Януш Леон Вишневский - Гранд
Из удовольствий и пороков только вино, пожалуй, еще ему доступно, но все реже. Это удовольствие скорее рассудочное, потому что вкусовые ощущения у него давно пропали. Он не курит, потому что никогда не курил, либидо его испарилось, по сексу он не скучает – секс ему не нужен. Единственное, что у него осталось, – это стремление знать, «что будет дальше». Сильнее всего его пугает мысль, что он не сможет читать утренние газеты. Он не знал названия этой зависимости, но попал в нее.
Паркинсон избавляет от разнообразных зависимостей. Это вытекает из сущности этой болезни. Можно даже сказать, как бы кощунственно и жестоко это ни звучало, что Паркинсон – это лучшее, что может случиться с алкоголиками и больными раком горла заядлыми курильщиками.
С точки зрения биохимии – он знал это как биолог еще до болезни – Паркинсон – это недостаток дофамина. Дофамин – это нейромедиатор, то есть средство переноса сигналов между нейронами. Если говорить проще. Еще проще об этом пишут бульварные газетенки типа газеты «Факт», которые называют дофамин «гормоном счастья», что, разумеется, полная чушь, потому что прежде всего дофамин – это не гормон. У тех, кто страдает болезнью Паркинсона, в мозгу слишком мало дофамина. За это удивительное по своей простоте открытие в двухтысячном году получил Нобелевскую премию шведский профессор Арвид Карлссон. В каком-то смысле болезнь Паркинсона уникальна – не многие болезни могут похвастаться тем, что у них есть объяснение, удостоенное Нобелевской премии. Великолепный оратор, остроумный и харизматичный, Карлссон за полчаса умудрился объяснить самые запутанные загадки биохимии человеческого мозга и сделал это так, как будто диктовал собственной бабушке рецепты из кулинарной книги для химиков. Надо смешать то-то и то-то и добавить того-то, чтобы получить еще третье, совершенно другое. Это было за два года до получения им Нобелевской премии. Йоахим тогда даже не подозревал, что спустя годы этот вопрос коснется его непосредственно и между ними возникнет такая извращенная связь.
* * *Карлссон описал последствия нехватки дофамина. Он связал этот дефицит с моторикой, а точнее – с ее полным отсутствием у пациентов в последней стадии болезни. Раньше дофамин связывали главным образом с зависимостями. В мозгу, в районе миндалевидного тела, находится несколько миллиардов нейронов, которые ученые называют «системой вознаграждения». Дофамин «приклеивается» к рецепторам нейронов, вызывая чувство удовольствия. Приятное расслабление после бокала вина берет свое начало именно здесь. И оно, это ощущение, остается на будущее. Так же, как наслаждение во время секса, успокоение при курении, возбуждение и эйфория при приеме кокаина или вдыхании дыма марихуаны. Под влиянием героина, алкоголя, кокаина, амфетамина или любви и желания нейроны продуцируют дофамин в «системе вознаграждения», накачивая его целое море. Особи, склонные к зависимостям (а до сих пор неизвестно точно, почему некоторые склонны к зависимостям в большей степени, а некоторые не склонны совсем), хотят переживать этот дофаминовый взрыв снова и снова – как можно чаще. Записанные в «системе вознаграждения» ощущения удовольствия, наслаждения, успокоения или эйфории вызывают острую тоску по ним, желание переживать их снова, раз за разом. Поэтому дофамин напрямую связывают со счастьем. Если речь идет о любви и любовь эта отдается одному и тому же лицу – это романтично, прекрасно и достойно похвалы, если же речь идет о героине – уже нет. Когда по какой-нибудь причине фабрика по производству дофамина вдруг дает сбой, а именно это происходит при паркинсонизме, весь этот механизм рушится. В последней стадии болезни фабрика эта напоминает уже только руины атомной электростанции в Чернобыле. И тогда человек умирает…
Он вернулся к размышлениям о своем возможном уходе.
Дети взрослые. Финансово они будут обеспечены. У него есть страховка, которую он на них перепишет. Дом с самого начала был записан на жену, так же как и участок под Гижицко, и квартира в комплексе в Устке. Завещание он написал еще два года назад, сразу же после нелепой и трагической гибели младшего брата, который разбился на вертолете в тянь-шаньских горах Киргизии. Он завещания не оставил. Бесконечные и безобразные судебные тяжбы с руганью и взаимными проклятиями тянутся до сих пор. Завещание, как бы пугающе ни звучало для человека возраста Йоахима, позволяет избежать подобных унизительных спектаклей.
Итак, с формальной стороны у него все готово.
Потом он читал о самоубийствах и самоубийцах. Он даже и не подозревал, сколько об этом написано! Особенно в интернете. Там гораздо больше о самоубийствах и убийствах, чем о свадьбах или рождениях. Исключая разве что рождение Христа. Техническая и практическая стороны. Со статистикой в табличках и цветными графиками. Когда, где, во сколько и прежде всего – каким именно способом. Самоубийство, оказывается, является своего рода досконально изученной и описанной наукой. Оказывается, вопреки создаваемому средствами массовой информации впечатлению, с жизнью добровольно расстаются чаще все-таки пожилые люди, а не молодые, а средства на их счетах и их пенсии имеют «фискальное значение для общества». Так пишет в своей статье, опубликованной в приложении к уважаемой «Файненшал Таймс», одна экономистка из Хельсинки, которая провела исследования по заказу и на деньги какой-то комиссии Евросоюза. В Финляндии процент самоубийств самый высокий, поэтому такие исследования для них наиболее актуальны и важны. Из таблички, приложенной к статье, следовало, что годовой оборот средств, оставленных на счетах самоубийц, превышает годовой оборот средств на вновь открываемых счетах, которые в Финляндии заводятся бесплатно. Впервые, пожалуй, в жизни Йоахим читал научную статью с таким гнетущим и неприятным чувством.
Потом он перешел к художественной литературе.
Ее тоже много, но большинство произведений – независимо от эпохи написания – проникнуто вертеровским романтично-патетичным восторгом. Такие книги он просто пролистывал и откладывал в сторону. Спокойнее, с толком и без излишнего трагизма писали о самоубийцах (из поляков – для Йоахима это было ближе) Ян Маркс, Брунон Холыст и Стефан Хвин. О первых двух он раньше и не слышал. Хвин писал лучше всех. Научно, аналитично, без соплей и слез, с исключительной объективностью. Он препарирует человеческую душу, как хирург скальпелем препарирует мозг, и находит и описывает причины радикального нежелания жить. Йоахим три дня и три ночи читал на чердаке его книги. Два толстых тома, каждый больше четырехсот страниц, не считая нескольких приложений. В процессе чтения Йоахим заметил, что самоубийство начинает приобретать для него если не смысл, то по крайней мере объяснение и оправдание.
