Чарльз Мартин - Когда поют сверчки
Синди задумалась – наверное, припоминала свое рабочее расписание. Наконец она кивнула.
– Хорошо, мы придем. А во сколько?
– Приходите около двенадцати, да не забудьте купальные костюмы.
Синди посмотрела на Энни, и та кивнула.
– Хорошо, увидимся в… – Она вдруг хлопнула себя ладонью по лбу. – Черт!..
– Что такое? – встревожился Чарли.
– Все в порядке, – поспешил я вмешаться. – Не беспокойся, Синди, я заеду за вами прямо сюда. В полдень.
Синди улыбнулась, обняла Энни за плечи, и они вместе пошли к дому, оглядываясь то на нас, то на кусты, куда я выпустил змею.
На малой скорости мы спустились по ручью и, двигаясь вдоль пляжа, поплыли к дому. Когда мы на холостом ходу вошли в эллинг, Чарли положил руку мне на плечо и улыбнулся.
– Боюсь, теперь тебе придется наведаться в город и пробежаться по мясным лавкам.
– Я так и понял, – откликнулся я, аккуратно выруливая в тесном пространстве. Когда катер оказался над вилами подъемника, я заглушил двигатель. – Хорошую свинью ты мне подложил, братец.
– И еще… – Чарли широко улыбнулся. – Не забудь юбочки из травы.
Глава 40
Во вторник во второй половине дня я шагал по Главной улице по направлению к Мясному рынку Викерса. В руке у меня был распухший пластиковый пакет, из которого торчала спутанная бахрома двух карнавальных юбочек из травы (на самом деле, из целлофана), которые я купил в аптеке. На подходе к рынку я обратил внимание на женщину в бейсбольной шапочке, она шла не одна, с нею были муж и двое детей-подростков. Когда мы сблизились, я разглядел ее лицо и едва не споткнулся. У меня было такое ощущение, словно какой-то великан одним ударом вышиб у меня из легких весь воздух.
Ширли. Ее сын вырос и смотрелся не юношей, а молодым человеком – широкоплечим, мускулистым, подтянутым. Дочь отпустила длинные волосы и стала настоящей красавицей – стройной и длинноногой, в отца. Глава семейства гордо выступал рядом с женой, выпятив развитую бочкообразную грудь, обтянутую белой футболкой, на которой красными буквами значилось его имя – Гарри.
Невольно я замедлил шаг (меня просто не держали ноги), а потом и вовсе остановился, беспомощно оглядываясь по сторонам в поисках пути для отступления. Увы, бегство было исключено: в этот час широкая Главная улица была безлюдной, а магазинчики по левую руку от меня представляли собой просматриваемые насквозь небольшие лавочки с огромным окном-витриной. Поворачивать назад было поздно, и я так и остался стоять посреди тротуара, хотя это, конечно, привлекло бы ко мне внимание куда скорее, чем если бы я продолжал идти.
Мне оставалось только надеяться, что Ширли меня не узнает, и действительно, ее взгляд равнодушно скользнул по моему лицу, но потом у нее в мозгу, по-видимому, что-то щелкнуло. Она взглянула на меня снова, на сей раз – внимательнее. В следующее мгновение Ширли выпустила руку мужа и решительно устремилась ко мне.
Зная, что ничего сделать уже нельзя, я сосредоточенно повернулся к ближайшему газетному автомату и сунул руку в карман, будто нашариваю монеты. В эти минуты мне больше всего хотелось, чтобы началось землетрясение и я провалился бы в какую-нибудь трещину, но увы, ни одна, даже самая глупая случайность не пришла мне на помощь.
Ширли подошла ко мне почти вплотную. Несколько секунд она с сомнением разглядывала мою бейсболку, мою всклокоченную бороду и длинные волосы, потом ее лицо вдруг засияло так, будто лампу включили.
– Доктор Митчелл? – прошептала она.
Я вздрогнул и выронил мелочь. Ширли подняла руку и робко коснулась моего плеча, словно хотела убедиться, что я не привидение и не дух.
– Джонатон?..
Я медленно повернулся – оброненные мною четвертаки еще кружились у меня под ногами маленькими волчками – и посмотрел на нее. Ширли немного пополнела (и это было хорошо), но глаза ее остались прежними, и в них стояли слезы.
Сняв черные очки и бейсболку, я провел рукой по своим отросшим до плеч волосам, взял ее за запястье и проверил пульс – он был сильный и ровный.
– Привет, Ширли. Вы… Ты прекрасно выглядишь.
В ответ Ширли обхватила меня за шею и крепко обняла. Члены ее семьи столпились вокруг. Я пожал руку Гарри и их сыну, который был выше меня, о чем я не преминул сказать.
– Он получил направление в военную академию, – с гордостью сообщила Ширли, продолжая внимательно меня рассматривать. Она ничего не говорила, но ее молчание было более чем красноречивым.
– Я… я все знаю о… Ну, насчет Эммы… – вдруг не удержалась она, и слезы покатились по ее щекам. Она прижала руку к сердцу. – И я знаю, что вы… что вы сделали для меня. Мне очень жаль, что вам пришлось… пришлось выбирать.
Она снова обняла меня, и я почувствовал, какими сильными стали ее руки и спина. После операции Ширли не остановилась и сумела добиться многого. Она оказалась из породы бойцов, и я подумал, что, если так и дальше пойдет, у нее есть все шансы проводить в колледж внуков.
Наконец она отпустила меня, и я сказал, пытаясь разрядить неловкость:
– Как там Ройер? Хорошо он за вами следит?
– О, он превосходный врач. Почти такой же, как вы, – ответил за жену Гарри. С нежностью взглянув на Ширли, он снова перевел взгляд на меня. – Ну а если серьезно, то Ройер делает все необходимое и даже больше.
Ширли улыбнулась и обняла мужа за талию.
– Теперь я могу пробежать без остановки целых три мили. – Она любовно похлопала Гарри по плоскому, подтянутому животу. – Конечно, до рекордов мне далеко, но я чувствую себя здоровой, и… – Она судорожно сглотнула. – И у нас все хорошо.
И Ширли снова обвила руками мою шею и сжала изо всех сил, словно боялась, что, не сделай она этого, я тут же растаю в воздухе. Ее дети подошли ближе и тоже обхватили меня с двух сторон. Даже Гарри присоединился к этому групповому объятию, которое происходило не где-нибудь, а на центральной улице Клейтона, так что теперь я даже обрадовался, что вокруг никого нет.
Наконец Гарри достал из кармана чистый носовой платок и протянул Ширли, которая попыталась рассмеяться.
– Та, которой мое сердце принадлежало раньше, была, наверное, настоящей плаксой, – пролепетала она сквозь слезы. – Сама-то я никогда не отличалась… сентиментальностью.
Ее сердце принадлежало бесшабашному двадцатилетнему мотоциклисту, но я никогда не говорил об этом Ширли. Чтобы жить дальше, ей требовалось очень, очень много сил, в том числе и эмоциональных, и вовсе незачем было усложнять ей задачу, обременяя чувством вины перед абсолютно незнакомым ей человеком. Хватит и того, что она каким-то образом узнала о моем телефонном разговоре с Ройером, подумал я. Интересно, кстати, как это произошло?.. Впрочем, я знал, что подобные вещи трудно сохранить в секрете – и в больницах конфиденциальная информация частенько просачивается наружу.
