Скарлетт Томас - Наша трагическая вселенная
— И каково это? Если, конечно, это не слишком бесцеремонный вопрос. Дело в том, что меня мысль об окончательном разводе с Лиз до смерти пугает, хотя, похоже, и нам давным-давно пора на это решиться, и, кажется, я уже сто лет об этом мечтаю. Но… Ты не чувствуешь себя одинокой?
— Нет. Ну то есть не чувствовала, пока ты не спросил, — я рассмеялась. — Вообще-то ощущения просто прекрасные. Мне кажется, что впервые за много лет я наконец-то могу дышать. Думаю, что и Кристофер чувствует себя так же. Мы не приносили друг другу никакой пользы.
Я на секунду задумалась.
— Но, пожалуй, что-то страшноватое в этом тоже есть. Не знаю, каково мне будет зимой, когда я останусь наедине с морем. А еще перед тем, как переехать, я уничтожила все, что оставалось от моего романа. Чистый лист.
— Правда? — казалось, эта новость его встревожила.
— Я всегда так делаю, — вздохнула я. — Обычная история. То есть нет, думаю, на этот раз история не вполне обычная. На этот раз я действительно начну все заново с самого начала. Попытаюсь для разнообразия написать роман о реальной жизни, а не о каком-то заранее сформированном представлении об этой реальной жизни. Помнишь, у Либби и Боба мы говорили о всеведении? Думаю, я попробую быть всеведущим рассказчиком, который все видит, но никого не судит. Возможно, дело будет происходить на корабле. Я хочу, чтобы сюжет развивался очень медленно. А еще сегодня утром пришли хорошие вести из газеты. Мне дали колонку. Значит, у меня будет достаточно денег. Это тоже хорошо.
— Здорово! — обрадовался Роуэн. — Я, кажется, завидую тому, что ты теперь сама по себе. Мне бы так хотелось плюнуть на все и тоже начать дышать. И ведь вдобавок ко всему ты уехала из Дартмута!
— Он тебе так противен?
— Да. Прошли годы, прежде чем я это осознал. И мне противно, когда что-нибудь мне противно, — звучит бессмысленно, но это так. Нет, конечно, Дартмут — прекрасное место, абсолютно прекрасное. Когда в первый раз перебираешься через реку и видишь все эти домики в пастельных тонах, ощущение просто изумительное. Кажется, что в них до сих пор живут настоящие рыбаки, а рядом с ними — художники и интеллектуалы. И думаешь: вся эта вода вокруг, и старинные каменные стены, и сама история, — наверняка сюда приезжают жить только интересные люди. Ну и в конце концов, мы же сами решили поселиться именно здесь.
— Я поселилась там просто потому, что у нас не оказалось другого выбора, — сказала я. — У Кристофера был знакомый, который мог сдать нам этот дом по дешевке.
— Я имел в виду нас с Лиз. Но вообще-то это было решение Лиз, потому что ее семья живет в Кингсвере. Сам бы я не выбрал это место. Здесь нет кинотеатра. Правда, книжный магазин неплохой. Но атмосфера в целом… Возможно, когда приезжаешь сюда впервые, особенно если тебя перевозят через реку на пароме, и ты не видишь здание военно-морского училища, да еще к тому же, если повезет, в гавани не стоят военные корабли… Тогда тут очень мило. Раньше мы несколько раз проводили отпуск в Дартмуте, и я никогда не замечал, насколько он мне противен, пока не начал тут жить. Вот почему большую часть времени я провожу в Торки, особенно теперь. Здесь все кажется более реальным.
— Кто знает, что реально, а что нет? — пожала плечами я. — Но в Торки в самом деле чувствуешь, что тут по крайней мере есть реальные проблемы и реальные переживания. В Дартмуте же будто нужно создавать все это искусственным образом с помощью военного самолета, постоянно проделывающего над рекой разные опасные трюки, словно в мире нет кризиса природного топлива.
— А когда они не заняты самолетом с его трюками, им нравится гасить все городские огни и устраивать нечто вроде старомодных представлений с народными музыкантами. Мы с Лиз как-то раз сходили на одно такое шоу и после него крупно поссорились: мне не терпелось уйти посреди выступления, а ей хотелось быть вежливой, потому что там выступали какие-то люди, которых она знала чуть ли не со школы, и какие-то знакомые Саши.
Нам принесли кофе.
