Десятые - Сенчин Роман Валерьевич

Не читалось, не писалось. Сценарий, после того как пересказал идею Оляне, застопорился. Книга Лондона не тянула к себе. Там про женщин… искушение… Сергеев ловил себя на том, что прислушивается к любым новым звукам.

За стеной стал слышать шаги, иногда легкие стуки, и представлялась Алина. Она тоже устала от непогоды, от одиночества, ей хочется быть с кем-нибудь. И вот здесь мужчина… Сергеев ждал, что она стукнет в стену как-нибудь упорядоченно: тук-тук или тук-тук-тук, и он сразу ответит тем же. И они быстро изобретут условный язык, и договорятся…

Снизу раздавался то детский плач, то голос Оляны – слов разобрать невозможно, но по интонации то сердитый, то просящий, то ласковый. Бывало, звучала музыка, а потом появился мужской бубнеж; Сергеев узнал тембр Виктора-Вити. Приехал на побывку. Наверное, из-за дождей строительство дороги прервали.

С его появлением внизу стало громче, случались, кажется, ссоры, раза три-четыре падала на плитку пустая бутылка…

Звуки становились все отчетливей, при этом ветер, скрежет, завывание в кухонной вытяжке не смолкали. Сергеев злился на Рефата, который построил дом с такой шумопроводимостью, но знал, что дело не в тонких стенах и перекрытиях – это от одиночества.

На пятые сутки дождь выдохся, небо очистилось, ветер сменил направление. Дул теперь не с моря, а с северо-запада. Сергеев посмотрел прогноз погоды на ближайшие дни. Будет ясно, но похолодает. Обещают по ночам минус два – минус пять. Надо закупиться продуктами, сигаретами – его сигареты в их магазине не продавали – и этому Штормику корма взять, наполнитель для лотка. Туалетная бумага кончилась, старая воняла, и пару раз он сделал на пол…

Сергеев решил совместить необходимое с полезным – пробежаться.

Во дворе столкнулся с Виктором-Витей и Ярославом. Дина стояла в дверях, у ее ног сын, в глазах грусть. «Как на войну провожает… Хорошо хоть не в больнице – значит ничего страшного с сыном». Оляны видно не было; дверь их квартиры закрыта.

– Здоров, сосед, – протянул руку Виктор-Витя. – Жив-здоров?

– Да. А что?

– Да повеситься можно от такой погоды… У нас тоже не рай, но там таких ветрюганов не помню.

Сергеев догадался, что это «у нас» – не про дорогу, которую они строят. Наверняка про место, где жили раньше.

– Ну ладно, – Ярослав приобнял жену, – поехал. Если зарплату дадут – переведу на карту сразу.

Та в ответ перхнула, ткнулась ему в подмышку.

– Давай, Славян, маму слушайся.

– Да!

Мужики пошагали к калитке, Сергеев – следом. Почему-то обгонять их было неловко – подумают, что хочет скорее отделаться. И жалко их стало, в серых с оранжевыми полосками штормовках, в пропитанных потом бейсболках; на плечах тощие рюкзачки…

– Как дела вообще? – оглянулся Виктор-Витя.

– Так, – поморщился одной стороной лица Сергеев. – Нет, ничего, вообще-то, нормально.

– А ты, смотрю, поправился.

– Да? Не замечал.

– А не хочешь к нам? Там лишний вес быстро испаряют.

– Витёк, отвали от человека, – бросил Ярослав. – Отдыхает человек.

– Я, может, тоже отдохнуть хочу.

– Заработаешь – и отдыхай.

Виктор-Витя хмыкнул, потом сплюнул; порыв ветра чуть не вернул ему плевок – вовремя увернулся.

– Уже с женой жить разучился. И она шарахается, как от чужого… Эти дни – пытка настоящая.

– Бухай меньше.

– Хорош меня учить. Если у меня все жилы болят, должен я как-то…

– Автобус! – перебил Ярослав и побежал к остановке. Виктор-Витя – за ним.

Сергеев проследил, как они садятся в зеленый, короткий автобус неизвестной ему марки… Автобус тронулся, Сергеев облегченно выдохнул – общение получилось не очень дружеским. «Этот Витя по пьяни и пырнуть может. Дескать, жируешь тут, а я там сдыхаю… Ярослав вроде и заступился, но так нехорошо прозвучало: отдыхает человек».

Перешел дорогу, помахал руками и побежал. И тут же ноги стали тяжелыми, отрывались от земли с огромным трудом. Сергеев приподнял кроссовку – вся подошва на несколько сантиметров была облеплена красноватой, смешанной с камешками глиной.

