Александра Маринина - Оборванные нити. Том 1
Сергей не очень понимал, радоваться ему или злиться. С одной стороны, его поступок поднял волну, и теперь те, кто выпускает вакцину без достаточных клинических испытаний или низкого качества, будут наказаны. И отныне к проблеме вакцинации детей будет приковано самое пристальное внимание, и больше не будет возможности пользоваться беспомощностью родителей и их малышей. Наконец в этой сфере начнут наводить порядок. То есть все то, что он претерпел, он претерпел не напрасно.
Но эта позитивная мысль очень скоро угасла, уступив место совсем другим соображениям, возникшим после очередного допроса у строгого следователя. Сергей спросил, что будет дальше, на что следователь, недоуменно пожав плечами, ответил:
— Дело будет передано в суд, а там — как суд решит. Но еще не факт, что дело окажется в суде. У меня есть начальство, которое далеко не всегда разделяет мою точку зрения.
— Ну хорошо, — нетерпеливо проговорил Сергей, — а дальше-то что? Вы будете заниматься вопросом применения вакцин, проверки качества препаратов, которые поступают из-за рубежа или изготавливаются у нас? Вы будете принуждать Минздрав издать четкие и конкретные методические указания по процедуре вакцинации? Что вы будете дальше делать?
Следователь посмотрел на него странным взглядом.
— Сергей Михайлович, я глубоко уважаю вашу гражданскую позицию. Скажу больше: я не только уважаю, но и разделяю ее. Поэтому не стану лукавить перед вами. Дальше не будет ничего. Ровным счетом. Более того, этого Лукинова даже не посадят, в том случае, если дело дойдет до судебного разбирательства. Максимум, что ему грозит, это отстранение от должности.
— Но почему? — возмущенно воскликнул Сергей. — Я не понимаю… Почему?!
— Сергей Михайлович, — устало вздохнул следователь, — вы как маленький ребенок, честное слово. Неужели вы думаете, что возбуждение уголовного дела против Лукинова — это результат торжества справедливости?
— Вы хотите сказать…
Лицо следователя, еще мгновение назад усталое и какое-то безнадежное, снова стало собранным и строгим.
— Все, что я хотел сказать, я сказал. Вы неглупый человек, вы должны сами все понять.
На то, чтобы все понять и разложить по полочкам, у Сергея ушло часа два, после чего он пришел к твердому убеждению: уголовное дело против Лукинова — это попытка расправиться с минздравовским чиновником со стороны тех, кто не сумел получить тот самый госзаказ. Эти люди просто-напросто воспользовались ситуацией с Ксюшей Усовой и заключением о причине ее смерти, чтобы удовлетворить собственные интересы. Они кому-то заплатили за то, чтобы материалы о смерти девочки от вакцины превратились в материалы о коррупционном поведении Лукинова. И если первоначально люди, которым покровительствовал Лукинов, заплатили за то, чтобы опорочить заключение эксперта Саблина, обвинив его в том, что акт экспертизы был щедро проплачен, то потом пришли совсем другие люди и заплатили совсем другие деньги, намного большие, для того, чтобы те же самые факты и обстоятельства использовать для мести Лукинову. Все эти уголовные дела, обыски, допросы и прочие прелести не имеют никакого отношения к борьбе за здоровье детей и добросовестное поведение как врачей, так и изготовителей фармпрепаратов. Все это имеет отношение только к деньгам.
К большим деньгам.
К очень большим деньгам, таким, какие Сергею и не снились. Именно об этом говорила ему мать.
* * *Он впал в злобно-тоскливо-напряженное настроение, грубил коллегам, хамил Лене и Вере Никитичне, вгрызался в работу, как оголодавший бездомный пес вгрызается в случайно попавшую в его зубы кость с остатками мяса. Он понимал, что Лукинов, чиновник из Минздрава, прекрасно осведомлен о том, кто именно явился первопричиной обрушившихся на него неприятностей. И ждал.
Дождался Сергей довольно быстро. Не прошло и двух недель с момента возбуждения уголовного дела против Лукинова, как позвонила Юлия Анисимовна и таким спокойным тоном попросила сына приехать «на полчасика после работы», что у него не оставалось ни малейших сомнений: будет скандал.
Так и вышло. Юлия Анисимовна, обычно умеющая держать себя в руках, дала волю неукротимому казацкому темпераменту, унаследованному от Анисима Трофимовича. И хотя начала она разговор относительно умеренным тоном, очень быстро сорвалась на интонации, выдающие ее кипящее негодование.
— Как ты можешь?! Ты же знаешь, кто такой Лукинов и кем он приходится Бондарям! Бондари — мои друзья, давние друзья, а Лукинов так много сделал для них, организовал их перевод в Москву, устроил на хорошую работу, помог с квартирным вопросом, и до сих пор он их поддерживает и опекает. Ты не забыл, что Бондари — не только мои друзья, но и родители Оли? Ты хоть понимаешь, чем может обернуться твоя никому не нужная эскапада для твоей же любимой женщины? Я тебя предупреждала, я все тебе объяснила, по полочкам разложила, обрисовала дальнейшую картину, но ты все равно сделал по-своему. И я терпела, пока это касалось только меня и папы. Я терпела обыски, унизительные допросы, убирала и мыла дачу и квартиру после нашествия этих уродов в милицейских и прокурорских погонах, отпаивала папу валокордином и обзиданом, оправдывалась перед соседями и краснела перед коллегами, но я терпела и не говорила тебе ни слова упрека, потому что понимала: это МОЯ плата за действия МОЕГО сына, которого Я вырастила и воспитала. Что посеешь, то и пожнешь. Помнишь любимое испанское выражение Нюты, которое она переняла от своего обожаемого поляка-полиглота? Mia tristeza es mia у nada mas. Моя печаль — это моя печаль, и на этом всё. Но когда дело касается уже не только меня, я не могу молчать. О скандале с вакциной знает теперь все педиатрическое сообщество. И о том, что именно мой сын обвиняет врачей в некомпетентности, которую они проявляют при вакцинации детишек, тоже все знают. Ты думаешь, на мне это никак не сказывается? Ты думаешь, меня не дергают, не спрашивают, не упрекают? Каждый считает своим долгом высказать мне свое негодование в связи с тем, что мой сын предает корпоративные интересы. У папы на работе тоже не лучше, его окончательно затерроризировали и те, у кого свои интересы в Минздраве, и те, кто связан с педиатрами. Его вызывали на ковер к высокому руководству и спрашивали: «Уважаемый Михаил Евгеньевич, это у вас в семье так принято — нарушать этику поведения с коллегами? Это вы научили своего сына предавать интересы врачебного сообщества? Значит, вы считаете, что такое поведение — правильно и нормально?» Сережа, твой отец — звезда, светило, он выдающийся ангиохирург, его приглашают оперировать не только в клиники Москвы, но и в Европу. Но он не борец и не интриган, он хирург, он умеет только это. А гавкать на начальство и скалить зубы он не может. И если с ним захотят расправиться, отлучить его от операционной, он не сумеет за себя постоять. Одним словом, мне стыдно за то, что ты сделал. Уважительному отношению к коллегам я учила тебя с самого детства. Разве ты хотя бы раз в жизни слышал от меня о том, что некий врач — плохой, неграмотный и неправильно лечит больных? Оценивать действия другого врача, комментировать их и тем более корректировать — верх неэтичности. Это недопустимо. А ты позволяешь себе…
