Эдуард Тополь - Китайский проезд
А она лежала на узкой койке в темном алькове двухместной каюты и думала о странном повороте своей судьбы после гибели мужа. Она прожила с ним целую вечность – с семнадцати лет. Это был студенческий брак, а еще точнее, абитуриентский, поскольку они познакомились на вступительных экзаменах в Иняз. Костя, сын профессора-вирусолога Каневского и сбежавшей за рубеж балерины Пурыгиной, уже тогда знал три европейских языка, а в Инязе взял еще четыре. Но в конце восьмидесятых, как раз к моменту окончания ими Иняза, все их сверстники ринулись в предпринимательство, забросив к чертям собачьим свои вузовские дипломы не только Иняза, но и куда более престижных вузов – МАИ, МГУ, МВТУ, Политеха и прочих. Все стали работать по двадцать часов в сутки, не гнушаясь ничем – даже торговлей цветами и видеокассетами на улицах. И за пару лет либо перестреляли друг друга, либо создали свои финансовые империи. Но Костя не хотел ни работать по двадцать часов в сутки, ни стрелять в конкурентов. Он был сибарит советского розлива, он готовил себя к тихой кулуарной карьере кремлевского переводчика или дипломата. Но никто не нуждался в его блестящем английском и уж тем более – в его изысканном фарси, латыни и древнегреческом. А денег ему хотелось не меньше, чем всем остальным. И тогда он стал приторговывать информацией. Она догадывалась об этом, скандалила, но он говорил, что это временно, что информация в конце концов – это тоже товар и что как только он сбросит за бугор хотя бы три сотни тысяч долларов, они вообще уедут из России.
Но деньги не отпускают тех, кто к ним прилипает. Костя, работая в Думе простым парикмахером, умел выуживать из своих клиентов информацию порой буквально бесценную для банкиров и брокеров, играющих на курсах биржевых акций. И все заработанные деньги маниакально переводил на свои счета за рубеж, не оставляя дома ни копья – он был уверен, что не сегодня-завтра вся эта «малина» рухнет, обвалится, нужно побыстрей выхватить свой кусок и бежать. Но кроме тех денег, о которых он говорил ей хвастая, Костя, она понимала, имел еще и другие – на проталкивании в Думе каких-то законов, выгодных тем или иным структурам, то есть на элементарном подкупе думских депутатов. Однако очень скоро для него, слабонервного мальчика-полиглота, любителя Пастернака и Бодлера, эта работа стала не в подъем, и он начал подкачивать себя наркотой, и уже не верила Александра ни в какие их деньги на Кипре, ни в какую его супружескую верность и трезвость его хитроумных игр великого информатора. Но что она могла сделать? Бросить его, уже брошенного однажды своей балетной мамочкой? Она жалела его, она любила его не только и уже давным-давно не столько как жена, сколько как женщина, заменившая ему мать. И от этой материнской любви она забыла себя, свою женственность, свои желания быть красивой, молодой, любимой. Жены, которые заменяют своим мужьям матерей, стареют куда быстрей, чем жены-любовницы. И тем же материнским инстинктом она знала, что его убьют – либо его наркотики, либо его многочисленные заказчики.
Но чтобы вот так, за те пару слов, которые он, оказывается, выудил у нее самой?…
А теперь, после его смерти, словно прорвало вдруг какую-то плотину, словно рухнул железный занавес, словно взрывом, который месяц назад распахнул стальную дверь ее квартиры, ее швырнуло из убогого черемушкинского жилья в стремительный поток жизни, который уже помимо ее воли несет ее неизвестно куда. «Рос-Ам сэйф уэй» на Пречистенке, «Президент-отель» и команда тайных американских советников, дочка президента и самолет «Бере-банка», полеты по всей стране от Камчатки до Краснодара и пир на «Сахарове» с цветистыми грузинскими тостами в честь «нашей замечательной гостьи, московской красавицы Александры». У мужчин вдруг открылись глаза на нее – Робин Палски, Винсент Феррано, маршал Сое Кор Цннь… О этот маршал! Она помнит, какими глазами он смотрел на нее, когда его адъютант притащил ее из плавательного бассейна! И что бы ни говорил этот маршал о ее миссии следить за американцами, только такие мужланы, как он, могут думать, что способны обмануть чувственный инстинкт женщины. Даже его обтирание снегом на балконе было для нее – для ее возбуждения и соблазна. И что говорить – он произвел впечатление, она и сейчас, в темноте, видит перед собой его мощный и докрасна растертый торс, пар от его плеч и крупное увесистое орудие в паху. И острое возбуждение входит в ее чресла, и вытягивает тело на холодной простыне, и аркой выгибает спину… Но кто, кто тянет к себе ее тело и душу? Немой Робин с его загадочно темными глазами, которые порой вдруг выплескивают на нее столько тепла, что до краев заливают душу, а порой оставляют какой-то осадок неясной беспомощности и пустоты? Смешной, трогательный и неожиданно бешено возбудимый Винсент, который смотрит на нее то глазами отца, то глазами влюбленного мальчишки? Или этот маршал с его легендарной властью и мощной мужицкой силой?
Александра уснула, так и не ответив себе на этот вопрос.
Она проснулась чуть ли не в полдень – от стука в окно и голоса Патрика:
– Саша, это я, Патрик. Ты жива там?
Она открыла занавески, он сказал:
– Мне кажется, что-то странное в городе…
Действительно, снизу, с реки, была видна какая-то необычная суета на неожиданно многолюдных городских улицах, чуть ли не паника. Но ни Важи Гриладзе, ни его свиты, ни Свешникова с остальными членами московского избирательного штаба на корабле уже не было, и Александра, наспех одевшись, спустилась с Патриком по сходням к такси, одиноко стоявшему на набережной.
– Свободны? – спросила Александра водителя.
– Для вас – обязательно, – ответил водитель. – Мне Важа Вахтангович приказал весь день вас обслуживать.
Александра повернулась к Патрику:
– It's our car, – и, сев в машину, повернулась к шоферу: – В центр, пожалуйста. Что у вас в городе происходит?
– А счас сами увидите! – загадочно ответил тот и через пару минут остановил машину у небольшого продмага при въезде в город. – Вот, смотрите!
У магазина толпилось человек сорок, они ожесточенно ругались и спорили, но из машины понять, в чем там дело, было нельзя, и Александра сказала Патрику:
– За мной!
– Что тут происходит?
– Сейчас увидим.
Они вышли из машины и пошли в магазин сквозь спорящую толпу и крики:
– Стрелять надо за такие вещи!
– Весь город без продуктов оставили!
– Да так вам и надо, коммунягам! А то забыли, как жили!
Александра вошла в магазин и с недоумением огляделась: все витрины и магазинные полки были совершенно пусты, продавщицы безучастно пили чай, а на самой верхней полке висел огромный плакат:
ТАК БЫЛО ПРИ КОММУНИСТАХ. ГОЛОСУЙТЕ ЗА НИХ – И ТАК БУДЕТ ВСЕГДА!