– Ч-черт…

Стал вытирать кроссовки о траву. Получалось плохо. Пошел, шаркая, по полю – тропинка превратилась в болотце. Не до пробежки.

На ровном, не защищенном домами и деревьями пространстве ветер оказался сильнее. Налетал порывами, бил Сергеева в правое ухо. «Еще застужу, вот будет лишний гемор…» Прикрыл ухо рукой, руке стало холодно. «Обратно точно на автобусе».

Трава спасала слабо – давняя пахота размокла, была ненамного тверже тропинки… В каком-то фильме солдаты идут по подобному полю… Ну, это, конечно, не такое раскисшее, но и у него не сапоги, а кроссовки.

– Черт, а… – Разум требовал выбираться на дорогу, а что-то противоположное внутри и не менее сильное вело Сергеева дальше, заставляло месить красноватую глину, губить обувь, представляя себя солдатом, последним уцелевшим из большого отряда.

При каждом порыве поле оживало – перекати-поле срывались с места и, подпрыгивая, иногда взлетая на метр-полтора, неслись в сторону моря. Порыв слабел, и шары замирали. Порыв возникал – срывались, взлетали. И как самоубийцы прыгали с обрыва вниз. Это зрелище затягивало, ужасало и восхищало одновременно. Словно живые существа, повинуясь какому-то зову, бегут и гибнут. Нужно погибнуть, пришел срок…

Сергеева потянуло туда, к краю, посмотреть, что происходит с шарами дальше. Куда они падают – на берег или долетают до воды. Плывут или тонут. Для чего вообще ветер скидывает их туда, ведь природе нужно, чтоб перекати-поле бежали в другую сторону, по земле, рассыпая свои зерна, давая потомство. Какое потомство дадут на песке или в соленой воде?

Хм, а вот возьмут и доплывут до Турции, засеют тамошние пляжи. Нет, соль наверняка сделает семена невсхожими.

– О чем я думаю! – очнулся, изумился, ускорил шаг и вскоре, продравшись сквозь заросли каких-то кустов с мелкими красными ягодками, выбрался на асфальт. Скреб и скреб об него кроссовки. Но потом долго было ощущение, что идет на каблуках – глина вросла в подошвы кусками.

Вернувшись из Михайловки с едой и мешком наполнителя, отправился в их магазинчик за водой. Взял две пятилитровые бутыли, вынул карту расплатиться.

– Еще что-то нужно? – спросила продавщица не очень приветливо, но с надеждой.

– Да нет, остальное вроде есть.

– Понятненько… Вот нас поэтому и собираются закрывать.

– Почему?

– Потому что у всех всё есть. Сюда вот только за водой да за хлебом когда. Выручки не стало даже нам платить, работницам. Так что ноябрь, наверно, доработаем и закроемся.

Сергеев представил, что носит или возит воду из Михайловки, вздохнул:

– Проблема. – Впрочем, не вполне искренне: продавщица могла просто пугать. Больше из сочувствия, чем по необходимости купил четыре рулетика с маком. – Сто лет не пробовал.

– Выпечку мы хорошую заказываем. Без добавок. Может быть, кексы еще попробуете?

– Спасибо, завтра…

Дома занялся отмыванием кроссовок в душевой кабине. Глина и камешки действительно вросли, окаменели как бетон. Принес вилку и ею выскребал их из протекторов. Слив быстро забился, мутная жижа начала заполнять корытце.

– Идиот! – Сергеев снял решетку слива, осторожно полез пальцами в дыру, стал доставать камешки. – Нашел приключение…

Жижа почти не уходила, пришлось поковырять вилкой, но та почти сразу упиралась в твердое. Наверняка труба уходила вбок… Пальцы-то глубже пролазят. Страшно, еще застрять не хватало.

Согнул вилку, поелозил ею. Надо бы проволоку. Или лучше этот, как его… Пандус. Вандус. Вантуз. Да, великое изобретение…

Сергеев сходил на кухню, проверил закуток под раковиной, где обычно хранятся у людей моющие средства, пустые банки, пакеты под мусор и часто вантуз.

Нет, вантуза не было. Хреново. И никаких «кротов», «тиретов»…

– Какой тебе «Тирет». Это не жир, а камни. Ох-х.

Отвинтил лейку душа, вставил шланг в дыру, включил горячую воду на полную мощность. Надеялся пробить засор.