Владимир Корнилов - Демобилизация
— Привет, Курчев, — кивнул Бороздыка, не поднимаясь со стула.
— Извините, что помешал. Я на полслова, — покраснел Борис, входя в тесную, выгороженную из большой приемной комнатенку, где умещались лишь огромный стол с двумя стульями, да маленький столик с большим приемником «Рига-10».
— Садитесь, — Крапивников элегантным движением ресторанного мэтра сдвинул бумаги с края стола в центр, освобождая место для лейтенанта. Больше посадить было некуда. — Принесли что-нибудь?
— Нет. Практическая просьба, — снова покраснел Курчев. — Мне бы бумагу в Ленинку, в третий научный…
— Ради Бога! — засмеялся Крапивников и тем же ловким движением отправил стопку бумаг назад, на край стола. На освободившееся место он взгромоздил портативную машинку фирмы «Москва», снял с нее футляр и на типографском бланке напечатал короткое прошение.
— Курчев, Борис Кузьмич? Я не ошибся? — протянул он бланк под неодобрительным взглядом Бороздыки. — Прихлопните у Серафимы Львовны. Надолго в Москву?
— Наверно, насовсем.
— Тогда заходите. Только не позже среды.
— Спасибо, — кивнул лейтенант.
— Я тоже пойду, — поднялся Бороздыка и в большой комнате, полуобнимая Бориса, взял у него из рук бланк и положил перед секретаршей.
— Этого достаточно? — с сомнением посмотрела женщина на текст и достала печать.
— Я кое-кому скажу, — важно кивнул Бороздыка и увел лейтенанта из редакции.
— Такси! — поднял он у подъезда руку, подвез Бориса до улицы Калинина и не дал расплатиться с водителем.
— Не робейте, у меня здесь кое-какие связи, — кивнул на величественное здание Ленинки.
— Спасибо, — выдохнул лейтенант. Но билет ему выдали без всяких препирательств.
— Вот вы тоже научная личность, — усмехнулся Бороздыка, как бы намекая, что хотя лейтенант обосновался в привилегированном зале, дистанция между ним и кандидатом наук Бороздыкой никак не уменьшилась.
— Спасибо, — повторил Борис, надеясь, что Игорь Александрович останется в библиотеке, но тот вышел вместе с ним.
— Я к брату, — сказал лейтенант.
— Он уехал. Сегодня утром, за город с прокуроршей. Попытка примирения. Хотите, пойдем ко мне?
— Мне чемодан забрать надо. Я вроде бы демобилизовываюсь.
— А вот это зря! Армии нужны образованные люди. В армии вы абсолютно на месте. Что вы штатский?! Нуль! Неужели же при вашем образе мыслей подадите в аспирантуру?
— Не знаю. Еще не решил.
— Не играйте с собой в прятки. Вам, русскому человеку, в армии самое место. В вас я вижу черты истинного армейского офицерства.
— Это во мне? — удивился лейтенант.
— Да, в вас. Ваша судьба темно служить в далеком полку. Вы умны, не тщеславны. Вы — крепь России.
— Спасибо. Но это не так.
— Так, так, — воодушевлялся Игорь Александрович. — К Жорке несколько лет назад захаживал артиллерист, майор, потом, кажется, подполковник. Красавец детина. Сажень в плечах. Росту — на двоих достанет. А уже порченный. Уже с тухлинкой и на московских аривисток заглядывался. Вот это уже гнилая крепь. Пижон, голос лощеный. А поглядишь, когда молчит, ну, прямо, Георгий Победоносец. Забыл фамилию… Рагозин, Распевин…?
— Ращупкин, может? — неожиданно для себя выпалил Курчев.
— Кажется. А что? Знакомы?
— Встречался, — хмыкнул Борис.
«Ничего себе кино, — вертелось в мозгу. — Вон куда залез Журавль. Еще недостало, чтоб он ко мне в фатеру Ингу привел. А что? Вполне возможно?! Ведь звонил из автомата и ему не обломилось. А Инги как раз в Москве нет. Да нет, брось! Она за доцентом…»
— Чудно, — сказал вслух. — Вот уж не думал, что Ращупкин вхож в вашу компанию. По-моему, полная несовместимость.
— Безусловно, — согласился Бороздыка. — Фанфарон ваш подполковник. Но у Жорки кого не бывает?! Этот, кажется, через немку, учительницу свою, попал. Да вы ее знаете. Алексей Васильевич говорил, что вы на юг вместе ездили.
— Через Клару Викторовну? Ого! — засмеялся обрадованный лейтенант. Прямо, как в игру — тепло, горячо, жарко…
— Лохшваге? — понимающе скорчил рожу Бороздыка.
— Нет, не то… — отмахнулся лейтенант. Он случайно знал это жаргонное немецкое словцо. — Просто чудно, что Журавль оказывается так рядом. Я в общем-то с ним здорово знаком. Вот удивится.
— Большой ходок?
— Там, где он, не расходишься.
