Сергей Минаев - Р.А.Б.
Аня мельком обмолвилась о задержке выплат рекламных бюджетов крупным клиентом, чему я в тот момент не придал никакого значения, утонув в ее волосах. Любовь оставалась для меня единственным «дауншифтингом» в этой чертовой реальности.
Несмотря на то, что я пытался хорохориться, обстановка вокруг становилась все более депрессивной. Я просыпался с мыслями об Ане, продолжал день с мыслями о кризисе и ложился спать, размышляя о разводе. И о будущем, которое представлялось мне все более туманным.
В интернете мне попалась на глаза новая песня Ноггано. Хмурый ростовский самородок, никогда прежде не интересовавшийся экономической ситуацией, теперь вопрошал:
У нас тут ходит рамс за финансовый пиздос.
Как у вас с этим вопросом, ебаный насос?
Одним на редкость погожим январским вечером, когда я ехал с работы (скорее всего) к Ане, радио поведало мне о том, как группа российских поп-исполнителей, коллективно перепевших какую-то западную песню и совместно с благотворительным фондом издавших ее, планировала вырученные от продаж деньги направить детишкам из детдомов с задержкой развития. По этому поводу они бурно радовались, но вскоре получили иск от одного из «мейджоров», обвинивших всю агитбригаду в незаконном тиражировании музыки, права на которую ей не принадлежат. И не имеет никакого значения, на что ушли полученные деньги. Вдогонку представитель «рекорд-лейбла» заявил, что ситуация с пиратством в России просто ужасна. И вслед за преследованием ресторанов, не платящих роялти за транслируемую в их помещениях музыку, преследованию по закону об охране авторских прав подвергнутся также те, кто исполняет чужие песни в караоке и на домашних вечеринках.
Из всего этого я сделал два вывода: а) копирайт отныне стал тотальным; и б) следует предупредить знакомых, что напевать в ванной опасно.
О надвигающемся кризисе больше не поговаривали. О нем говорили.
Новым директором по маркетингу стала сорокапятилетняя полька южнокорейского происхождения – Кристина Хе. Надо полагать, именно от мамы польки она унаследовала гренадерский рост и рано увядшие сиськи, а папа наделил ее копной иссиня-черных волос, напоминающих паклю, и лицо азиатского типа, чуть вдавленное внутрь. Вероятно, папе во время Корейской войны наступил на лицо хромовым сапогом советский офицер (не исключено, что папа Сморчкова), и это стало передаваться генетически. Учитывая то, что папа Сморчка на самом деле был офицером спецслужб, теоретически он мог близко знать и маму Кристины, участницу «Солидарности», которую он разгонял в 80-х (о чем Кристина любила напоминать нам, рожденным в «коммьюнистиской России»). Вот такой был в «Крахт Тойз» причудливый коктейль из человеческих судеб. Получилось ли намеренно, в результате работы по исследованию поколений, проведенной нашим HR, либо компания сама притягивала к себе морально-генетических уродов, мне неизвестно. Оставалось просто вслед за Булгаковым возгласить: «Как причудливо тасуется колода», блядь!
Кристина сразу прославилась тем, что после собрания в отделе логистики поспособствовала увольнению трех человек, которые не смогли ответить на вопрос, когда уже, fucking hell, на наш склад поступят рекламные стенды из Австралии, предназначенные для детских косметических наборов. Сотрудники пожимали плечами, хлопали глазами и пытались сказать, что мы не возим рекламных стендов из Австралии. За что и были уволены с формулировкой «недостаточное знание ассортимента и пренебрежение служебными обязанностями». Слушать про то, что наборы мы возили на самом деле из Австрии, никто не стал. Австрия, Австралия, who the fuck cares? Сразу вспомнился анекдот об одном президенте, уточняющем, как правильно пишется, Ирак или Иран.
Еще одной страстью Кристины была благотворительность. Сначала она пробила приказ об обязательном ежемесячном отчислении десяти долларов с каждого сотрудника в фонд Альберта Крахта (сокращенно ФАК) для помощи детям стран третьего мира (надо полагать, деньги шли исключительно на гробы маленьким невольникам, которых «Крахт Тойз» ежедневно уничтожала в азиатских потогонках).
Затем наступила эпоха «благотворительных вечеров», на которых устраивались аукционы по продаже барахла, а сборы перечислялись все тем же детям (так как суммы сборов были немалые, думаю, тратились они уже на рытье гигантских котлованов для детских братских могил. Что поделать – производство-то росло). Вечера проводились практически еженедельно, ставя на уши все департаменты корпорации. Всю неделю Кристина пулялась истеричными емейлами с обязательной пометкой «please respond urgently», которые приходили, как правило, часа в два ночи, в сопровождении эсэмэс-сообщений на телефон ответственного лица (гражданка Хе много времени проводила в перелетах между интернациональными офисами и перестала отдавать себе отчет в том, который сейчас час в России). После «почтовой комы», в которую она повергала департаменты, неожиданно, за сутки до мероприятия, выяснялось, что цвет благотворительных каталогов «недостаточно фисташковый», или шрифт текста «довольно примитивный», что, ясное дело, наносит ущерб имиджу корпорации. Все это переделывалось ночами, привозилось потом на место за пять минут до начала мероприятия и в конце вечера благополучно выбрасывалось на помойку.
Кристина приходила на такие вечера в странно скроенных платьях безумных, леопардовых расцветок, и в любое время года с голыми ногами (потомки корейских заготовителей риса и польских крестьян не ведают холода). Ее всегда окружали пекинесы – маленького роста девушки из маркетинга, привлекаемые, должно быть, для пущего контраста. Эти несчастные были бледны, забиты и вздрагивали от каждого взгляда Кристины. Но не увольнялись – то ли из-за хорошей зарплаты, то ли из-за приобретенного «стокгольмского синдрома».
«Вечера» проводились главным образом ради двух страстей Кристины – страсти знакомиться с «элитой», характерной для всех плебеев, сделавших карьеру, и страсти к молодым барменам, характерной для взбалмошных дам в преддверии климакса, отягощенного недоебом. Итогом вечера для Кристины становилась продажа пары картин «молодых талантливых авангардистов», обмен визитками с парой десятков депутатов и банкиров и съем очередного смазливого бармена/официанта. А пекинесы на следующее утро приступали к написанию многостраничного отчета о «новом шаге, укрепляющем имидж “Крахт Тойз” в глазах российского общества»…
И вот сегодня эта тварь читала нам лекцию о стимулировании конечного потребителя. После часовой пытки слайдами и диаграммами, сдобренными комментариями на ломаном русском, Кристина отпустила всех на «дьесяти минит кофе-брейк», после которого решила все же воспользоваться услугами переводчика в лице одной из своих пекинесов. Мадам Хе, которой, вероятно, долгие годы не давали спокойно спать лавры Шерон Стоун, или просто не давали, картинно закинула ногу на ногу, показав сидящим в первом ряду нижнее белье цвета фуксии, взяла микрофон и начала финальный спич на английском языке. Тема была «Креативные подходы к технике продаж».
