Патриция Хайсмит - Цена соли
Когда она вернулась в дом миссис Купер, на пороге обнаружился мистер Боуэн, еще один из жильцов. Он грелся на солнышке — ноги укутаны одеялом, кепка надвинута на глаза, и казался спящим, но окликнул ее — «Эй, привет! Как поживает моя девочка?»
Она остановилась и поболтала с ним немного, спросила, донимает ли его артрит, пытаясь быть такой же участливой, какой Кэрол всегда была с миссис Френч.
Она полила герань и поставила ее на край подоконника, где ее дольше будет освещать солнце. Кончики самых маленьких верхних листьев слегка покоричневели. Кэрол купила ей этот цветок в Де-Мойне, как раз перед тем как улететь. Плющ в другом горшке уже усох — продавец в цветочном магазине предупреждал их, что это капризное растение, но Кэрол все равно захотела его купить — и Тереза задумалась, не ждет ли та же участь и герань. А вот разнообразная коллекция цветов миссис Купер в эркере чувствовала себя прекрасно.
«Я брожу и брожу по городу, — написала она Кэрол, — но все, чего мне хотелось бы — это идти в одном направлении — на восток — и в итоге дойти до тебя. Когда ты сможешь приехать, Кэрол? Или мне приехать к тебе? Я, правда, не могу быть вдалеке от тебя так долго…»
Ответ она получила на следующее утро. Чек выпорхнул из письма Кэрол прямо на пол коридора миссис Купер. Чек на двести пятьдесят долларов. Кэрол писала — длинные закругления букв, нечетких и легких, перекладинки над «т», растягивающиеся над целым словом — писала, что у нее нет никакой возможности приехать в ближайшие две недели, да и потом, возможно, тоже. Чек предназначался ей — купить билет на самолет и заплатить за то, чтобы машину отогнали в Нью Йорк.
«Мне было бы лучше, если бы ты прилетела самолетом. Возвращайся сейчас, не жди,» — было написано в последней строке.
Кэрол писала письмо второпях, наверняка улучив для этого минутку, но в нем сквозила поразившая Терезу холодность. Она вышла на улицу, неверными шагами добрела до угла и все же опустила в почтовый ящик свое письмо, написанное вчера вечером, увесистый конверт с тремя марками авиапочты. Через двенадцать часов она может увидеть Кэрол. Эта мысль не принесла никакого облегчения. Должна ли она уехать сегодня утром? Или днем? Что они сделали с Кэрол? Она подумала, рассердится ли Кэрол, если она ей позвонит, не превратит ли ее звонок нынешнюю проблемную ситуацию в полное поражение?
Она обнаружила, что сидит где-то за столиком, а перед собой — кофе и апельсиновый сок. Потом опустила глаза на другое письмо, которое держала в руке. В верхнем левом углу она едва смогла разобрать выведенные от руки каракули. Письмо было от миссис Р. Робичек.
«Дорогая Тереза.
Большое тебе спасибо за вкусную колбасу, что я получила в прошлом месяце. Ты такая милая, славная девушка, и я рада что могу поблагодарить тебя, и не раз. Так мило, что в своем долгом путешествии ты нашла время подумать обо мне. Мне очень понравились красивые открытки, особенно та, большая, из Су-Фолс. Как там в Южной Дакоте? Все горы да ковбои? Я никогда никуда не ездила, кроме Пенсильвании. Ты счастливая девушка, такая молодая, и красивая, и добрая. Я сама все работаю. В магазине все так же. Все так же, только холоднее. Пожалуйста, приходи ко мне в гости, как вернешься. Я приготовлю тебе вкусный обед из кулинарии. Спасибо еще раз за колбасу. Я питалась ей много дней, это правда очень необычно и мило. С лучшими пожеланиями, искренне твоя —
Руби Робичек.»
Тереза соскользнула со стула, оставила деньги на стойке и выбежала на улицу. Всю дорогу до гостиницы Ворриор она пробежала, заказала звонок и стала ждать, прижав телефонную трубку к уху, пока не услышала, как в доме Кэрол зазвонил телефон. Но к телефону никто не подошел. Двадцать гудков — и никто не ответил. Она подумала, не позвонить ли адвокату Кэрол, Фреду Хеймсу. И решила, что не должна этого делать. Эбби она тоже не хотела звонить.
Днем пошел дождь, и Тереза лежала у себя в комнате на кровати, глядя в потолок и ожидая трех часов дня, когда она собиралась снова позвонить. Около полудня миссис Купер принесла ей поднос с обедом. Миссис Купер думала, что она болеет. Но Тереза не могла ничего есть и не знала, что ей делать со всей этой едой. Было уже пять вечера, и она все еще пыталась дозвониться до Кэрол. Наконец гудки прекратились, на линии возникла какая-то заминка, парочка телефонисток переспросили друг друга о звонке, и первыми словами, которые Тереза услышала от Кэрол, стали «Да, черт возьми!» Тереза улыбнулась, и вся терзавшая ее тоска, казалось, вытекла через ее руки.
— Алло? — отрывисто сказала Кэрол.
— Алло? — связь была паршивой. — Я получила письмо — то, которое с чеком. Что случилось, Кэрол?.. Что?..
Измученный голос Кэрол пробился сквозь шум помех и повторил:
— Я думаю, эта линия прослушивается, Тереза… С тобой все хорошо? Ты возвращаешься домой? Я сейчас не могу долго говорить.
Тереза нахмурилась, не в силах подобрать слова.
— Да, я думаю, я могу выехать сегодня, — а потом выпалила, — что происходит, Кэрол? Я, правда, не могу так, я же ничего не знаю!
— Тереза! — одним этим словом Кэрол словно перечеркнула все слова Терезы. — Ты вернешься домой, чтобы я смогла тебе все объяснить?
Терезе показалось, что она слышит, как Кэрол нетерпеливо выдохнула.
— Но мне нужно знать. Ты вообще сможешь со мной встретиться, когда я вернусь?
— В этом вся ты, Тереза.
Разве так они разговаривали друг с другом? Разве такими словами?
— Но ты сможешь?
— Я не знаю, — ответила Кэрол.
Холодок пробежал по ее рукам, верх, до самых пальцев, сжимавших телефонную трубку. Она чувствовала, что Кэрол ненавидит ее. Потому что все случилось по ее вине, из-за ее глупого, ужасного промаха с письмом, которое нашла Флоренс. Что-то произошло, и, наверное, теперь Кэрол не сможет и даже не захочет видеть ее снова.
— Судебное разбирательство уже началось?
— Все завершилось. Я написала тебе об этом. Я больше не могу говорить. До свидания, Тереза, — Кэрол подождала ее ответа. — Я должна сказать тебе «до свидания».
Тереза медленно повесила трубку.
Она стояла в вестибюле гостиницы, глядя на размытые фигуры за стойкой регистрации. Она вытащила письмо Кэрол из кармана и перечитала его, но голос Кэрол все еще звучал совсем рядом, нетерпеливо повторяя: «Ты вернешься домой, чтобы я смогла тебе все объяснить?» Она вытащила чек, окинула его взглядом еще раз — сверху донизу — и медленно разорвала его. И бросила клочки в медную плевательницу.
Но она не разрыдалась, пока не вернулась домой и снова не увидела комнату — двойную кровать, что провисла посередине, и пачку писем от Кэрол на столе. Она не могла оставаться здесь еще на одну ночь.
