Бен Элтон - «Номер один»
— Очень жаль, — сказал Трой, протягивая принцу комикс.
Двое мужчин с суровыми лицами, стоявшие неподалеку, внезапно дернулись вперед.
— Ой, не надо так суетиться! — предостерег их принц, взяв комикс у Троя. — Боже мой! «Глубоко в пещере летучих мышей сидит в задумчивости Черный рыцарь», — волнующе!
Какое-то время принц и молодой человек сидели вместе и листали «Бэтмена».
Вдалеке незаметно работала камера.
Поздравляю, вы в следующем туре: Квазар и «Четверка-Х»
После обеденного перерыва, во время которого Кельвин и Берилл висели на телефоне, а Родни делал вид; что тоже кому-то звонит, началась монотонная работа по прослушиванию персонажей, которых было решено держать до части конкурса под названием «поп-школа», а в некоторых случаях до самого финала.
Квазар был первым и делал именно то, чего от него и ждали. Войдя в зал в обтягивающей сетчатой майке, он объявил, что уже и так является суперзвездой и что трем судьям просто нужно известить об этом мир.
Кельвин сделал вид, что Квазар ему жутко не понравился, как и планировалось.
Берилл спросила, настоящие ли у него мышцы, тоже как планировалось.
Квазар играл великолепно, в соответствии с ожиданиями команды по отбору. Они предполагали, что он предложит Берилл потискать его мускулы, чтобы она сама все поняла, и он так и сделал. Они не ожидали, что он также предложит ей потискать его любовную мышцу и посмотреть, настоящая ли она, но, к сожалению (поскольку это был редкий момент на шоу «Номер один», момент истинной комедии), ему не суждено было войти в итоговый монтаж.
Квазар прошел в следующий тур. Кельвин уже давно решил, что Квазар (хоть и не певец, но по-настоящему забавный и характерный «выскочка») дойдет до самого финала.
За ним пришла «Четверка-Х», и ребята в четыре голоса неплохо спели а капелла «Three Times A Lady», причем не меньше трех голосов почти постоянно попадали в тон. Их допустили до следующего тура единогласно и с таким воодушевлением, словно на прослушивание пришли сами участники «The Commodores».
— Знаете что? — сказал Кельвин, вдруг посерьезнев. — Редко встретишь врожденный музыкальный талант. Вы сделали эту песню. Ребята, вы настоящие звезды, и у вас впереди большая карьера.
— Знаете что? — сказала Берилл голосом матери и сексуальной кошечки одновременно. — Вы просто поразили меня. Я старая рокерша и знаю, что это трудная для исполнения песня, но вы, ребята, ее сделали.
— Знаете что? — сказал Родни. — Я серьезно думаю, что вы спели ее лучше, чем Лайонел Ричи, вы взяли эту песню, и вы ее сделали.
Парни вышли из комнаты, рыдая от счастья.
— Знаете что? — язвительно сказал Кельвин, когда они ушли. — Мы не можем все говорить «знаете что», поэтому будьте так любезны, заглядывайте в список фраз, который содержится в записях каждого дня.
Кельвин говорил о системе, разработанной целой чередой конкурсных шоу, появившихся со времен «Поп-идола» и «Х-фактора». Фразы, родившиеся в те ранние дни, — «знаете что?», «вы сделали эту песню», «вы продадите много записей», «вы просто класс», «мечте конец», «эта песня слишком сложная для вас», «вы мне очень понравились, но я говорю „нет“» — вскоре стали стандартным языком прослушиваний для всех судейских команд, и судьям оставалось просто чередовать их.
За дверями зала для прослушиваний «Четверке-Х» было наплевать, с помощью каких слов их пропустили, они были слишком заняты тем, что скакали вместе с Кили и все вместе благодарили Бога за то, что он позволил им сделать огромный скачок прочь от их адского существования.
Поздравляю, вы в следующем туре: Грэм и Миллисент
Следующими на прослушивание пришли Грэм и Миллисент.
— Привет, я Миллисент, — сказала Миллисент, проведя в комнату Грэма.
— А я Грэм, — сказал Грэм.
— А вместе мы Грэм и Миллисент.
Миллисент объявила, что они хотели бы спеть песню «Bright Eyes» (которую им посоветовала Челси, хотя идея исходила от Кельвина).
— Хорошая песня, — сказал Кельвин с серьезным видом. — Хороший выбор.
Берилл незаметно выдергивала из носа волоски и, когда они запели, заплакала настоящими слезами.
Миллисент пела хороша, а Грэм плохо. Однако только не для Кельвина, который, как обычно, не собирался позволить действительности встать на пути хорошей истории, особенно придуманной им истории.
— Знаете что? — сказал Кельвин, снова играя роль прямолинейного идеалиста. — Для дуэта это было отличное исполнение соло.
Молодая пара молча стояла в замешательстве, ожидая разъяснений.
— Миллисент? — спросил Кельвин. — В чем, по-твоему, заключается твой вклад в дуэт?
— Ну, я…
— Я тебе скажу, — сказал Кельвин. — Пока что ни в чем. У Грэма есть голос, а у тебя нет, вот и все. Он певец, а ты пассажир, Миллисент, и я думаю, что ты тоже это знаешь. Он ведет тебя за собой, Миллисент. Нет, он не ведет тебя, ты недостаточно хороша для этого. Он тебя тянет. Сейчас Грэм тянет тебя за собой. Что ты чувствуешь, Миллисент? Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы тебя тянули? Ты не можешь не понимать, что тормозишь его.
Миллисент не ответила. У нее было такое лицо, что стало ясно: услышанное было хуже удара, и она просто не в состоянии ответить. Ее очевидно тошнило от ужаса.
— А что ты чувствуешь, Грэм? — спросил Кельвин. — Ты певец, и ты поешь с человеком, который не умеет петь. Это портит твое выступление. Что ты чувствуешь?
Грэм тоже не мог найти слов для ответа. Молодая пара, молодые любовники, застыли от ужаса, словно стали свидетелями трагедии. Хотя отчасти так оно и было.
— Хорошо! — крикнул Кельвин, снова приняв деловой вид. — Я проведу вас в следующий тур из-за Грэма, и только из-за Грэма, вот и все. Родни?
— Я согласен, — сказал Родни, знающий, что от него ожидается. — У Грэма есть голос. У него есть талант.
— Берилл? — снова поторопил Кельвин.
— Да, — прохрипела Берилл, отвечая на реплику Кельвина. — Я скажу «да», но только из-за Грэма и его прекрасного рок-н-рольного голоса. Ты такой сексуальный, Грэм, и у тебя такой голос!
— Хорошо, — все так же жестко сказал Кельвин. — Вы в следующем туре. У вас будет еще один шанс, и вот что я скажу тебе, Миллисент: начинай работать, девочка. Начинай работать так, как никогда в жизни. Начинай работать и учиться, расти, и еще раз расти, учись и работай, потому что все зависит от тебя. Только ты стоишь на пути Грэма, его карьера — в твоих руках, и, если ты не приведешь себя в порядок, ты утянешь его на дно.
После этих слов трясущихся Грэма и Миллисент выпроводили из комнаты.
