Александра Маринина - Ад
– Ну ты и зануда, – Ворон неодобрительно покачал головой. – Ладно, так и быть. Значит, в конце октября девяносто восьмого года обанкротился Инкомбанк. Тебе это интересно?
– А у Романовых там были вклады?
– Были, но они еще летом все свои деньги наличными забрали.
– Тогда неинтересно. Дальше давай.
– В ноябре убили Галину Старовойтову.
– Это я помню. Она к Романовым отношение имела?
– Не имела.
– Тогда давай дальше, – скомандовал Камень.
Ворон вздохнул и принялся послушно перечислять события.
– В декабре сменили главу президентской администрации, состоялся учредительный съезд движения «Отечество», прошло совещание министров обороны СНГ, подписана Декларация «О дальнейшем единении России и Белоруссии»…
– Слушай, – рассердился Камень, – что ты мне голову морочишь? Какое «Отечество»? Какая Декларация? При чем тут президентская администрация? Ты мне про Романовых и их окружение рассказывай.
– А что рассказывать? – Ворон картинно повернулся на ветке вокруг своей оси, изображая пируэт. – Нечего рассказывать, все по-старому. Колю пока не нашли. Холдинг Бегорского постепенно набирает обороты после дефолта, Любины советы очень дельными оказались. Они год закрыли без потерь и даже с прибылью, хотя и не такой большой, как в предыдущем году. Я тебе, старому ворчуну, самое интересное выбираю, а ты кочевряжишься. Ну, будешь про Лелю слушать или опять политику потребуешь?
– Давай про Лелю, – нехотя согласился Камень.
– В феврале, двадцатого числа, это как раз суббота была, состоялась премьера фильма «Сибирский цирюльник».
– Севильский, а не сибирский, – поправил Ворона Камень.
– Много ты понимаешь! Образованность хочешь показать, а сам ни черта не смыслишь! – взъярился Ворон. – Именно что сибирский, а никакой не севильский. Про севильского – это опера такая, Россини написал, а про сибирского Никита Михалков кино снял.
– Михалков? Это что же, автор русского гимна, что ли?
– Не, сынок его. Автор гимна уже старенький совсем. Ты не перебивай. Значит, премьеру устроили пышную, аж в самом Кремлевском дворце, где раньше, при советской власти, съезды партии проходили. На премьеру четыре с половиной тыщи человек пригласили, во как! А среди них – сплошное высшее руководство и всякие заметные деятели: премьер-министр Примаков, Черномырдин, Горбачев и прочие. В фойе устроили выставку исторического костюма эпохи Александра Третьего. Короче, шуму было – полный караул. Вечером после премьеры на Соборной площади фейерверк устроили, да с колокольным звоном, да еще на время кремлевские звезды погасили, чтобы, значит, эффектней получилось. Одним словом, размах царский.
– Ну а Леля тут каким боком?
– Так она ж на премьере была. У нее поклонник образовался со связями, у него папа в Администрации Президента служит, вот он и подсуетился насчет пригласительных билетов. Посмотрели они кино, на Соборную площадь идти Леля отказалась, не люблю, говорит, толпу, да и холодно, зима все-таки. А вот в ресторан пойти согласилась. Есть у нее такая слабость, любит она рестораны, несмотря на все свое эстетство и богемные замашки. Все-таки гены на помойку не выкинешь, кровь Родислава дает о себе знать. Ну вот, значит, приходят они в ресторан, садятся за столик, делают заказ, все честь по чести. Сидят на первом этаже, а на втором этаже свадьба гуляет. Не сказать, чтобы очень уж шумная, но заметная, во всяком случае, гости с этой свадьбы постоянно внизу, в холле толкутся. Наша Леля выходит попудрить носик и на обратном пути в этом самом холле сталкивается с Вадимом. Представляешь?
– Да ну? – удивился Камень. – С тем самым Вадимом?
– С тем самым. Он к ней бросается, как к родной, здравствуй, говорит, надо же, какая встреча, мы с тобой в подъезде, бывает, месяцами не пересекаемся, а тут в ресторане, в самом центре Москвы, далеко от дома, вот бывают же такие совпадения. Леля прямо расцвела, стоит, улыбается, глаза сияют. И тут искра между ними проскакивает.
– Какая такая искра? Электрическая?
– Ну, считай, что электрическая, если тебе так понятней. Знаешь, когда искра между мужчиной и женщиной проскакивает, то это означает, что они созданы друг для друга. Вот не были знакомы, увиделись в первый раз – и вдруг искра проскакивает, и всё, кранты, сливай воду. И поделать ничего нельзя. Такая взаимная тяга у них возникает, что невозможно терпеть.
Глаза Камня увлажнились, он судорожно сглотнул, чтобы не выдать слез умиления.
– И у Лели с Вадимом так было?
– Именно так и было. Кругом толпа, люди снуют туда-сюда, из нижнего зала танцевальная музыка доносится, из верхнего – хохот и песни, а они стоят, смотрят друг на друга, как завороженные, и глазами разговаривают.
– Глазами? – переспросил Камень. – Разве люди умеют без слов разговаривать?
– Умеют, умеют, когда искра проскакивает – они все умеют, – заверил его Ворон. – И Леля вдруг такой красавицей сделалась – глаз не отвести! И улыбка у нее, оказывается, чудесная, и вся она совершенно очаровательная. Стоят они, значит, молчат, друг на друга смотрят, и вдруг сверху по лестнице спускается условная девушка. То есть невеста.
– Почему условная? Как это девушка может быть условной?
– Очень даже может, – рассердился Ворон. – Есть же в военном деле понятие условного противника. Вот и девушка может быть условной. Потому что она, с одной стороны, невеста, а с другой стороны – беременная. И глубоко беременная. Вадим-то на Лелю смотрит, беременную девушку не видит. А девушка подходит к ним, берет Вадима под руку, улыбается. Тот смутился, растерялся, познакомься, говорит, это моя жена.
– Он что, невесте представил Лелю как свою жену? – уточнил Камень.
– Тупица ты неповоротливая! Он Леле нашей эту условную девушку представил. Жена, мол.
– Елки-палки! – воскликнул Камень. – Так это его, что ли, свадьба-то была?
– В том-то и дело, – поддакнул Ворон. – Представляешь, какая трагедия? Вадим женился и в день свадьбы встретил свою настоящую любовь. Единственную на все времена. Во коллизия!
– А Леля что? Как она это восприняла?
– Да плохо, как она еще могла это воспринять, – Ворон горестно взмахнул крылом. – Сперва замерла, словно заледенела, потом вспыхнула, как спичка, кинулась в зал, подскочила к столику, схватила сумочку и побежала в гардероб одеваться. Только номерок-то от гардероба у ее кавалера остался, так что ей все равно пришлось ждать, пока он ее догонит. Тот с вопросами пристает, дескать, что случилось, а она молчит, слезы градом катятся, ничего не отвечает. Ну, парню делать нечего, взял он ее шубку, помог одеться, посадил в машину и повез домой. Всю дорогу молчали. Он на нее страшно обиделся.
