Пилип Липень - Ограбление по-беларуски
— Да ничего особого нету здесь, Пилипыч! Вся такая же фигня, как и у нас. Бабы хоть есть, но все какие-то больные на голову. Но кормят неплохо, ничего не скажешь. Фляки, зразы всякие, вкусно! Да ты кстати и сам можешь где хочешь побывать, слышишь? Нафига тебе этот паспорт? Садись в машину, да и поезжай — день в пути, и ты на месте! Ты вообще в какую страну собирался?
— В Италию, конечно! Во Флоренцию особенно хочу, там должно быть много Липпи.
— Липпи?
— Да, Филиппо Липпи, художник — помнишь, ты мне альбом с его картинами принёс?
— Припоминаю вроде… Что-то было такое.
Мы заговорили о старых временах, о бане, о пиве, о радостях огорода. Растрогавшись и разоткровенничавшись, я признался Рыгору, что авантюрист из меня слабый, угнать машину я не смогу, да и водить не умею, без паспорта перебегать границу боюсь и… Я попросил Рыгора, чтобы он побывал во Флоренции вместо меня.
— Да не вопрос, братишка! Я тебе столько альбомов оттуда привезу, что за год не пересмотришь! — щедро пообещал Рыгор. — Вот только ты скажи мне, куда тут сворачивать, а то у меня карты нету? Алло! Алло! Чёрт.
Мой голос сменили короткие гудки. Рыгор, ругаясь, сунул телефон в карман. Перекрёсток в лугах он уже давно миновал, и теперь по обе стороны дороги длинными рядами тянулись виноградники с незрелыми зелёными гроздьями. Впереди виднелась деревенька, низкие домики с красными крышами. Пустой живот сосало, и возможность подкрепиться появилась как нельзя более кстати.
Он прошёл деревеньку почти насквозь, не встретив ни одного гастронома и ни одного человека. Похожие друг на друга домики из светло-серого кирпича за низкими каменными заборчиками не подавали никаких признаков жизни. Рыгор уже наливался мародёрскими мыслями, когда наконец на одной из открытых террас он увидел открытую дверь и, кажется, движение внутри.
— Эй! Кто-нибудь есть? — он поставил ногу на заборчик.
Движение внутри воплотилось в худую женщину средних лет, в коричневом платье, она вышла и стала, молча глядя на него.
— У вас покушать не найдётся? Я заплачу! — спросил Рыгор.
— Проходите, — ответила она ровно, без раздумий, но и без радушия.
Он прошёл сквозь палисадник с пышными клумбами петуний и настурций и поднялся на террасу. В уютной тени навеса стоял плетёный стол и лёгкие круглые табуреточки, на одну из которых Рыгор положил мешок, а на другую осторожно сел. Табуреточка скрипнула, но выдержала. Не прошло и двух минут, как женщина появилась с подносом. Она поставила перед ним большую плоскую тарелку с белым хлебом и сыром, стеклянный кувшин с белым вином, стакан.
— Как тебя зовут? — осведомился он, складывая бутерброд.
— Жюли. Скоро будет суп, — ответила она сухо.
— Вот так имя! Ты что, из Франции приехала? — она молча подняла брови, с таким выражением, как будто он его вопрос был идиотским, но Рыгор не поддавался, продолжая быть весёлым и открытым: — Ты поешь со мной, а, Жюли? Одному кусок в горло не лезет!
Жюли пожала плечами и пошла в дом. Он спросил вслед, нет ли пива, но она качнула головой. «Вот сучка!» — думал Рыгор, но спокойно, не зло. Злость отступала перед свежайшим ароматным хлебом и упругим сыром. Утоляя первый голод, он с наслаждением съел всю тарелку, удовлетворённо вздохнул и налил себе вина. Один стакан Рыгор выпил залпом, залив жажду, а второй тянул медленно, оценивающе. Вино по вкусу напоминало выдохшееся пиво, спокойное, без пены и газов. Не так уж и плохо. Придвинув табурет к деревянным перилам, он откинулся на них и зажёг сигарету.
— Суп.
Жюли несла в руках круглый белый горшочек. Поставила на стол, отложила крышку, вывалил пар. Рыгор наклонился и осторожно понюхал. Пахло странно сладко.
— Сахара не пожалела, да? А это что? — он потыкал ложкой в кусок мокрого хлеба, плавающий сверху.
— Не хочешь — не ешь, — отрезала Жюли и потянулась за горшочком.
— Стой, погоди! Я же пошутил! Вот, держи, — он запустил руку в мешок, нащупал денежную пачку и отслоил одну бумажку, — Покушай со мной, Жюли? Мне будет приятно.
Она ему понравилась — ясные и необычайно правильные черты. Хотя округлость её лица уже начинала спрямляться от лет, а на щеках читались морщинки. Сдержанные карие глаза и каштановые волосы, остриженные чуть выше плеч и закручивающиеся в кудряшки на кончиках. Кудряшки несговорчиво качнулись, и она пошла в дом, сказав, что принесёт сдачу. Рыгор запротестовал, но она уже скрылась.
