Владимир Корнилов - Демобилизация
— Садись, — толкнула его тетка, как первоклашку, в кресло, сама села во второе, но тут же поднялась и повернула ключ в замке.
«С чего это она? — подумал Борис. — Неужели гульдены хочет выдать, споловинив, понятно? Чёрт с ней. Половина больше нуля».
— Ты знаком с некоей Рысаковой? — вдруг спросила тетка.
— Нет, — не краснея ответил племянник, глядя в ее напудренное не старое лицо. — А кто такая? — тут же спросил, удивляясь своему спокойствию.
— Не притворяйся, пожалуйста. Ты ее видел у нас и даже провожал домой. Аспирантка Инга Рысакова.
— Ингу помню, а Рысакову нет. То есть не знал, что она Рысакова.
— Да. Рысакова, если не поменяла фамилии. Ее бывший супруг печатает Алешу у себя в журнале.
«Вот информация!» — подумал Борис и тут же согласился, что про Крапивникова слышал и даже однажды разговаривал с ним.
— А про нее что можешь сказать?
— Ничего. Красивая девушка.
— Девушка? Ничего себе девушка… Мужа отбивает.
— Василия Митрофановича?
— Не паясничай! Ты что, злить меня собрался? Лешку. Лешку у Марьяны из-под носа уводит.
— Скажите!
— Пойми меня, Боря. Я знаю, между нами большой любви нет. Но дядю Васю ты любишь и Алешка тебе почти брат. Пойми. Рушится семья. И ты знаешь, что это не простая семья. Ты знаешь то, чего никто не знает. Надька — и та не догадывается, а ты знаешь, — приглушила голос, хотя десятиклассницы не было дома.
— Пойми, Боря. Все это мне далось, — она сделала охватывающий жест рукой, намекая не только на квартиру, но и на семью, — ох, не просто. Ты маленький был. Ты нашей прежней жизни не видел. Ты не помнишь, какая я была и каким тогда был Вася. Васька… Что Васька?! Васька плотник был. Загульный плотник. Вроде… Ну, чего там…
«Это она про моего отца хотела сказать», — подумал лейтенант, но промолчал.
— Ты не знаешь, чего мне стоило поднять Васю. А Алешку? Ведь Алешка двадцати восьми нет, а уже доцент. Жареный петух не клевал Алешку. И вот тебе, пожалуйста, — теперь пристает ко мне: кто мой отец, да что мой отец? Да расскажи про деда. Иконы, видите ли, ему нужны. Собирать задумал. А тут вчера перед отъездом (слава Богу, уломала — съездить с Марьянкой, может, помирятся), вчера перед самым отъездом вдруг такое сказал, что до утра капли пила:
— Я, мать, еще, может быть, верну себе настоящую фамилию. Понимаешь?
— Сильно забирает!
— Представляешь, каково отцу?! Ведь Вася Лешке отец. Ну, согласна, Сретенский звучит красивей. Но ведь я сама уже давно Сеничкина — и ничего. Заслуженная учительница. А Сретенских где теперь сыщешь?
— Да вы не расстраивайтесь. Это он так, для фасону.
— Думаешь?
— Факт. Что он, пойдет в отдел кадров или, еще хуже, — в райком и скажет: «Мол, так и так, обманывал вас и партию. Никакой я не сын в ранге министра, а отец мой посажен еще когда, и дед мой вообще поп, а мать — дочь расстрелянного попа?» Чёрта лысого так скажет. Может, теперь не посадят, но доцента отберут и еще из партии вытурят. Очень он им нужен без ранга министра…
— Ну, ты это положим… — заикнулась тетка. — Так, думаешь, не пойдет?
— Нет. Кишка тонка.
— Пожалуйста, без словечек. Тут тебе не казарма.
— Извините, как умею, — встал с кресла.
— Боря, держи себя. Я с тобой как с родным разговариваю. Нехорошо пользоваться чужой беспомощностью.
— Что вы, Ольга Витальевна? — снова сел в кресло. — Все это чепуха и волноваться нечего.
— А эта Инга Рысакова, она что — тоже славянофилка?
— Не знаю, — усмехнулся племянник. — По-моему, нет.
— По-моему, тоже. Ведь Теккерёй англичанин.
— Так точно. У вас хорошая информация.
— А ты думал? — не почувствовала насмешки тетка. — Но какова Марьянка?! Представь, я ожидала сцен, а она тихо уложила чемодан (даже твой чуть не взяла — он ей больше понравился) и ушла к подруге. Скажите пожалуйста! Никогда бы не поверила. Гордость и гордость! А где была ее гордость, когда Алеша знать ее не хотел, когда я уже сосватала его со Светланой Филипченко? Где была ее гордость в новогоднюю ночь, когда явилась на чужую правительственную дачу?
— Я, кажется, понял, — рассмеялся лейтенант.
— Что ты понял?
«Ох, чуть не ляпнул ей, — подумал про себя. — Ну, теперь все ясно: Марьяшка шьется с Журавлем. И как мне раньше в голову не пришло?»
— Что ты понял? — властно повторила тетка. — Что тут вообще можно понять?
