Канта Ибрагимов - Дом проблем
— В новизне твоей мне старина слышится!
— Почему?
— Время плебейской революции еще не пришло.[142]
Неужели это время теперь наступает?
Слушатель курсов повышения квалификации ВПШ при ЦК КПСС:
В. Г. Мастаев».
* * *Страшная головная боль привела его в реальность. Ваха открыл глаза, в ушах гул. В первое мгновение он подумал, что в пещере, в горах — до того холодно. А тут увидел слабый свет над дверью, напротив полумрак окна — толстые, частые решетки, и он сразу вспомнил: перед защитой в коридоре ВПШ много слушателей в ожидании, когда вызовут. И тут Мастаев как бы нюхом почувствовал что-то неладное: со стороны лестницы грозно идет усатый очкарик, тот, что издевался над ним ровно год назад в Академии общественных наук.
— Пройдемте за мной, — жесткая команда, и просто кивок головой.
— Никуда я не пойду, — решительно воспротивился Мастаев, — у меня сейчас защита.
— Хм, хочешь публично святое омарать? Не выйдет, — очкарик хотел было скрутить руку Вахи, но тут же сам полетел к стене. Как всегда, рядом оказались еще двое молодчиков — они умело обхватили Ваху сзади, а подоспевший очкарик успокаивал пораженных сокурсников:
— Это чеченский шпион. Я майор КГБ. Соблюдайте спокойствие, бдительность и порядок.
Больше Вахе руки не крутили, только крепко держа за локти, повели по длинному коридору, лифт отвез на нулевой этаж; темный, сырой коридор, снова лестница вниз, тяжелая дверь, и совсем светло, просторный кабинет, да отчего-то ощущение камеры пыток, и на стене портреты Ленина, Сталина, Дзержинского и Горбачева.
— Вы хотите независимости, свободы?! — заорал майор. — Хотите развалить Советский Союз?! Не выйдет! — грозный палец у носа Мастаева. — В тот раз тебя чудо спасло. А ты опять за свое? И на кого осмелился посягнуть?! О «наболевшем»? Ленин и сифилис! Кто тебя надоумил?
— Э-э-это в ПСС, — неуверенно защищался Ваха.
— Что значит «ПСС»?
— Полное собрание сочинений Ленина, том 39, страницы 30–31. Вон, у вас Ленин в шкафу, темно-синий, с позолотой.
— У-у, — что-то тоскливое, в виде отрыжки выдал майор. — Не может быть! Какой том? Какая страница?
Это собрание явно никто никогда не открывал, страницы аж склеились. Майор долго искал нужные строки:
— «Великий почин», — повторил он название статьи, и вот наконец-то нашел плохое слово. — Как они могли такое пропустить? Кто автор?
— Ленин, — подсказал Мастаев.
— Молчи, болван. Кто в редколлегии? Кто подготовил? — майор посмотрел на последнюю страницу: — У-у, тираж сто тысяч экземпляров. Вот где бомбу заложили.
— Да, издано в 1973 году, все редакторы, небось, на заслуженной пенсии в санаториях почивают, — говорит Мастаев.
— Хе-хе, — ехидно усмехнулся офицер. — А ты наконец-то в психушке будешь отдыхать.
— За что? — попятился слушатель ВПШ.
— За разглашение государственной тайны.
— Какой «тайны»?! Все опубликовано в ПСС!
— Так ты на строй покушался. К какой-то «плебейской революции» призываешь.
— Т-так это тоже классика!
— Да, «Великий почин», — майор вновь мельком пробежал статью Ленина. — Вождь прав. Нужен «почин». Всех надо по-чи-нить! А тебя, гражданин Мастаев, как взбунтовавшегося чечена, надо починить в первую очередь.
— Я подам на вас в суд!
— В суд? Ха-ха-ха! Так суд — это я! Ты ведь невменяемый. Прошлогодний урок так и не воспринял, трактуешь Ленина как хочешь.
— Я-я имею право мыслить! — Мастаев поднял было руку, да тут же те же молодцы его скрутили, повалили на диван. А майор в это время уже шарил под столом.
— Давно я эту кнопку не нажимал, — с явным удовольствием сказал он. — «Мыслить» они будут. Ишь, чего захотели, плебейскую революцию свершить. А, вот она.
Майор так упорно давил на кнопку, что массивный стол чуть было с места не сдвинулся. Зато шкафы, в которых покоились ПСС классиков, вдруг, как в кино, странно зашевелились, заскрипели, развернулись, и из-за них появились два верзилы, один, что в белом халате, хриплым голосом сказал:
— Давненько вы нас не беспокоили, товарищ капитан.
— Я уже два года майор. А не беспокою из-за этой гласности и перестройки. Вот вам пациент, лечите; не то плебейская революция на носу.
Последнее, что Ваха помнил, — это огромный шприц, так что он стал голову прикрывать тоненьким одеялом, и только теперь догадался, почему голова не только болит, но и мерзнет, — выбрили.
Гимн СССР разбудил Ваху, он скинул одеяло. В комнате яркий свет. Он первым делом бросился к окну: очень красивый парк, заснеженные ели, ухоженные прикрытые на зиму клумбы, не работающий, и все же красивый, большой фонтан, и прямо над всем этим ярко-красный транспарант:
«Упрепление здоровья и повышение благосостояния советских трудящихся — главная забота социалистического государства».
Мастаев отпрянул от окна, осмотрел палату. Оказывается, кроме крепко запертой входной, еще одна дверь — санузел, и там, под потолком, маленькая форточка. Не без усилий и не без помощи подручных средств Ваха добрался до отверстия, а там ярко:
«Медицина в СССР — бесплатна».
Жалкая опора под Мастаевым — деревянная крышка унитаза обломилась; он полетел и вновь лысой башкой о стенку. Стоная от еще большей головной боли, он еле ковылял до кровати, как после гимна заиграла музыка и бодрый голос по радио:
— Доброе утро, товарищи! Приступаем к утренней гимнастике. Ноги на ширине плеч, вдох-выдох, вдох-выдох, а теперь ходьба на месте, веселее, с улыбкой.
И тут другой голос непонятно откуда.
— Пациент Мастаев, встаньте, делайте гимнастику, — Ваха от неожиданности вскочил и начал было все исполнять. А потом стал оглядываться — откуда подсматривают?
— Не отвлекайтесь, Мастаев. Бодрее, еще бодрей. Выше ногу.
— Да пошел ты! — Ваха демонстративно лег на кровать.
— Вы лишаетесь завтрака, — сухой, противный голос словно из-под пола, а Мастаев отвернулся к стене. — Вы лишаетесь обеда, — следующий вердикт, и чуть погодя: — Ужина не будет.
— Да пошли вы! — Ваха вскочил, дернул радио со стены и о пол — вдребезги. — Гимнастическая музыка не умолкла, но стала тише, слышно из-за стен и коридора, а тот же противный голос продолжает:
— За порчу социалистического имущества — трое суток нравственно-исправительной комнаты.
— Какой-какой? — удивился Мастаев и, не услышав ответа, засмеялся.
Он подумал, что все это какой-то кошмарный сон либо шутка, потому что прошло немало времени. Однако, после того как в коридоре радио объявило девять утра, началось какое-то оживление, дверь его палаты распахнулась, заглянули какие-то ужасные, то ли испитые, то ли точно больные морды, а перед ними грозное оружие — шприц.
