Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 4, 2004
Как и исторические события, архитектурные стили в России сменяются очень резко. Такими резкими взрывами были авангард, затем сменивший его «сталинский ампир», после — модернизм 60-х. Так произошло и в 90-е годы: архитекторам была дана стилистическая свобода, мгновенно появились новые строительные технологии, быстро сформировался рынок материалов. Возник частный и корпоративный заказчик, что вывело архитекторов на качественно иной уровень финансовых возможностей. Однако создается ощущение, что сами архитекторы совершенно не были к этому готовы: привыкшие искать наиболее экономные, рациональные решения, они теперь были вынуждены обратить внимание на «имиджевую» сторону зданий.
В результате множество зданий, построенных в 90-е годы, отличает исключительная, показная буржуазность. Главными образами, которые воплощают архитекторы, стали образы роскоши, финансовой мощи и власти.
Если в западной архитектуре показателем важности здания является технологическое совершенство и индивидуальный стиль автора, то в российской практике главной проблемой стал выбор стиля. Авторы работают не столько над выработкой собственной концепции или идеологии, сколько пытаются угадать, в какие «одежды» стоит здание одеть.
По-видимому, причина этой ситуации заключается в том, что долгое время (с начала 60-х) официальная стилистика советской архитектуры была скупа и брутальна: примитивный модернизм, приспособленный под индустриальное домостроение, объявлялся истинным выражением современности. Поэтому у поколения архитекторов, которые сегодня активно строят, возник своеобразный комплекс ностальгии по историческому городу и традиционным формам. Это привело к тому, что многие авторы, получив возможность строить, бросились подражать идеалам официально запрещенного ранее постмодернизма, активно эксплуатируя псевдонациональные и псевдоклассические формы.
Однако запоздалый постмодернизм 90-х в России лишен элегантности и деликатной иронии своих западных аналогов. В результате появилось множество вычурных, пестрых зданий довольно низкого архитектурного качества.
Частично эта тенденция поддерживается московским правительством — городскими властями, которые ратуют за возрождение старины и национальных традиций в архитектуре. Но коммунистический период длился слишком долго, и теперь уже сложно сказать, какой стиль лучше соответствует национальным традициям. Возникла стилистическая неразбериха. Так, в последнее время большой популярностью стал пользоваться стиль сталинских высоток. Он оказался выгоден для инвестиций и для покупателей дорогого жилья, поскольку в нем видят воплощение мощи, силы и славы.
Таким образом, основная проблема сегодняшней российской архитектуры — это поиск национальной идентичности. Архитектурная элита разделилась на два лагеря, одни ратуют за возрождение национальных традиций, другие — за подражание западной архитектуре. Между этими враждующими полюсами есть небольшое количество мастерских, которые стараются найти золотую середину. Одним из таких бюро как раз и являются авторы катынского мемориала — мастерская № 4 Союза российских архитекторов.
Профессиональная критика часто пишет об этой мастерской как об альтернативной и наиболее продвинутой в стилистическом плане. Видимо, это связано с тем, что на фоне псевдоисторической застройки 90-х архитекторы мастерской № 4 одними из первых начали эксперименты с современными формами — стеклянными экранами, металлическими конструкциями на фасадах зданий. Такой подход немедленно был окрещен «стилем хай-тек», то есть стилем высоких технологий. Надо, правда, отметить, что до настоящего европейского хай-тека всей российской архитектуре еще очень далеко — нет ни промышленной базы, ни инженерных амбиций. В большинстве случаев ярлык «хай-тек» лишь прикрывает подделку под высокотехнологичную архитектуру. Так что если искать какие-то прототипы для зданий мастерской № 4, то это будут не западные шедевры, а скорее достижения русского авангарда 20-х годов: как и тогда, авторы оперируют простой геометрией, моделируют не столько форму здания, сколько поведение человека внутри его.
В существующем виде мемориал охватывает 20 гектаров леса и включает входную группу, братские могилы российских граждан, польское военное кладбище и две ритуальные площадки.
Основное содержание мемориала — земля, в которой покоятся десятки тысяч невинно убиенных, и лес, выросший на их костях. Поэтому авторы стремились минимизировать свое вмешательство в этот исторический ландшафт.