«Бедная Кларка, — подумал Борис, поднимаясь с не отстававшим от него Бороздыкой по бывшей Поварской. — Так вот он, праздник тела?! Н-да… Ничего не скажешь. Крыть нечем».
Ему немного было обидно, что не по своей воле пришлось соревноваться с командиром полка. Но в то же время новость, сообщенная Бороздыкой, вносила ясность в возобновленные отношения с переводчицей.
«Ну и фиг с ней. Звонить не буду».
«А причем она? — тут же перебил себя. — Почем она знала, что Журавль мой командир полка, если он тогда еще полком не командовал?»
— Да, гниловатая крепь, — будто опробовал голос, с удовольствием повторил Игорь Александрович. — Ваш брат метко его окрестил. Голиаф. В смысле — такой большой и такой ненужный.
— Чья бы корова… — не удержался Курчев.
— Что, не в ладах? А мне, признаться, последние дни ваш кузен нравится. Конечно, много наносного. Но внутри незамутненное, абсолютно русское нутро.
— Возможно, я так далеко не лазил.
— Я сам не думал. Человек занимается Западом, и вдруг такие исконные мысли и склад ума. И даже — трудно поверить — начатки религиозного воспитания.
— Он что, признался? — вздрогнул Курчев.
— В чем? Просто мы поговорили несколько вечеров и оказалось, что этот с виду англоман, мимошник, — весь в поисках, в смятении, но в то же время с чувством дороги…
— Это у него от семейных неурядиц. Еще Толстой писал, что в несчастливых семьях пробуждается либерализм.
— А чувство иконы — тоже от неурядиц? — перебил Бороздыка. — Я вам, лейтенант, если помните, в прошлый разговор объяснял, что у вас недоразвито приятие мистического. Вы ползете, а нужен полет. Вот в вашем кузене есть соборность.
— Почувствовали, или сам сказал?
— Такие вещи не расскажешь. Это есть или этого нет. В Алексее Васильевиче есть.
— Должно быть, — согласился лейтенант. — В Греции всё есть. Мне сюда, — кивнул на дом Сеничкиных.
— А мне дальше, — кивнул Бороздыка в сторону Садового кольца. Звоните. И запомните, я на выпады не откликаюсь. А по сути мы с вами единоверцы, — и Игорь Александрович двинулся к остановке троллейбуса. Вечером он был приглашен к родственникам Хабибулиной. Но, встретясь чуть позже с Ингой, ограничился простым: «сегодня я впопыхах». Бороздыка любил напускать туману.
— Ну и наплел, — бормотал меж тем лейтенант, поднимаясь мимо лифта по узкой, но довольно чистой лестнице. — Темно служи в полку. Тоже нашел Николая Ростова. А Ращупкин — хорош! Но, слава Богу, не с Ингой…
— А тебе разница? — тут же перебил себя.
— Разница, — сказал почти громко и позвонил в дверь.
7
Дядька стоял в столовой и допивал компот, сплевывая косточки в блюдце, которое держала тетка.
— Опоздал, брат. Раньше бы тебе прийти, — улыбнулся племяннику.
— Уже поздно, Вася. Торопись, — сказала тетка и подала мужу пиджак. Опоздаешь, — добавила, вытягивая у него из-за ворота салфетку.
— Я на минуту, штатское забрать, — сказал Борис. — Елизавета выехала.
— Ух ты! Поздравляю, — министр положил руку на плечо племянника, тетка сняла ее с курчевской шинели и сунула в рукав синего драпового пальто.
— Ну, что ты, Вася, как маленький? Борис еще придет.
— Я в отпуске, — сказал Курчев. Он прошел в кладовку и взял свой желтый кожаный чемодан, близнец того, что стоял сейчас на Переяславке, хотя куплены они были — один в Ленинграде, другой — в сельпо под Москвой.
— Подкинете? — спросил отпиравшего дверь дядьку.
— Давай, — сказал тот и хотел пропустить племянника на лестницу, но Ольга Витальевна и тут их разлучила.
— Езжай, Вася. Мне с Борисом побеседовать надо. Раздевайся, Боря.
Курчев с неохотой снял шинель, чувствуя неловкость, как в былые годы в деканате после прогулов.
«Полтора таксишных червонца не дала сэкономить! Может, шеф бы еще у магазина на Мещанке постоял». Идея потолочных обоев, на которых можно было намалевать какую-нибудь абстрактную чепуху, никак не покидала лейтенанта.
— Садись, — сказала тетка. — Или нет, пойдем.
Она повела его в соседнюю с ванной спальню, в которой лейтенант ни разу не был. Уходя или уезжая, Ольга Витальевна всегда запирала эту комнату.
«Золото у нее там или крест из алмазов?» — гадал когда-то Борис.
Спальня выходила во двор, но при двух больших окнах была необыкновенно светла. Мебели в ней было только две кровати, трюмо и два кресла по бокам низкого круглого столика.
![Гарри Гаррисон - Стань стальной крысой! (Книга-игра) [Ты можешь стать Стальной Крысой!]](/uploads/posts/books/11654/11654.jpg)