Станислав Олефир - Колымская повесть
— Не понимаю я вас, — говорю деду Хэччо. — Он вас палкой не бил, полозья дал, путевку пообещал, деньги тоже сказал получить. Вы при Елисейкине много зарабатывали?
Дед Хэччо удивленно смотрит на меня:
— Какие деньги! Агафон каждой день палочки ставил и все. А если оленя потерял, своего нужно отдавать. Я двадцать восемь оленей отдал. Совсем денег не было. Резиновые сапоги не мог купить. Летом на воде в торбасах возле оленей дежурил. Раскиснут, вот такие делаются. Сейчас денег много. Дорошенко говорил, машину можно купить
— Так что же вам еще от директора нужно? Квартиру выделил, деньги есть, не дерется, путевки на курорт — пожалуйста, а вы не любите!
Дед Хэччо снова удивленно смотрит на меня, словно я сморозил что-то несусветное, наконец, назидательно и даже с каким-то ко мне сочувствием спрашивает:
— А поговорить? Елисейкин, что по-эвенски, что по-корякски, что по-чукотски, как мы сейчас с тобой, разговаривал. Даже с якутами, когда мы у них оленей тафаларской породы покупали, нормально разговаривал. В стойбище приедет, тряпки женщинам привезет, патроны привезет, в каждой яранге чай пить пожелает. Нигде кушать не будет, пока сам для огня дров не притащит. Бегование скажет делать, самого упитанного оленя выставит. Потом этого оленя все кушают. Хорошо-о! Все Елисейкина очень любили. Он самый лучший председатель был…
В детстве у меня был школьный товарищ Леня Ковальчук, у которого было одиннадцать братьев и сестер. Жили они небогато. Хорошо, мать работала в больнице санитаркой, и каждый день приносила оставшиеся после больных суп и кашу. Так что совсем уж голодными не были. Зато веселее семьи в деревне не сыскать. Помню, получили зарплату и почти все деньги истратили на гармошку. Недели две мы старательно разучивали на ней «Гони куры со двора!», потом «голоса» оторвали, остальное приспособили выносить золу. Плитку топили соломой, золы много, а мусорного ведра не было. Вот мы растянем гармошку, насыплем в нее добрый мешок золы и тащим на огород. Там двое берутся за «басы», двое за рамку от «голосов», дружно нажмем — зола из гармошки, как из вулкана. Мы все в золе, зато весело.
Но до деда Хэччо тем друзьям из моего далекого детства не дотянуться. Года три тому назад деду Хэччо выделили квартиру в новой пятиэтажке. Дед сдал личных оленей и на вырученные деньги попросил заведующую совхозной почты обставить его квартиру. Как-то ему довелось побывать у этой женщины в гостях, и до того ему понравилось, что только об этом и говорил.
Заведующая постаралась на совесть. Купила цветной телевизор, говорящие часы, холодильник, пианино, диван-кровать и даже лампу-торшер. Дед Хэччо всего два часа и пожил в новой квартире. Посидел в кресле, пощелкал выключателем, заглянул в холодильник, пару раз стукнул по клавишам пианино и испуганно закрыл крышку. Начался отел оленей, и нужно было тем же вертолетом, которым прилетел в поселок, возвращаться в стойбище. Сколько вертолет загружали, сколько новоселье и отмечал. Дольше не получилось.
На Севере издавна не принято запираться от людей. Всякий может поселиться в яранге пастуха или охотника, жить сколько угодно и никогда его не выгонят. Более того, будут делиться с гостем не только куском мяса, но одеждой, обувью, кормить его собак. Примерно то же случилось и с квартирой деда Хэччо. Уже на второй день в его квартире обосновался кто-то из родственников, а может просто знакомых. Потом там останавливалась Рита с детьми. Дальше жили все, кому не лень. Прилетит пастух из тундры, своего жилья в поселке нет, вот и отправляется на квартиру к деду Хэччо.
Все было бы хорошо, если бы не привычка северян бросать на пол мясо и рыбу. В тундре все чисто. Более того, мох, которым она густо покрыта, убивает все гнилостные бактерии, отчего лежащие на нем продукты хранятся лучше, чем в мешках и ящиках. Таежный зверек бурундук, чтобы сохранить собранные орешки и ягоды, перекладывает их сфагнумовым мхом. Если не сделать этого, на бурундучьих припасах скоро появится плесень, а так хранятся в сырой норе почти год и остаются совершенно свежими. Поэтому-то оленеводы смело оставляют все на земле, следя лишь за тем, чтобы мясо или рыбу не стащили собаки.
И вот кто-то из многочисленных дедовых квартирантов бросил на пол квартиры замороженную оленью тушу. Скоро мясо оттаяло, кровь из него натекла на доски, попала под плинтуса и выступила алым пятном на потолке в нижней квартире.
Что такое гниющее мясо — объяснять не нужно, а кровь и того хуже. Скоро тяжелый гнилостный запах заполнил лестничную площадку, а затем и весь подъезд. Даже проходившие мимо пятиэтажки люди воротит носы я ругались.
Давно выбросили протухшее мясо, выскоблили и перекрасили пол, а запах не исчезал. Пришлось срывать доски и заливать все известью, затем настилать все сначала.
Не удивительно, что скоро деду Хэччо сообщили но рации о том, что его выселили из квартиры за «нарушение правил социалистического общежития», а квартиру отдали приехавшему из Одессы учителю музыкальной школы. Все имущество деда Хэччо свалили в сарай возле совхозной конторы
— Вы там были? — спрашиваю деда Хэччо, когда в перерыве между конами игры в карты Кока рассказал историю дедовой квартиры.
— Летал два раза, — охотно признался он. — Пацаны в сарае играют, пианино и телевизор совсем сломали, а холодильник куда-то унесли.
— И все пропало?
— Пропало. Конечно, все пропало, — охотно подтверждает дед Хэччо. — Завхоз говорил, что замок на сарай вешал, а кто-то сломал и выбросил. Поэтому все и пропало.
— Неправда! — укоризненно качает головой Кока. — Зачем людей обманываешь? А кольцо от торшера где? Я сам видел, как ты его для маута отламывал.
Всякий уважающий себя пастух ни на минуту не расстается с маутом. Это вырезанный из шкуры морского зверя длинный ремень с тяжелым кольцом на конце. Кольцо нужно для того, чтобы пропускать через него петлю, к тому же утяжеленная им петля летит дальше и стремительней. Маутом пастухи ловят оленей и даже заготавливают дрова для костра. Подойдет к сухой лиственнице, соберет в кольца маут — взмахнул рукой и набросил петлю на самую вершину. Остается дернуть посильнее за ремень и удирать, чтобы не получить обломком лиственницы по голове.
Специальные колец для маутов на заводах не производят, вот пастухи и добывают, кто где сумеет. Кока отломал свое от вездехода, Николай Второй с Прокопием заполучили с вертолета. Здесь как-то сгорел вертолет, вот с него колец и набрали. А у деда Хэччо оно от своего собственного торшера.
СОПКА ЧАЙНИК
Наше стадо подкочевало к сопке, название которой дословно переводится так: «Котел для приготовления чая с длинным дырявым хвостом». Обычно говорят более коротко — Тнуп чазю — сопка Чазю…
