Андрей Шляхов - Доктор Данилов в госпитале МВД
— Может, и так, — не стал спорить Данилов. — А что насчет комнаты?
— Так это ж спрашивать надо.
— У кого?
— У тех, кто жильцов пускает, у кого же еще? — Старуха демонстративно отвернулась в сторону, показывая, что ей неохота объяснять элементарные вещи приезжему придурку.
У Данилова был записан адрес и телефон Машиных родителей, но интересоваться у них на ночь глядя, не сдает ли кто комнату, он счел неуместным — получится, что напрашиваешься на ночлег к совершенно незнакомым тебе людям. Ни к чему ставить себя и других в неловкую ситуацию.
«Найду сейчас что-нибудь», — подумал Данилов. Он огляделся по сторонам, удивился тому, что на привокзальной площади стоит памятник не Ленину, а какому-то мужику, тоже небось пламенному революционеру, и двинулся к явному центру местного бытия — магазину с цифрой «24» на вывеске. Где торговля — там жизнь.
Расспросы двух имевшихся в наличии продавщиц и нескольких покупателей ни к чему не привели. То ли в Монаково не было принято сдавать жилье, то ли было принято всячески утаивать эту информацию от посторонних. Действительно — ходит какой-то тип, интересуется, а потом неприятности выйдут. От постороннего интереса ведь ничего, кроме неприятностей, не происходит.
Наконец, когда уже Данилову было все равно где ночевать, лишь бы не под открытым небом и не на станции, провидение послало ему добрую фею — толстую, с поясницей, укутанной пуховым платком. Кряхтя и поминая недобрыми словами болезнь, с неизвестным науке названием «пердикулит», добрая фея явилась в магазин за лекарством и заодно сообщила Данилову адрес некоей Елизаветы Михайловны, которая пускала квартирантов.
— Она только сегодня мне жаловалась, что жильцов у нее нет. Но правда, у ней там не дворец… — Добрая фея поморщилась, давая понять, что жилье действительно не ахти.
— Ничего, я не привередливый, — ответил Данилов, думая о том, что завтра найдет жилье с помощью Машиных родителей или поинтересуется в больнице. — Давайте адрес.
— Улица Энергетиков, дом пятьдесят два. Зайдешь во двор дома номер восемь, там сразу увидишь двухэтажный зеленый дом, это и будет дом номер пятьдесят два.
— Логично, — оценил Данилов. — Где же еще быть дому номер пятьдесят два, как не во дворе дома номер восемь? А где улица Энергетиков?
— Здесь, — добрая фея указала рукой на дверь, — сразу как выйдешь!
Дом номер пятьдесят два поразил Данилова великолепием своего упадка. Деревянное, некогда действительно выкрашенное в зеленый цвет, строение сохранилось благодаря подпоркам, которые не давали ему упасть. Единственный подъезд преспокойно обходился без дверей. Жильцы от этого только выигрывали, поскольку вечный сквозняк делал терпимым зловоние, царящее внутри, — с канализацией здесь явно были проблемы. Стараясь не дышать глубоко, Данилов прошел по темному длинному коридору, интуитивно обходя открытые дыры в полу, и остановился у двустворчатой двери, которую украшала нанесенная черной краской цифра «3».
В соседней квартире пел Высоцкий:
День на редкость — тепло и не тает,
Видно, есть у природы ресурс,
Ну… и, как это часто бывает,
Я ложусь на лирический курс.
Сердце бьется, как будто мертвецки
Пьян я, будто по горло налит:
Просто выпил я шесть по-турецки
Черных кофе — оно и стучит!
Последний раз Данилов пил кофе в Москве, из автомата на Ленинградском вокзале. Бурда бурдой, вспомнишь и вздрогнешь.
Не найдя кнопки звонка, он осторожно постучал в дверь, выждал пару минут и постучал сильнее, потом еще сильнее. За дверью не раздавалось ни звука.
Пить таких не советую доз, но —
Не советую даже любить! —
Есть знакомый один — виртуозно
Он докажет, что можно не жить.
Нет, жить можно, жить нужно и — много:
Пить, страдать, ревновать и любить, —
Не тащиться по жизни убого —
А дышать ею, петь ее, пить!..
Владимир Высоцкий,
«День на редкость — тепло и не тает…»
Песня была, что называется, в тему. Что-что, а дышаться здесь как-то не дышалось. Не только жизнью вообще, но и воздухом в частности.
Данилов уже собирался уходить, как вдруг услышал за дверью медленные шаркающие шаги. Воспрянув духом, он постучался снова, думая о том, что переночует здесь, а завтра с утра найдет нормальное жилье.
— Че расстучался, урод! Опять ключ потерял, что ли?! Сил моих нет! — откликнулся женский голос.
Дверь открылась, обдав Данилова запахом варящейся капусты. На пороге стояла толстая низкорослая тетка в засаленном, местами рваном халате, похожая на гриб. Неопрятные космы, когда-то крашенные хной, по-боевому торчали во все стороны.
Маленькие глазки излучали недружелюбие.
— Вам кого? — хриплым голосом спросила тетка, увидев незнакомого человека.
— Елизавету Михайловну. Она здесь живет?
— А ты ей кто? — грубо и с вызовом поинтересовалась тетка, оставив вопрос без ответа.
— Мне сказали, что у вас сдается комната…
Ничего более Данилов сказать успел.
— Литр в сутки!
Дверь захлопнулась.
Вздохнув, Данилов отправился за водкой в уже знакомый ему магазин и через четверть часа снова постучался в ту же дверь, выставив перед собой пакет с двумя соблазнительными силуэтами. На сей раз дверь открылась почти сразу.
— Заходи, родной, — елейным голоском просипела женщина и посторонилась.
Жилище оказалось более живописным, чем мог ожидать Данилов, повидавший на «Скорой» самые разные дома. Серые лохмотья обоев, черный потолок, пол, покрытый ковром из мусора. Тусклая лампочка, висевшая на перекрученном проводе, стыдливо освещала прихожую. Женщина захлопнула за ним дверь и прошла вперед. Данилов последовал за ней и оказался на кухне, выглядевшей ничуть не лучше прихожей. Но зато здесь наличествовала мебель — стол и два рассохшихся табурета, один из которых был предложен гостю. «Может, лучше на станции? — подумал Данилов и тут же отогнал эту мысль. — Ага, полночи на станции, полночи в милиции». Он осторожно присел на табурет, который отчаянно заскрипел, но не развалился, и выставил на стол сразу обе бутылки. Сумку на пол опустить не рискнул, поставил на колени.
Женщина ответила двумя тусклыми гранеными стаканами, причем Данилову как гостю достался тот, что без скола. Затем она оперлась на стол пухлыми руками и вожделенно уставилась на бутылки. Поняв, что закуску хозяйка считает бесполезной роскошью, Данилов быстро откупорил одну из бутылок и наполнил ее стакан.
