Анхела Бесерра - Музыка любви
В лице Гайтана был убит не просто человек. Хорхе Эльесер Гайтан, либерал, пленивший сердца угнетенных, олицетворял самые заветные мечты народа. С ним погибла надежда рабочего класса, всех тех, чье стремление к достойной жизни власти никогда не принимали в расчет. Он был спасителем бесправных и безгласных. Продавцы лотерейных билетов, уличные музыканты, чистильщики обуви, горничные, шоферы, таксисты, официанты, дворники, рабочие — все эти люди лишились почвы под ногами. Они потеряли отца, прежде чем тот успел обеспечить их будущее, потеряли предводителя, который хотел вернуть им человеческое достоинство. Они винили в своей трагедии консервативное правительство, и месть обрушилась на все, что символизировало власть и богатство.
Беспредел и насилие затопили центр Боготы. Разрушению и сожжению подверглись Дворец Правосудия, здание Правительства, множество отелей, административных зданий, церквей и католических образовательных учреждений, в том числе Дворец архиепископа, резиденция нунция и Хаверианский женский университет.
В большой гостиной Соледад Мальярино и Пубенса зажгли свечи и молились перед образом Богоматери о благополучном возвращении Бенхамина и Соледад. С того момента, как все началось, от них не поступало никаких вестей, а день между тем уже клонился к закату. Прислуга давно покинула дом, чтобы присоединиться к кровавому возмездию. Женщины остались одни, без всякой защиты.
Пожары бесконтрольно распространялись по городу, одевая небо в траур. Но ночь разразилась слезами и потихоньку смывала реки крови с городских улиц.
Бенхамин Урданета в час убийства сидел за затянувшимся деловым обедом. Он узнал о случившемся около половины четвертого. Добраться до фабрики ему не удалось.
Его «кадиллак» окружила банда мародеров с бутылками виски в руках, красными знаменами и ножами наголо. С криками «Олигарх! Олигарх!» они подожгли автомобиль с шофером и пассажиром внутри. Прежде чем пламя набрало силу, разгоряченные алкоголем мстители силой выволокли Бенхамина наружу. Воспользовавшись суматохой, шофер бросился бежать и быстро затерялся в толпе.
— Смерть олигарху! — закричал кто-то и кулаком ударил Бенхамина в лицо.
Тот повалился на землю в глубоком обмороке, вызванном потрясением. Пролетарии решили, что старик готов, однако еще долго пинали и топтали бесчувственное тело, не забыв между делом освободить его от бумажника, часов и дорогого костюма.
Жестоко избитый, с тяжелейшими травмами, Бенхамин Урданета остался лежать посреди улицы. Без одежды и документов он ничем не отличался от множества других трупов, валяющихся по тротуарам. Неподалеку от него печально догорал «кадиллак».
Через несколько часов под ночным ливнем бригада, очищавшая город от мертвых тел, подняла его и перенесла в амфитеатр, где грудой сваливали неопознанных покойников.
Молитвы Святой Деве повторялись по пятому кругу, но ни Соледад, ни Бенхамин не появлялись. Пубенса и ее тетя, смертельно напуганные, уже не находили себе места от волнения. Телефон в кабинете Бенхамина на фабрике не отвечал. Они все равно звонили и звонили, но тщетно.
А в это время фабрика Урданеты проходила все круги дантова ада. Вдохновленные последними событиями, рабочие подняли бунт и, как одержимые, крушили цеха. За несколько минут пламя поглотило все: горели стены, оборудование, парафин, пластик, ароматизаторы, ящики, растворители, спирты и масса других легковоспламеняющихся материалов.
Пожар распространялся с молниеносной скоростью. Фабрика занимала целый квартал, и море огня рвалось из берегов, грозя перекинуться на соседние районы. На глазах бывших служащих уходило в небытие то, что долгое время служило для них символом угнетения и эксплуатации рабочих. Наконец-то они покарали фабриканта, наживавшегося на их горбу! Смерть Гайтана не была напрасной, она освободила их от «свиньи-олигарха», которого они ненавидели за деспотизм и жестокость.
Жауме Вильямари и Соледад Урданета не могли укрыться в Чапинеро, так как Соледад потребовала сначала идти на фабрику искать отца. Но невозможно было даже перейти дорогу, не рискуя угодить под шальную пулю. С крыш и балконов вслепую палили снайперы. В центре полыхали пожары, выведенные из строя трамваи и автомобили там и тут преграждали путь. Мертвые тела на улицах уже никто не взялся бы сосчитать.
