М. Стедман - Свет в океане
— Тебе нравятся эти деревья?
Грейс кивнула.
Септимус показал на молодые побеги:
— Видишь, там растут маленькие деревца? Мы срубаем большие деревья, а на их месте вырастают новые. Со временем все вырубки восстанавливаются. Когда ты доживешь до моего возраста, это маленькое деревце превратится в настоящего гиганта. Вот так все здорово устроено. — Ему пришла в голову неожиданная мысль. — Когда-нибудь этот лес станет принадлежать тебе. Это будет твой лес!
— Мой лес?
— Он принадлежит мне, потом будет принадлежать твоей маме и тете Гвен, а после них — тебе. Как тебе это?
— А можно я подержу вожжи? — спросила она.
Септимус засмеялся:
— Давай мне свои ладошки, и мы будем править вместе.
— Возвращаю в целости и сохранности, — сказал Септимус, передавая Грейс Ханне.
— Спасибо, папа. — Она присела на корточки, чтобы лучше видеть дочь. — Тебе понравилось?
Грейс кивнула.
— А лошадку удалось погладить?
— Да, — тихо ответила она и потерла глаза.
— Сегодня был долгий день. Сейчас мы тебя искупаем, а потом уложим спать.
— Он подарил мне лес! — сказала Грейс. Ее губы тронула улыбка, и у Ханны защемило сердце.
После ванны Ханна присела у кроватки дочери:
— Я так рада, что тебе понравилось! Расскажи мне, что ты видела, родная.
— Квотту.
— Что?
— Она такая маленькая и прыгает.
— А! Квокка! Правда, они хорошенькие? А что еще?
— Большую лошадь. Я ею управляла.
— А ты помнишь, как ее зовут?
Девочка задумалась.
— Арабелла.
— Правильно, Арабелла. Она просто замечательная. И у нее тоже есть друзья. Их зовут Самсон, Геркулес и Диана. Арабелла уже старенькая. Но она очень и очень сильная. Тебе дедушка показывал конный ворот, который она может тащить? — Видя на лице дочери недоумение, Ханна пояснила: — Это такая повозка на двух огромных колесах. На них срубленные деревья вывозятся из леса. — Девочка отрицательно покачала головой. — Ах ты, моя радость! Мне так хочется тебе показать все-все! Ты очень полюбишь лес, обещаю!
Когда Грейс уснула, Ханна еще долго сидела возле нее и строила планы на будущее. Весной она покажет ей полевые цветы. Она купит ей шетлендского пони, и они вместе будут кататься верхом по узким лесным тропинкам. Ей вдруг представилось, как много хорошего их ждет впереди, и впервые она не испытывала страха, думая о будущем.
— Добро пожаловать домой, — прошептала она спящей дочери. — Добро пожаловать домой, любовь моя.
Она занялась хлопотами по хозяйству и в тот вечер даже что-то напевала себе под нос.
Глава 30
В Партагезе живет не так много людей, и мест, которые они посещают, тоже не так много. Так что рано или поздно, но обязательно встретишь человека, с которым совсем не хочешь видеться.
Виолетта долго уговаривала дочь выйти из дома.
— Пойдем, сходи со мной до магазина — мне надо купить еще шерсти, чтобы закончить покрывало. — Уже больше никаких веселых кофточек и нарядных платьиц. Виолетта снова начала вязать крючком пледы для несчастных репатриантов, прозябавших в приюте. Это занятие давало работу рукам, однако не спасало от мыслей.
— Мама, не стоит. Мне правда не хочется. Лучше я останусь дома.
— Я тебя очень прошу — ну пойдем!
Они шли по улице, и прохожие старались не разглядывать их слишком уж откровенно. Некоторые вежливо раскланивались, однако никто уже не спрашивал, как в прежние времена: «Что нового, Ви?» или «Ты будешь в церкви в воскресенье?» Были и такие, кто, завидев их, предпочитал перейти на другую сторону. Горожане пытались разузнать побольше из газет, но в последнее время там тоже ничего нового не сообщалось.
Столкнувшись на выходе из галантерейного магазина с Виолеттой и ее дочерью, Фанни Дарнли охнула и остановилась с круглыми глазами в предвкушении скандала.
В магазине пахло ароматическими смесями из сухих лепестков лаванды и роз, лежавших в корзине возле кассы. По стенам развешаны ткани из шелка, муслина, льна и хлопка, на прилавках разложены бесконечные разноцветные ряды ниток и мотков шерсти. Хозяин — мистер Мушмор — обслуживал пожилую женщину и показывал ей образцы разных кружев. От стойки продавца у дальней стены по обе стороны магазина были расставлены столики со стульями для удобства покупателей.
За одним из столиков спиной к Изабель сидели две женщины: блондинка и брюнетка. Последняя ощупывала светло-лимонную льняную ткань, рулон которой лежал на столе. Рядом с ней, насупившись и теребя в руках тряпичную куклу, сидела маленькая светловолосая девочка в чудесном розовом платьице и белых носочках с кружевами.
Пока женщина приценивалась к ткани, спрашивая продавца о качестве, девочка повернула голову посмотреть, кто вошел. В следующее мгновение, выронив куклу, она сорвалась с места и, вытянув ручки, бросилась к Изабель.
— Мама! — закричала она. — Мама! Мама!
Прежде чем кто-нибудь успел опомниться, Люси вцепилась Изабель в ногу и крепко к ней прижалась.
— О, Люси! — Изабель подхватила ее и обняла, а ребенок уткнулся носом ей в шею. — Моя ненаглядная Люси!
— Эта плохая тетя забрала меня, мама! Она меня ударила! — всхлипывала она, показывая рукой.
— Ах ты, моя бедненькая! — Чувствуя, как малышка привычно обняла ее ногами за талию и пристроила голову у нее под подбородком, Изабель залилась слезами. Она не видела и не слышала ничего вокруг.
Ханна в ужасе наблюдала за этой сценой, чувствуя унижение и отчаянную зависть при виде того, как Грейс с любовью тянулась к Изабель. Видя воочию, чего она оказалась лишена, Ханна впервые осознала масштабы кражи, совершенной много лет назад. Она подумала о сотнях дней и тысячах объятий, которые связывали эту женщину с ее дочерью благодаря украденной любви. У нее подкосились ноги, и она боялась, что лишится чувств. Гвен взяла ее за локоть, не зная, как поступить.
Ханна изо всех сил пыталась сдержать слезы и взять себя в руки. Эта женщина и ребенок были единым целым, они жили в своем мире, путь в который был закрыт для всех остальных. Стараясь сохранить достоинство и удержаться на ногах, она почувствовала, как к горлу подкатил комок. Ханна заставила себя дышать ровно, взяла со стойки сумочку и направилась к Изабель.
— Грейс, дорогая, — начала она. Изабель с ребенком, вцепившимся в нее, не шевельнулись. — Грейс, дорогая, нам пора домой. — Она протянула руку дотронуться до малышки, но она ответила оглушительным истошным воплем, вырвавшимся на улицу:
— Мама, пусть она уйдет! Мама, прогони ее!
