М. Стедман - Свет в океане
Однако она отлично понимала, как сильно привязана ее дочь к тем, другим, родителям и той, другой, жизни. Когда они гуляли по пляжу, Грейс так и норовила залезть в воду. А вечерами, когда большинство детей радовались, что смогли найти на небе луну, Грейс показывала пальчиком на самую яркую звезду и торжественно провозглашала:
— Сириус! И Млечный Путь!
Она говорила это таким уверенным тоном, что Ханна невольно пугалась и торопилась увести ее в дом.
— Пора спать, пойдем скорее.
Ханна молилась о том, чтобы Господь избавил ее от чувства горечи и обиды.
— Боже милосердный, спасибо Тебе, что вернул мою дочь. Наставь меня на путь истинный и научи, как поступить.
Но она тут же вспоминала Фрэнка и как его тело предали земле в безымянной могиле, завернув в кусок брезента. Ханна вспоминала выражение его лица, когда он в первый раз взял на руки дочь, будто ему доверили подержать весь рай и всю Вселенную, которые уместились в маленьком розовом одеяльце.
Это было неправильно! И Том Шербурн заслуживал суда! И если суд решит отправить его в тюрьму — что ж, око за око, как говорится в Библии. И пусть свершится правосудие!
Но потом она вспоминала, как тогда на пароходе много лет назад этот человек спас ее от бог знает чего. Она вспоминала, как от одного его присутствия вдруг почувствовала себя в безопасности. При мысли о таком странном несоответствии ей делалось не по себе. Кто знает, что на самом деле у человека внутри? Она видела, с какой решительностью и внутренней силой он моментально образумил пьяного. Неужели он считал себя выше всех и что правила не для него? А как тогда быть с записками, написанными таким красивым и ровным почерком? «Помолитесь за меня». И Ханна вновь возвращалась к молитвам и молилась уже за Тома Шербурна: пусть суд над ним будет справедливым, хотя где-то внутри ей и хотелось заставить его страдать за содеянное.
На следующий день Гвен взяла отца под руку, пока они прогуливались по лужайке.
— Знаешь, я скучаю по этому месту, — сказала она, оглядываясь на огромный каменный особняк.
— Дом тоже по тебе скучает, Гвен, — ответил отец и, сделав несколько шагов, добавил: — Теперь, когда Грейс дома с Ханной, может, тебе пора вернуться к старому отцу…
Она закусила губу.
— Мне бы этого тоже хотелось. Честно. Но…
— Что — но?
— Мне кажется, Ханна еще не оправилась. — Она вынула руку и посмотрела на отца. — Мне ужасно неприятно говорить об этом, папа, но я сомневаюсь, что что-то изменится. А малышка! Я и не представляла, что ребенок может быть таким несчастным!
Септимус дотронулся до ее щеки.
— Я знаю одну маленькую девочку, которая была несчастна не меньше. Я думал, что, глядя на тебя, у меня разорвется сердце. После смерти матери ты не могла успокоиться долгие месяцы. — Он остановился и наклонился к отцветавшей розе с алыми бархатными лепестками. Глубоко вдохнув пьянящий аромат, он с трудом выпрямился, приложив руку к спине.
— Но самое печальное то, что ее мать жива, — не сдавалась Гвен. — И она здесь, в Партагезе.
— Да, Ханна действительно здесь, в Партагезе.
Гвен хорошо знала отца и не стала настаивать. Они продолжили путь в молчании: Септимус разглядывал клумбы, а Гвен пыталась заглушить жалобный плач племянницы, продолжавший звучать у нее в ушах.
Той ночью Септимус долго размышлял, как ему следует поступить. Ему уже приходилось иметь дело с маленькими девочками, потерявшими мать, и он знал, чем можно их отвлечь. Разработав план, он погрузился в здоровый и крепкий сон.
Утром он приехал к Ханне и объявил:
— Мы отправляемся в таинственное путешествие! Грейс давно пора поближе познакомиться с Партагезом и узнать, откуда она.
— Но мне надо сделать шторы для церкви, — растерялась Ханна. — Я обещала преподобному Норкеллсу…
— Я сам отвезу ее. С ней все будет отлично!
«Таинственное путешествие» началось с посещения лесопильного завода Поттса. Септимус помнил, как обожали маленькие Ханна и Гвен угощать яблоками и сахаром имевшихся там лошадей-тяжеловозов. Сейчас бревна подвозили по узкоколейке, но какое-то количество лошадей продолжали держать на случай, если дожди в лесу размоют часть железнодорожного полотна.
Поглаживая одну из лошадей, он сказал:
— А эту лошадь, маленькая Грейс, зовут Арабелла. Ты можешь произнести «Арабелла»? Запряги-ка нам ее в повозку! — велел он подскочившему конюху, и вскоре во дворе уже стояла готовая к поездке двуколка.
Усадив Грейс, Септимус устроился рядом.
— Ну что, поехали? — спросил он и тронул вожжи.
Грейс никогда не видела такой большой лошади и никогда не была в настоящем лесу. Ее познания о лесе ограничивались впечатлениями, полученными во время той злополучной экскурсии по кустарникам, росшим за домом Грейсмарков. На протяжении почти всей своей жизни она видела только две сосны, росшие на Янусе.
Септимус держался старой просеки, проложенной среди высоких эвкалиптов, и показывал на то и дело встречавшихся кенгуру и варанов — девочке казалось, что она попала в настоящую сказку. Время от времени она показывала на птичку или валлаби [24] и спрашивала:
— А это кто?
И дед рассказывал, как они называются.
— Посмотри! Видишь, там кенгуру-детеныш! — восторженно закричала она при виде маленького сумчатого, неспешно прыгавшего вдоль просеки.
— Это не детеныш, а уже взрослое животное, и называется оно квокка. Они совсем как кенгуру, только короткохвостые и очень маленькие. Они больше не вырастают. — Он погладил девочку по голове. — Так приятно видеть, что ты улыбаешься. Я знаю, как тебе грустно… Ты скучаешь по прежней жизни. — Септимус помолчал. — Я тебя понимаю, потому что сам прошел через это.
Малышка озадаченно на него посмотрела, и он продолжил:
— Я был чуть старше тебя, когда мне пришлось попрощаться с мамой и отправиться через весь океан на паруснике во Фримантл. Я знаю, что это трудно представить, но так оно и было. Однако я приехал и здесь нашел новых маму и папу. Их звали Сара и Уолт. И они стали обо мне заботиться. И полюбили меня точно так же, как моя Ханна любит тебя. Видишь, в жизни у человека может оказаться больше одной семьи.
По лицу Грейс сложно было понять, что она вынесла из этой беседы, и Септимус сменил тему. Лошадь неспешно переступала по разбитой дороге, а лучи поднимавшегося все выше солнца начинали пробиваться сквозь высокие кроны.
— Тебе нравятся эти деревья?
Грейс кивнула.
Септимус показал на молодые побеги:
— Видишь, там растут маленькие деревца? Мы срубаем большие деревья, а на их месте вырастают новые. Со временем все вырубки восстанавливаются. Когда ты доживешь до моего возраста, это маленькое деревце превратится в настоящего гиганта. Вот так все здорово устроено. — Ему пришла в голову неожиданная мысль. — Когда-нибудь этот лес станет принадлежать тебе. Это будет твой лес!
