Джоан Роулинг - Случайная вакансия
— Признаков жестокого обращения нет, — сказала Парминдер. — На момент осмотра на теле не было гематом или каких-либо травм.
— В доме нет мужчины, — заметила Кей.
— А что у него было с ушами? — вспомнила начальница отдела.
— Обычная бактериальная инфекция, осложнение после вирусного заболевания. Ничего особенного. Типично для детей его возраста.
— Итак, в целом…
— Я видела куда более тяжёлые случаи, — сказала Парминдер.
— Вы сказали, его привела сестра, а не мать? Вы и Терри наблюдаете?
— За пять лет Терри, по-моему, к нам не обращалась, — сказала Парминдер, и начальница отдела повернулась к Нине:
— Помогает ли ей лечение метадоном?
(Пока я был жив, она меня любила…
Парминдер задумалась: возможно, Призрак — это не Говард, а Ширли или Морин… одна из них вполне могла следить за нею и Барри, надеясь зацепиться за что-нибудь этакое своим грязным старушечьим умишком…)
— …На сей раз она продержалась на этой программе дольше обычного, — сказала Нина. — Она постоянно просит снять их семью с учёта. Мне кажется, до неё дошло, что это последний шанс. Она боится потерять Робби. И повторяла это не раз. Должна сказать, Кей, вы до неё достучались. Я действительно вижу, что она начинает проникаться какой-то ответственностью — впервые за всё время, что я её знаю.
— Спасибо, но я пока не обольщаюсь. Положение всё ещё довольно шаткое. — Вынося свой более чем сдержанный вердикт, Кей всё же не смогла скрыть удовлетворённой улыбки. — А какие сведения поступили из детского сада, Луиза?
— Ну, детское учреждение он посещает, — сказала проверяющая. — За последние три недели ни одного пропуска, и это разительная перемена. Его приводит сестра-подросток. Одежда ему мала и зачастую неопрятна, но он рассказывает, как дома его купают и кормят.
— А в плане поведения?
— Замедленное развитие. Речь из рук вон плохая. Не любит, чтобы в детском саду появлялись мужчины. Когда за другими детьми приходят отцы, он отбегает, жмётся к воспитательнице и очень нервничает. А пару раз, — она перевернула страницу, — изображал половой акт с девочками.
— Думаю, вопрос об исключении его из группы риска пока не обсуждается, — сказала Кей под одобрительный шёпот.
— Похоже, всё зависит от того, продержится ли Терри в программе реабилитации, — обратилась начальница отдела к Нине, — и откажется ли от разгульной жизни.
— Это, разумеется, ключевые пункты, — согласилась Кей, — но меня волнует, что, даже отказавшись от героина, она, в сущности, не проявляет материнских чувств к Робби. По-моему, его воспитывает шестнадцатилетняя Кристал, а она и сама трудный подросток…
(Парминдер вспомнила, что она сказала своей дочке Сухвиндер пару дней назад: «Кристал Уидон! Эта дурища! Этому ты научилась, махая веслом в одной команде с Кристал Уидон, — опускаться до её уровня?»
Барри нравилась Кристал. Он видел в ней то, чего не замечали другие.
Когда-то давно Парминдер рассказала Барри историю Бхай Канхайя, героя-сикха, который выхаживал раненых воинов — как соратников, так и врагов. Когда его спрашивали, зачем он помогает всем подряд, Бхай Канхайя отвечал, что божественный свет исходит из каждой души и что он не вправе судить.
Божественный свет исходит из каждой души.
А она назвала Кристал Уидон дурищей и намекнула на её ничтожество.
Барри никогда бы себе такого не позволил.
Она устыдилась.)
— …Была прабабка, которая, кажется, помогала ухаживать за ребёнком, но…
— Она умерла, — подхватила Парминдер, спеша произнести это первой. — Эмфизема плюс инсульт.
— Да, — подтвердила Кей, по-прежнему глядя в свои записи. — Итак, вернёмся к Терри. Ребёнком она больше не занимается. Она когда-нибудь ходила на курсы для родителей?
— Мы предлагаем такие курсы, но она не в том состоянии, чтобы посещать занятия, — ответила проверяющая.
— Если бы она согласилась прийти и действительно окончила такие курсы, это было бы огромным шагом вперёд, — сказала Кей.
— Если нас закроют, — вздохнула Нина из «Беллчепела», обращаясь к Парминдер, — думаю, ей придётся ходить за метадоном именно к вам.
— Я против, — сказала Кей, опередив Парминдер.
— Это почему же? — взвилась Парминдер.
Остальные уставились на неё.