Только к десяти вечера, под проливным дождем, они добрались до фабрики. Громадное здание все еще тлело, лишь помпезная вывеска каким-то чудом держалась на месте, готовая, впрочем, вот-вот сорваться.
— О Господи! — вырвалось у Соледад. — Папа!!!
Жауме обнял ее и прижал к себе, успокаивая. Какое-то время они не могли отвести глаз от жуткого зрелища.
— Уверен, с твоим отцом все в порядке, — сказал Жауме, никакой такой уверенности не испытывая. — Они там, наверное, с ума сходят от беспокойства. Пойдем же, пойдем домой. Ты на ногах еле держишься.
Больше двух часов они шли пешком, обнявшись, окутанные тяжелым запахом смерти. Изредка до их слуха доносился одинокий выстрел. Город дымился.
К воротам «Мельницы грез» они подошли после полуночи. Соледад Мальярино при виде их обезумела от радости. Теперь оставалось только дождаться возвращения главы семьи.
Но Бенхамин не мог вернуться. На следующее утро он проснулся не в своей постели на льняных простынях, а в нижнем белье, окруженный мертвецами, от которых несло чичей и краденым виски. У него был разбит нос, сломаны ребра и бог знает что еще. Он был жив, но не мог пошевелиться. Понял только, что лежит в каком-то амфитеатре, в куче окровавленных тел, которые наверняка похоронят в общей могиле.
Спасло Бенхамина чудо. Когда пришли за трупами, кто-то расслышал его стоны. Несколько дней его организм боролся со смертью — была сильно травмирована печень — но он все-таки выжил.
В течение своего долгого, медленного выздоровления в лице Жауме Вильямари он обрел сына, о котором напрасно мечтал всю жизнь. Жауме заботился о его семье, восстанавливал порядок в доме — эта небольшая часть их состояния не пострадала от буйства мятежников.
У Бенхамина остались недвижимость, тайные сбережения, банковские счета и растоптанная гордость. Катастрофа нанесла непоправимый вред его репутации. Пожилой, искалеченный и подавленный, он не находил в себе сил начать новое дело. С имеющимися средствами он мог окончить свои дни в достатке, но без излишеств.
Следующий год послужил для семьи Урданета Мальярино испытанием на смирение. Постепенно они вынуждены были отказаться от чрезмерной роскоши, бессмысленных праздников и пустых светских приемов. Вечерам, посвященным бриджу и столь любимым Соледад Мальярино, пришел конец из-за пересудов матрон, которые выражали сочувствие и обращались с ней как с обнищавшей аристократкой, хотя в материальном отношении она отнюдь не бедствовала. Бенхамин перестал играть в гольф, так как состояние его здоровья не позволяло физических нагрузок — самая короткая пешая прогулка утомляла его сверх меры. Посиделки с виски и сигарами ввиду слабости печени тоже отошли в прошлое. Пубенса окончательно замкнулась в себе, вкладывая всю душу в уход за садом и неистовые молитвы. На чистом голосе Соледад пережитые несчастья никак не отразились, и она продолжала руководить церковным хором, твердо убежденная в том, что никогда не забудет Жоана... как и в том, что она навсегда исключена из нормальной человеческой жизни.
Жауме Вильямари, потеряв свой главный магазин, продолжал импортировать ткани для оставшейся у него небольшой лавочки. Однако все изменилось. Ту Боготу, что претендовала на звание столицы роскоши и европейских манер, точил червь, зародившийся 9 апреля, — насилие. Пышные церемонии и расточительные приемы портил ощутимый гнилой привкус интриг и политиканства. Будущее в этой стране, столь гостеприимно его принявшей, перестало казаться ему заманчивым. Свое скромное состояние он намеревался употребить на создание семьи с той, которую безответно любил и которую судьба словно задалась целью сделать для него недостижимой. Испанское гражданство позволяло ему вернуться на далекий и желанный континент, в колыбель мировой цивилизации. Кроме того, в Барселоне его ждало дедово наследство — уютная мансарда на бульваре Колом. Все это он и изложил Соледад в тот день, когда набрался наконец смелости сделать ей предложение.
Но она сперва не согласилась. Помимо давления обстоятельств, потребовалось вмешательство отца с матерью.
— Ради собственного блага и блага семьи ты должна согласиться, дорогая. Я не в состоянии сейчас искать лучшего претендента. Вильямари о тебе позаботится. Большего мы просить не вправе. Мы уже не те, что раньше.
— Твой папа прав, доченька. У тебя ни в чем не будет недостатка. — Соледад Мальярино опустила глаза. — Нам больно с тобой расставаться, ведь Европа так далеко... Но в нынешнем положении у нас нет иного выхода.