— Ничего. У нее была гордость, но Марьяшка ее подавляла, а теперь перестала подавлять. Вот и все.
— Умник. Подавляла, перестала. Я всегда догадывалась, что это за особа и все ее похождения предвидела. Но уж если расписался с ней, то держись. И что он нашел в этой аспирантке? Гладильная доска!
«Ух ты, — подумал Курчев. — А что? У тетки вполне хватит пороху провести по девчонке утюгом».
— А вам что — киоск с пивом нужен? — спросил сердито.
— Ох, ох! Значит, ты тоже влюбился? Ну, что же, потягайся с Алешкой.
— Спасибо.
— Ты понимаешь, что наш разговор — никому…
— Нет, не понимаю.
Он повернул ключ в замке и надел в коридоре шинель.
— Не сердись, Боря. У нас сейчас нет денег, — примирительно сказала тетка.
— Ладно, — козырнул он и поднял чемодан.
— Вот жеребячье отродье, — бормотал, спускаясь по лестнице. — Пожалей такую, а она на тебя тут же дерьма наложит. И все равно жалко. Ведь смешно. Тетке скоро пятьдесят, а у нее ни одной близкой души. Всю жизнь — прячься и таись. В советчики меня зовет, а из меня какой советчик? Да и плевать ей на меня. Секретничает, а в грош не ставит. «Денег у нас сейчас нет, Боря…» Будто я просил. Съедят они Ингу. А Алешка — гусь лапчатый, фраер. Вот бы кому я с удовольствием врезал. И вправду петух не клевал…
Он вышел из подъезда и зашел в автоматную будку. Старуха сказала, что Инга вернулась, но куда-то выскочила на полчаса.
Тогда он схватил на стоянке такси, доехал до хозяйственного магазина на Мещанке и купил десять рулонов потолочных обоев.
— Погоди минутку, — кивнул шоферу и снова позвонил аспирантке. Прошло двадцать восемь минут, но Инга еще не вернулась.
Он влез в такси и открыл чемодан, чтобы уложить в него хоть часть рулонов. Не хотелось обижать соседку. В чемодане костюм и рубашки были скомканы. Видимо, Марьяна действительно собиралась уйти с его чемоданом, но была вовремя уличена.
«Сволочи, в грош меня не ставят, — снова подумал с обидой. — Эта роется, как в своем гардеробе, тетка лезет со своими переживаниями и тут же: это тебе не казарма! И даже не скрывает, что я для нее — тьфу и растереть».
Он захлопнул чемодан, злясь еще и на соседку, которую почему-то надо бояться, хотя обои клеятся на его собственные стены.
— Хрен с вами со всеми, — сказал вслух, остановил такси, расплатился, вытащил чемодан и плохо связанные бечевкой рулоны и медленно побрел мимо своих окон, забранных изнутри газетами. Степаниды дома не было, а в полутемных сенцах на лавке, поигрывая от скуки никелированными когда-то шишечками кровати, сидела чернявая Валька-монтажница.
— Ты как здесь? — спросил, доставая с дверной притолоки ключ от коридора.
— Мог бы и повежливей!
— Давно ждешь? — спросил мягче, надеясь, что Степанида ушла раньше Валькиного появления.
— Нет, — усмехнулась девушка, вольной походочкой вошла за лейтенантом в коридор и, напевая, ждала, пока он снимет со своей двери амбарный замок.
8
Алексей Васильевич и Марьяна понимали, что из примирения ничего не выйдет. Но ни он, ни она не думали, что им с самого начала настолько не захочется притворяться и предпринимать самые ничтожные попытки для восстановления какого-то подобия семейных отношений.
Едва распаковав чемодан и выкурив из комнаты Марьянину сестру, второкурсницу, восемнадцатилетнюю избалованную девчонку, предпочитавшую тратить каждый день чуть ли не три часа на дорогу, лишь бы не жить в общежитии, они заперли дверь и сели играть в карты. Карты были маленькие, пасьянсные, а игра называлась «бёзик». Играли в нее двумя колодами, начиная от семерок.
«За два года так осточертеть!» — думал доцент, глядя в развернутые веером карточные фигуры. — Квинта, — сказал вслух.
— Какая квинта, когда у тебя взяток нет, — усмехнулась жена. — Нет уж, фигушки. Давай на деньги и всерьез. Хоть навар будет.
— Давай, — кивнул доцент, смешивая карты. Но игра все равно не ладилась.
«За два года… Нет, будем точными, за два года и восемь месяцев… размышлял про себя, снося всяческую мелочь и придерживая бубновых валетов, которые в парах с пиковыми дамами назывались «бёзиком» и приносили сразу пятьсот очков. — Красивая баба. Губы вон какие и сама какая, а никак… Ну просто ничего… — думал доцент, косясь на узкую девичью тахту, на которой ему предстояло провести с женой минимум три ночи. — Хотя бы Бороздыка не подвел и прибыл в субботу. Все же не так тошно будет. Раскладушку тут поставим».
![Гарри Гаррисон - Стань стальной крысой! (Книга-игра) [Ты можешь стать Стальной Крысой!]](/uploads/posts/books/11654/11654.jpg)