— Терри сложно запомнить время приёма, успеть на автобус, только и всего, — объяснила Кей. — А до «Беллчепела» ей два шага.
— Ах вот оно что, — сказала Парминдер, сгорая от стыда. — Да. Извините. Да, возможно, вы правы.
(Она-то подумала, что Кей намекает на жалобы родственников покойной Кэтрин Уидон и подразумевает, что Терри Уидон не будет ей доверять.
«Сосредоточься на том, что они говорят. Возьми себя в руки».)
— Итак, что мы имеем, — сказала начальница отдела, просматривая свои записи. — Пренебрежение родительскими обязанностями и отдельные проявления должного ухода за ребёнком. — Она вздохнула, но скорее с досадой, нежели с грустью. — Кризис миновал… мать в настоящее время отказалась от наркотиков… Робби вновь посещает детский сад, где находится у нас под постоянным наблюдением… непосредственной угрозы его безопасности сейчас нет. Кей права: ребёнок должен остаться на учёте в органах опеки как состоящий в группе риска… С моей точки зрения, нам необходимо встретиться ещё через месяц…
Но совещание закончилось только через сорок минут. Кей проводила Парминдер до стоянки.
— Спасибо, что вы приехали лично; как правило, врачи только присылают выписку.
— У меня было свободное утро, — сказала Парминдер.
Этим она объясняла своё присутствие, ведь сидеть дома в одиночестве и маяться от безделья было бы невыносимо, но Кей решила, что Парминдер напрашивается на похвалу, и доставила ей такое удовольствие.
Проводив Парминдер до машины, Кей сказала:
— Вы ведь член местного самоуправления? Вам Колин передал данные по «Беллчепелу», которые я ему прислала?
— Передал, — сказала Парминдер. — Их необходимо обсудить. Это включено в повестку следующего заседания совета.
Но когда Кей оставила ей свой номер телефона и ушла, ещё раз поблагодарив, Парминдер опять вспомнила Барри, Призрака и Моллисонов. Она ехала мимо Филдса, когда её ослабленную оборону в конце концов прорвала незатейливая мысль, которую она раньше пыталась заглушить и похоронить.
«Наверное, я всё-таки его любила».
III
Эндрю промучился не один час, обдумывая, что надеть по случаю своего первого рабочего дня в «Медном чайнике». Одежда, на которой он остановил свой выбор, висела на спинке стула у него в комнате. На левой щеке вскочил глянцево-алый твёрдый прыщ, и Эндрю отважился поэкспериментировать с тональным кремом, который тайком вытащил из туалетного столика Рут.
В пятницу вечером, накрывая на стол в кухне, он воображал, как увидит Гайю и проведёт целых семь часов в непосредственной близости от неё, буквально на расстоянии вытянутой руки, — и тут вернулся с работы отец, причём в таком состоянии, в каком Эндрю его никогда раньше не видел. Саймон казался притихшим, даже разбитым.
— Где мать?
Рут с оживлённым видом появилась из чулана:
— Привет, Сай, мой зай! Как де… что случилось?
— Меня сократили.
От ужаса Рут на мгновенье прикрыла лицо руками, а потом бросилась к мужу, обняла его за шею и прижала к себе.
— Из-за чего? — прошептала она.
— Из-за того сообщения, — ответил Саймон. — На сайте этом долбаном. Джима с Томми тоже попёрли. Либо соглашайтесь, говорят, на сокращение, либо вышвырнем вас, к чёртовой матери. Дело дрянь. Хуже того, что с этим, с Брайаном Грантом было.
Эндрю застыл в оцепенении, как памятник собственной подлости.
— Вот зараза, — сказал Саймон, уткнувшись в плечо Рут.
— Найдёшь другое место, — прошептала она.
— В этом городе — никогда, — ответил Саймон.
Прямо в плаще он опустился на кухонный стул и уставился в пространство, будто онемев от потрясения. Рут любовно склонилась над ним, заливаясь слезами отчаяния. К своему облегчению, Эндрю отметил в остекленевшем взгляде Саймона тень его обычного позёрства. От этого чувство вины слегка притупилось. Эндрю продолжил молча накрывать на стол.
Ужин прошёл в обстановке подавленности. Пол, которому сообщили семейную новость, сидел с перепуганным видом, будто отец мог объявить, что во всём виноват именно он. Вначале Саймон вёл себя как христианский мученик, истерзанный гонителями, но не сломленный, а потом:
— Найму кого-нибудь, чтоб этому гаду зенки из жирной морды через затылок вышибли! — воскликнул он, набивая рот десертом из песочного теста с яблоками, и члены семьи поняли, что речь идёт о расправе над Говардом Моллисоном.
