Борис Палант - Дура LEX
— Я ему сказала: хочешь уходить — уходи, но без кровати, — говорила женщина во фланелевой рубахе и джинсах, посасывающая какой-то бурый напиток. У нее тоже не хватало нескольких зубов.
— Еще кровать ему отдавать! — соглашалась собеседница. — Мэри-Джо, ласковая ты моя, налей-ка тете Викки того же. Не получит он никакой кровати. Сандра, не отдавай ему кровать!
— Нет, не получит он никакой кровати. Это мне мама кровать подарила, а не ему. Я ему так и сказала — мне мама кровать подарила, а не тебе, — сказала Сандра и отхлебнула из стакана.
— Что делать дальше будем, Айлин? — спросил я.
— Выпьем кофе и поедем обратно.
— Нет, я не про сейчас.
— Как сказал твой «брат» Брайан? Продолжать пилотировать самолет? Вот и будем пилотировать самолет.
Мы с Айлин расплатились и вышли из бара. На улице я обернулся и увидел на баре вывеску «Бар Мэри-Джо», а под ней маленькую вывеску «Счастливый час с 5 до 7».
Айлин трезвее меня, и поэтому она села за руль. Весь обратный путь мы слушали радиопередачи. На радиостанцию звонили пенсильванцы и заказывали свои любимые песни. А потом, когда мы уже подъехали к Делаверскому ущелью, раздались хрипы, и Америка пропала из эфира.
* * *Ровно в двенадцать я сообщил дежурному офицеру на проходной, что явился на прием к прокурору Гроссу. Через пять минут он спустился за мной. Я был в джинсах и куртке, он в черном костюме.
— Расслабляемся? — весело спросил он, увидев меня. — Мы пойдем в ресторан, где собираются судьи, прокуроры, ну и наши гости.
В ресторане, к моему удивлению, Гросс заказал себе скрудрайвер, объяснив, что его рабочий день уже закончился и он хочет расслабиться.
— Борис, я, наверное, закрою дело. Но мне хочется знать, что произошло на самом деле. Чутье подсказывает мне, что Бароев и Ованесян — уголовники. Я понимаю, что Армен, очевидно, жулик и что он на самом деле кого-то надул в Москве. Не сомневаюсь, хотя Армен это и отрицает, что с ним кое-кто повидался — у нас есть определенные подозрения на этот счет. Ты можешь мне рассказать в частном порядке, что на самом деле произошло и кто есть кто?
— Мистер Гросс, видите ли…
— Кевин. Зови меня просто Кевин.
— Кевин, ты понимаешь, что ты сейчас делаешь? Ты предлагаешь мне сдать моих клиентов, и если я это сделаю, исключение из коллегии адвокатов будет не самой большой моей проблемой. Что я выигрываю, принимая твое предложение, не говоря уже о том, что мне, по сути, нечего рассказывать?
— Мне просто показалось, несмотря на шоу в суде, что ты наш человек больше, чем их. Может быть, ты выдал себя одним взглядом, брошенным в сторону Беслика Бароева, может быть, брезгливой улыбкой, когда выходил из здания суда. Жаль, ты не расскажешь, что произошло в действительности и кто такие на самом деле действующие лица этой истории. А дело я закрываю, поэтому ты никого не сдаешь. Скажи, ты рад, что я закрываю дело?
— Я рад, Кевин, — это правильное и справедливое решение.
— Почему?
— Беслик Бароев и Леван Ованесян — страшные люди, и тем не менее на слушании у Масси я говорил правду. Трудно американцу понять, что происходит в России, особенно если он там не жил. В девяносто первом я провел несколько часов в Москве с Гэри Хартом, тем самым, который шел на президентство. Мы гуляли по Москве и глазели на перестройку. Гэри радовался как ребенок. Он думал, что в результате перестройки родится демократическое государство типа Франции. А родилось государство-чудовище, где преступный мир не просто переплетается с государственными структурами, а он и есть государственные структуры. Чьи деньги хотели вернуть Беслик и Леван? Какой-то компании? А может, президентские? Или авуары бандитских формирований? Они и сами могут этого не знать, да и какая разница, ведь, по сути, это все одно и то же. Но вернемся к Беслику и Левану. С юридической точки зрения дело против них довольно слабое. Во-первых, никакого оружия. Во-вторых, Армен сам дезавуирует свои собственные показания. В-третьих, практически ничего существенного со стороны жены Армена — женские предчувствия, не более того. Ну, и закончилось бы это дело договором между тобой и Лэйном с Брайаном, по которому получили бы Беслик с Леваном по году условно за хулиганство. Ты правильно решил, что закрываешь дело.
— Я ведь не совета у тебя просил. Ты знаешь, сколько дел я выиграл? Сотни. И ни одного крупного не проиграл!
— Я и не даю тебе советов, ты ведь уже принял решение — ты сам сказал.
— Но забудем о юриспруденции. Кто такие Леван и Беслик?
— Это новый тип российских бизнесменов. Если бы мир был устроен по прокурорским меркам, они бы сидели в тюрьме, но в таком случае не встречался бы американский президент с российским, не летали бы в Америку самолеты «Аэрофлота», не продавалась бы в Москве кока-кола. Но все это происходит, а поэтому Беслик и Леван должны быть свободны.
— Ты циник.
— Я мечтал быть прокурором.
— Спасибо, что ты приехал, хотя я ждал большего.
— Леван и Беслик должны быть свободны, потому что год тюрьмы, который ты им, может быть, и впаяешь, и то условно, это позор. Тут либо смертная казнь, либо на свободу.
— Ты просто судья Линч. Но ведь они же не совершили ничего, что заслуживало бы смертной казни. Да и нет у нас в Коннектикуте смертной казни.
— Поэтому — на свободу! Скажи, что бы ты делал, если бы тебе показали новорожденного младенца с прикрепленной к пеленке справкой, что у него патологическое нарушение мозга и что вырастет из него серийный убийца? Допустим, медицина уже на таком уровне, что заключение экспертов — неоспоримый факт.
— А что я мог бы сделать? Заранее приговорить младенца к пожизненному за еще не совершенные им преступления? Посоветовал бы родителям следить за ним.
— А каким родителям ты посоветуешь следить за Бесликом и Леваном? Нет уже тех родителей.
— А ты думаешь, они оба с такой справкой?
— Не сомневаюсь.
— Ты меня укрепил в решении закрыть дело. Мне почему-то больше хочется отправить их обратно, чем засадить в тюрьму здесь.
— Справедливый подход.
— Осторожно веди себя с ними. Если что, звони — у меня в Нью-Йорке хорошие связи в полиции и прокуратуре.
— Спасибо. Я первый узнал, что дело закрывается?
— Да.
Прокурор Кевин Гросс рассчитался за ланч, и я уехал в Нью-Йорк.
Я позвонил Брайану и Лэйну и сказал, что Гросс прекращает уголовное преследование.
— С тобой соединялся кто-нибудь? Николай, Беслик, Леван?
— Никто.
— С нами тоже никто.
— Пошли они все к черту. Я уезжаю в отпуск. Надеюсь, к моему возвращению их в Америке уже не будет.