Главный вход решен в виде кургана, прорезанного исторической лесной дорогой, по которой тысячи людей прошли на смерть. Под зелеными откосами размещены помещения для обслуживания посетителей, охрана, медпункт и администрация. Обе части здания соединяются переходом, перегораживающим дорогу, как символическая стеклянная стена. По замыслу архитекторов створки открываются автоматически, это происходит в особо торжественные моменты, например во время митингов, посещений высокопоставленных лиц, религиозных обрядов, в остальное время они закрыты и представляют собой прозрачную преграду, символическую границу между прошлым и настоящим, между миром живых и мертвых. Рядовые посетители проходят на территорию по боковому проходу, огибая эту стеклянную стену.
В глубине леса, примерно в ста метрах от входа, находится первая ритуальная площадка, на которой паломнические маршруты разветвляются: направо — на польское военное кладбище, налево — к российским захоронениям. Направления выделены двумя пересекающимися порталами из стального листа. Посередине площадки установлен валун. Он напоминает памятник жертвам репрессий в Москве на Лубянской площади, перед зданием КГБ. Это просто большая каменная скала — так называемый Соловецкий камень, привезенный с острова Соловки, где был расположен первый концентрационный лагерь в СССР.
Зона российских захоронений отмечена десятиметровым стальным православным крестом. Первоначально архитекторы решили в принципе отказаться от каких бы то ни было религиозных эмблем. Они посчитали православный крест не очень уместным символом — ведь большинство расстрелянных были гражданами государства, официальной идеологией которого был атеизм. Кроме того, это лишний раз отделяет русских — приверженцев православного христианства от поляков-католиков. Однако под давлением официальной администрации крест все же был поставлен. Этот эпизод иллюстрирует современную ситуацию в России и, в частности, официальную позицию властей, которые (возможно, неосознанно) стимулируют символическую путаницу.
Тела большинства польских военнопленных опознаны и перезахоронены, в отличие от них о многих советских людях, похороненных в Катынском лесу, ничего не известно: до сих пор не открыты многие архивы КГБ. В 30-е годы расстрелы здесь производились в поистине промышленных масштабах, и тела убитых просто сваливали в огромные ямы.
Архитекторы, стремясь, как уже говорилось, минимизировать свое вмешательство в ландшафт, лишь отграничили места массовых захоронений, сохранив их неправильную конфигурацию. Для этого была разработана специальная конструкция ограждения, состоящая всего лишь из коротких столбов и стальных жердей. Каждый столбик имеет два паза, позволяющие крепить жерди под любым углом. У каждого захоронения на одном из столбиков установлен светильник-лампадка. Он сделан из стекла и термообработанного камня в виде символа поминовения — стакана, накрытого хлебом.
Южнее польского кладбища паломнические маршруты вновь соединяются. Здесь расположена вторая ритуальная площадка, решенная в виде амфитеатра. Она предназначена для проведения совместных российско-польских церемоний. Общий выход с площадки — Аллея памяти — выделен стальным порталом и решен в виде поднятой над землей дорожки-мостка.
Изначально, по мысли архитекторов, все дорожки на территории комплекса должны быть подняты над землей. Такое решение еще раз символически отделяло бы живых от мертвых, напоминая, что весь Катынский лес — это одна сплошная братская могила. Кроме того, оно было обусловлено практическими соображениями: подняв все коммуникации над землей, архитекторы облегчили бы работу археологам, ведь многие захоронения еще не обследованы.
Комплекс представляет самодостаточный цельный ансамбль, однако пока осуществлена лишь первая часть проекта. Авторы считают необходимым в перспективе развитие комплекса, прежде всего строительство мемориального пандусного сооружения «Дорога в вечность». В этом здании будет размещен музей, кабинеты научных сотрудников и небольшой крытый зал заседаний. Но основная часть этого сооружения представляет собой продолжающую лесную дорогу систему пандусов, опускающихся под землю, восходящих из-под земли, уходящих в небо и обрывающихся в воздухе. Архитекторы запроектировали своего рода folly — экспрессивное сооружение со сложным пространственным сценарием.