Суп оказался луковым и не очень понравился Рыгору. Размокший хлеб он сначала вообще не хотел есть, отодвигая его ложкой, и решился на это только в самом конце, когда горшочек опустел. Он выпил ещё один стакан вина, закурил, и палисадник с петуниями и настурциями приятно поплыл вокруг его головы. Неслышно появилась Жюли, собрала посуду и спросила, что ещё принести. Он поднял голову, переложил сигарету в левую руку, а правой обнял её за бедро.
— Убери лапы! — она брезгливо стряхнула его ладонь, как будто стряхивала паука или таракана, — Сейчас я позову мужа!
Рыгора обычно не выходил из себя по таким пустякам, но все эти «парни», «мужчины» и «супруги» за время путешествия стали его больным местом. Поэтому при упоминании о муже в глазах у него потемнело от ярости, и он вскочил. Стол содрогнулся, салфетки рассыпались, табуретка полетела в настурции.
— Мужа?! Мужа, да?! Ну, давай, показывай мне своего мужа! Зови его! — заорал он.
Жюли тенью скользнула в дом, попытавшись закрыть входную дверь, а он взрыкнул и тигром ринулся за ней, вырвав ручку и обрушив карниз с шелестящими жалюзи. Она кричала, что её муж на службе и вот-вот должен вернуться, и, отступая вглубь, швыряла в него ложку и тарелки. Он надвигался быстрее, настиг её и схватил за локоть. Жюли попыталась вырваться, но Рыгор держал крепко. «Ну?! Где твой муж? Где?» — ревел он. Она изогнулась в порыве укусить его за руку, но он сунул ей под изящный нос свой правый кулак:
— Только попробуй куснуть! Понюхай-ка, чем пахнет! — откуда-то из глубин головы всплыла эта детская, но действенная угроза.
Рыгор тащил её по комнатам, рыча, кашляя и требуя предъявить мужа, а она обмякла и послушно поспевала рядом, с полными слёз глазами. Дом был хороший, просторный. В гостиной — гипсовый бюст Наполеона, увитый усиками плюща, пианино и портрет Берлиоза в буковой раме; в солнечной столовой — стол на двенадцать персон, старинные стулья, часы с пружиной и салатовый сервант; в спальне — низкое брачное ложе с бумажными торшерами у изголовья; в детской — двухэтажная кровать в виде красного лондонского автобуса и коллекция футбольных мячей. В тупике прихожей прятался ход в подвал — крутые, стёртые подошвами ступени.
— Может, он в подвале нас ждёт? — упрямо рычал Рыгор, не желая слушать о службе мужа на железнодорожной станции, — Пошли вниз, посмотрим! Где свет? Включай, кому говорю! Хуже будет!
Она покорилась, подняла руку к неприметному выключателю и стала спускаться вниз. Рыгор, не отпуская её заломившегося локтя, топал сзади. Глубоко залегавший подвал отделялся от лестницы толстой филёнчатой дверью. Вдоль каменных стен тянулись длинные полки с пыльными бутылками вина, стеклянными банками, горшочками, коробками. Подвальная прохлада приятно овеяла лицо, но гнев не остывал. Рыгор грубо толкнул Жюли внутрь, и ей пришлось пробежать шагов, чтобы не упасть на бетонный пол.
— Сиди здесь, сучка! Будешь знать, как корчить недовольные рожи. Тоже мне, королевская особа нашлась. Погоди же, я тебя проучу, — Рыгор вспоминал обиды, нанесённые ему чешскими женщинами, и распалялся всё более.
— Да что ты хочешь от меня, сумасшедший? Что тебе надо? Тебя ждёт Бастилия! — она шагнула к нему, поднимая руки.
— А ну стой, где стоишь!
Увидев в его глазах настоящую ненависть, она отступила назад, глядя исподлобья.
— Будешь сидеть здесь, ясно тебе? Только попробуй выйти, шею сломаю. Вот увидишь! Я шутить не люблю.
Рыгор грохнул дверью и пошёл вверх, удивляясь себе — что он делает и зачем? С другой стороны, почему бы ему не делать то, что взбредёт в голову? Он уже переживал похожее состояние жутковатой свободы — сразу после первой простуды, когда открыл возможность безнаказанно вламываться в квартиры.
Пошарив по отсекам салатового серванта, Рыгор нашёл мешок сухих абрикосовых косточек и огромную бутыль белого вина с толстой пробкой в зеленоватом горле. Он освободил горло, и оно ответило ему коротким дружеским гулом. Огладив рукой тонкую льняную скатерть, он сел за стол. Вкус вина удивительно хорошо подходил к горьковато-сладким ядрышкам, а всё вокруг светилось уютом, чистотой и светлым дневным покоем. Как прекрасно было бы остаться здесь жить! Зачем идти куда-то ещё? Вот только как вбить в голову Жюли, что мужа никакого нет? Рыгор был уверен — время и ожидание здесь не помогут, и у Жюли всегда найдётся сотня историй, почему её супруг не возвращается. Задержался на службе, неотложно улетел в командировку, поехал с друзьями на рыбалку, отправился навестить престарелых родителей.
