Джоанн Харрис - Персики для месье кюре
Нет, отец мой, это же просто смешно! Я ведь перестал носить даже облачение, и вот вам пожалуйста: я снова выслушиваю исповедь!
— Ведьм и чаровниц не существует, Соня, — сказал я строго. — А ты говорила с Каримом?
— Нет.
— Почему?
— Я пыталась. Но он сразу начинает сердиться. А мать с отцом упрекают меня, что я не проявляю должного послушания. Говорят, что мне следовало бы брать пример с Инес, стараться быть столь же скромной и почтительной.
— А что говорит твой дед? С ним ты не пыталась поговорить откровенно?
Впервые в ее глазах мелькнул призрак улыбки.
— Мой дорогой джиддо! С ним я могла бы поговорить, только он с нами больше не живет, и я теперь очень редко с ним вижусь. У дедушки с отцом вышла ссора; отец говорит, что джиддо оказывает на меня дурное влияние. А джиддо недоволен тем, что отец занял его место в мечети. Дедушка теперь живет в доме Аль-Джерба, вместе с семьей моего дяди Исмаила. Я слышала, в последнее время он болеет. И он, наверное, скоро умрет…
— Мне очень жаль, — сказал я.
И понял, что мне действительно жаль. Мохаммед Маджуби так давно живет здесь, и я, несмотря все на наши разногласия, всегда считал его человеком честным и порядочным. Если он умрет, после него в арабской общине наверняка возникнет ощутимая пустота. Я бы очень хотел, чтобы кто-нибудь сказал то же самое и обо мне…
— Ступай домой, — сказал я Соне. — Переоденься: от тебя так и разит бензином.
Она неуверенно на меня посмотрела.
— И вы не скажете Кариму? Или отцу?
— Нет. Но только в том случае, если ты оставишь Инес в покое. Какие бы между вами трения ни возникали, вам следует честно решать проблемы. Честно и открыто. И, разумеется, с помощью слов, а не таких опасных вещей, как бензин.
— Но вы обещаете не говорить им?
— Я уже сказал: если ты немедленно прекратишь все подобные глупости.
Она вздохнула и пообещала:
— Хорошо.
— Две «Аве».
Она изумленно на меня посмотрела, и я поспешил добавить:
— Я пошутил.
По-моему, только священник смог бы понять подобную шутку. Но Соня поняла и улыбнулась — правда, одними глазами; и мне это очень понравилось.
— Jazak Allah, кюре, — сказала она на прощанье и ускользнула прочь.
Глава вторая
Среда, 25 августа
Всю ночь мне снились сны, один за другим, а на рассвете я проснулась, услышав, как тихонько щелкнула задвижка на входной двери. Спала я на диване в гостиной и тут же, спустив с него ноги, увидела у порога какую-то неясную тень — хрупкую фигурку, с головы до ног закутанную в черное, даже лицо было прикрыто платком.
— Алиса, это ты?
Я включила свет. Она так и стояла под дверью; из-под плотно повязанного хиджаба виднелись только глаза. Но это была не Алиса. Теперь-то я хорошо видела, что это еще совсем ребенок, девочка, куда более худенькая, чем Алиса, и ростом поменьше; черная одежда на ней оказалась вовсе не абайей, а каким-то чужим пальто, на несколько размеров больше, чем ей нужно.
— Господи, Дуа!
Она чуть повернулась, глядя прямо на меня. Ее маленькое бледное личико как-то странно застыло. И вдруг она сказала неожиданно взрослым голосом:
— Мне необходимо поговорить с Алисой.
Я встала и накинула халат.
— Конечно, сейчас. Что-нибудь случилось?
Она лишь молча глянула на меня. Это был тот самый взгляд, каким Анук лет с девяти одаривала меня в том случае, если я говорила или спрашивала что-нибудь особенно глупое — с ее точки зрения, разумеется. И я сказала:
— Хорошо, я ее разбужу.
Дуа проследовала за мной в маленькую спаленку Алисы. Оказалось, что Алиса уже проснулась и смотрит, как по стеклу бегут струи дождя. Увидев Дуа, она тут же вскочила, и они стремительно обменялись несколькими арабскими фразами, из которых я практически ничего не поняла, кроме слова джиддо; однако было ясно, что дело явно не терпит отлагательств. Собственно, говорила в основном Дуа, а Алиса внимательно ее слушала, время от времени вставляя то какое-то замечание, то вопрос. Потом она сказала мне:
— Я должна идти.
— Что случилось?
— Дедушка очень болен. Он хочет меня видеть.
Теперь я вспомнила, что в прошлый раз Фатима вскользь упомянула о болезни старого Маджуби, но я так спешила поскорее отыскать Инес, что почти не обратила внимания на ее слова. Вспомнила я и то, что у старика возникли какие-то разногласия с Саидом — а может, с Инес? — и он временно перебрался в дом Аль-Джерба. А также вспомнила единственную нашу встречу, когда мы так приятно побеседовали. Мне он тогда очень понравился — понравились его глаза мальчишки-проказника и озорные шутки. Какова бы ни была его болезнь, думала я, она навалилась на него как-то слишком быстро.
— Что с ним? — спросила я.
Алиса пожала плечами.
— Никто не знает. А он не говорит. И врачу показываться не желает. И есть ничего не хочет. Только читает свою книжку или весь день спит. Он просил, чтобы я пришла. И мне придется туда пойти. — И она, немного поколебавшись, попросила: — Пойдемте со мной, а? Пожалуйста!
Я улыбнулась.
— Конечно. Пойдем вместе. Только дай мне одеться.
Уже через пять минут мы вышли из дома; дождь по-прежнему молотил неторопливо и размеренно. Алиса опять надела хиджаб; скрытое его складками, лицо ее казалось совсем маленьким и каким-то угловатым. В Маро отчего-то сильно пахло морем; этот солоноватый запах, какой бывает при отливе, напомнил мне о морских бухтах и странствиях, о пляжах в рассветном полумраке, об отпечатках босых ног в черном иле у кромки воды, о детях, роющихся в песке в поисках раковин сердцевидок. Танн за одну ночь подмыла берег и затопила дальний конец бульвара, где образовалось нечто вроде мелкого озерца, в котором отражалась мечеть с белым минаретом, напоминая некий мираж. Еще немного, думала я, и здешние дома тоже затопит; сперва зальет подвалы, а потом вода начнет подниматься и польется из прохудившихся канализационных труб, переполненных коллекторов и сточных канав, и дома один за другим станут погружаться в мерзкую жижу…
Увидев, что мы явились втроем, Фатима не сказала ни слова, лишь махнула рукой, чтоб поскорей входили в дом и снимали мокрую одежду и обувь; все это она быстро прибрала и проводила нас в гостиную. Там сидели Захра и Оми, одетые и полностью готовые к походу в мечеть; устроившись на подушках, они играли в какую-то игру, очень похожую на шашки. Майя, торчавшая возле матери на кухне, едва услышав, что мы пришли, тут же появилась на пороге. Никто, похоже, мне не удивился.