— Она не понимала, что это ужасно! — продолжал Роуэн. — Я был так взбешен, что даже не знал, что сказать, поэтому я просто взял и ушел. И в результате уехал оттуда и гнал до тех пор, пока не оказался у деревенского паба в Такенхэе — снял там на ночь комнату, выходившую окнами на Бау-Крик, самую прекрасную часть реки Дарт, потому что бухта существует как бы отдельно от самой реки. Проснувшись, я обнаружил, что рядом со мной никого нет, а за окном белая цапля копается в грязи в поисках завтрака. Это было удивительно спокойное утро, у меня уже много лет таких не было. Его тишина и спокойствие были связаны с тем, что я оказался один, без Лиз, и к тому же — не в Дартмуте. Мои племянники открыли кулинарную лавку, и Дартмут для них вроде бы подходящее место, но мне кажется, что Бобу все здесь осточертело и он хочет перебраться в Лондон, но я подозреваю, что Конраду это не понравится. Бедный парень, здесь живут родители, которые его обожают и никогда от себя не отпустят. Да еще Либби с ее — как ты это называешь? — «трагической любовной историей».
— Думаю, история окончена, ну или почти окончена, — сказала я.
— Бедная Либби. Или нет?
— Бедные все.
— Ох.
— В Дартмуте происходит столько любовных историй, — заметила я. — По крайней мере среди тех людей, которые не в состоянии больше там жить. А любовная история — это все-таки занятие.
Я вдруг вспомнила, что одна из причин, по которой мы сегодня встретились, это любовная история Лиз.
— Прости. Не очень-то тактичное замечание, да?
Нам принесли бутерброды, и мы некоторое время молча их ковыряли. Потом Роуэн оглянулся на дверь и снова посмотрел на меня.
— В ту ночь, когда я поехал в Такенхэй, — начал он, — Лиз тоже остановилась в гостинице — на случай, если я решу вернуться домой. Потом она рассказывала, что ей не хотелось быть дурой, которая осталась одна дома, и я, надо признаться, отнесся к этому решению с уважением. Ее гостиница оказалась ужасной по целому ряду причин — например, автомобильная стоянка находилась между гостиницей и рекой, поэтому «вид на реку» в действительности представлял собой вид на машины, зато кормили там превосходно. Она уговорила меня съездить с ней туда поужинать. Мне там сразу же не понравилось, и мы из-за этого поругались. Господи, похоже, мы ругаемся вообще из-за всего. Но она все-таки затащила меня внутрь, сказав, что будет весело. Разговоры за соседними столиками и в самом деле оказались уморительными. Одна женщина говорила, что не надо бы есть суп «так поздно», потому что ночью теперь придется вставать, чтобы пописать. Времени было всего семь часов вечера. В общем, в итоге мы и впрямь посмеялись от души, но даже Лиз пришлось признать, что атмосфера в ресторане была жуткая, и это немного подпортило наше впечатление от еды. Кухня там была совсем не в моем вкусе — тем более что больше всего я люблю сам зажарить рыбу где-нибудь прямо на берегу. Но, пожалуй, это был последний раз, когда мы с ней веселились. И занимались сексом.
Видимо, он заметил, как я изменилась в лице, потому что поспешно добавил:
— Извини.
— Почему ты считаешь, что должен передо мной извиняться? — спросила я. — Разве для этого есть причины?
— Вроде бы нет, но…
— И как там дела у вас с Лиз? Вы уже ходили к психологу?
— Нет. Она передумала. И вообще…
Роуэн снова оглянулся на дверь.
— Что?
Он вздохнул.
— Она обвинила меня в измене. Или в том, что я планирую ей изменить.
— Что? Как это? С кем?
— С тобой. Она все перевернула с ног на голову. И теперь говорит, что сама завела роман только потому, что я сделал то же самое. Мол, ее измена, по сути, ничем не отличается от решения поехать куда-нибудь и снять номер в гостинице: ее роман вроде как не считается, потому что я первый ей изменил. Она не хотела снова быть дурой, которая сидит одна дома. Вот почему я отказался пообедать с тобой, когда мы встретились на пароме, и, честно говоря, я и сейчас чувствую себя не вполне комфортно, потому что боюсь, что кто-нибудь нас с тобой увидит.
— Господи. Да это же…
— Ты считаешь это глупостью? — спросил он со вздохом. — Мне очень непросто говорить тебе все это. Но слушать такое, наверное, еще тяжелее. Прости.
— Даже не знаю, считаю ли я это глупостью. Но почему она подумала на меня?
— Она знала, что мы вместе обедали, когда работали в библиотеке. Думаю, я говорил ей, что ты интересный собеседник и что с тобой приятно проводить время. Это был, конечно, большой промах. Ну и, похоже, на какой-то вечеринке мы с тобой обменялись взглядами, которые показались ей подозрительными. После этого она запретила мне с тобой встречаться.
— Но это ведь смешно.
— Я понимаю.
— А у нее-то роман был по-настоящему?
— О да, у нее — по-настоящему. Ты правильно сказала, в Дартмуте у всех романы. У всех, кроме нас.
