидышами? Когда она возвращалась из своих таинственных поездок с приличным животом, а потом, в театральных корчах и муках, он куда-то девался?
– Но... погоди...
– Нет, это ты погоди! – он передохнул, достал платок, выхаркал в него с мучительным всхлипом что-то из глубины души... – Я, Веруня, бездетный... такие вот дела... А женщине перевезти на животе пару кило «пластилина» – это один из способов транспортировки гашиша, анаши... Она, конечно, не всегда ездила сама, так, в особо важных случаях... Когда речь шла о контроле над очень большими партиями... Судя по всему, в таких поездках «канала под „верблюда“» – простого перевозчика. В остальном на нее работали несколько ублюдков, которые, думаю, даже не догадывались – кто она. Знал только один – помнишь, иногда в доме появлялась странная личность, такой маленький сутулый старик с воспаленными глазками?... Она его называла почему-то «Сливой»... У меня было смутное чувство, что где-то я его раньше видел... Мы не могли понять – что ее связывает... думали, обычная ее деятельность: лифчики-колготки...
– Она тебе что, сама призналась? – недоверчиво спросила Вера...
Дядя Миша усмехнулся...
– Зачем же, я догадался... по некоторым признакам... Ну, и запах... Хотя они, производители, оборачивают пакет много раз... говорят, еще сухофрукты запах отбивают – курага, чернослив... И потом, я же, Веруня, химик все-таки... и столько лет с растениями связан. Так что, вот – Cannabis sativa, конопля обыкновенная... неприхотливое однолетнее растение... содержит каннабиновое масло, алкалоиды, мускарин... Произрастает в горах, и нужны ей большие перепады температур... И собирать смолу и пыльцу нужно в жаркий...
