Александра Маринина - Дорога
– А зачем по два платья? – удивился Камень. – Они что, переодеваться собираются?
– Ничего-то ты не знаешь про людей, – вздохнул Ворон. – У них принято свадьбы по два дня гулять, и те, которые побогаче, готовят наряды отдельно на первый день и отдельно на второй. Дошло?
– А-а, – протянул Камень, – ну, раз так, тогда конечно… А Тамара-то приехала?
– Ну а как же!
* * *Тамара приехала через день после официального дня рождения Николаши и прямо с поезда бросилась к сестре. Люба специально взяла отгул на работе, приготовила завтрак, проводила Родислава на работу, сына в институт, Лелю – в школу и с нетерпением ждала Тамару, с которой не виделась почти год. В последний раз они встречались прошлым летом, в августе, когда супруги Виноградовы заехали в Москву по дороге в отпуск, который они проводили под Калининградом, на Куршской косе.
Тамара прямо с порога была усажена за обильный стол.
– Ох, Любка, как же ты вкусно готовишь! – приговаривала она, поедая одну за другой оладьи с яблоками. – Мне никогда в жизни так не научиться. Вот странно: нас ведь Бабаня одинаково учила, но ты почему-то научилась, а я – нет. Наверное, я в кулинарном деле совсем бестолковая. Хотя Гриша доволен и даже хвалит меня, но я думаю, что это больше от любви.
Они вместе вымыли посуду и привели кухню в порядок, после чего уселись тут же за стол друг напротив друга.
– Ну, – Тамара забралась с ногами на стул, оперлась локтем о стол и подперла ладонью подбородок, – давай рассказывай. Все по порядку: как папа, как дети, как Родик. Не так, как по телефону, наспех, а подробно, со вкусом, как ты умеешь.
Люба начала было рассказывать об отце, но Тамара внезапно перебила ее:
– Что-то ты мне не нравишься, сестра.
– А что, я плохо выгляжу? – удивилась Люба.
– Ты знаешь, ты действительно плохо выглядишь.
– Да что ты?
Люба подошла к висящему на стене зеркалу и внимательно рассмотрела свое отражение. Все было как обычно, точно такое же отражение она видела и вчера, и позавчера, и неделю назад, и месяц, и год…
– Давай-ка я тебя, подруга, подстригу, – предложила Тамара.
– Да ну, Том, ты что! – принялась отнекиваться Люба. – Не нужно.
– Давай, давай, возражения не принимаются.
– И что ты собираешься из меня сделать? – скептически осведомилась Люба.
– Королеву, естественно! Посмотришь на себя – и не узнаешь. Иди мой голову.
Люба ушла в ванную, вымыла голову и вернулась с тюрбаном из полотенца на голове. Тамара усадила сестру перед собой, встала у нее за спиной, сняла полотенце и начала расчесывать Любины густые волосы. Люба не видела, как лицо Тамары внезапно напряглось, глаза сузились, взгляд стал сосредоточенным.
– Что с тобой, Любаня?
Вопрос был неожиданным. Люба резко повернулась и удивленно посмотрела на сестру.
– А?
– Я спрашиваю: что с тобой происходит?
– Ничего. У меня все в порядке. Ну, может, устала немного с Колькиным днем рождения.
– Не-ет, дорогая, ты не устала, – протянула Тамара. – У тебя волосы мертвые. У тебя волосы, как у больной старухи! Ко мне ходят клиентки по семьдесят-восемьдесят лет, вот у них как раз такие волосы. Что с тобой происходит?
– Ну, может, витаминов каких-нибудь не хватает.
– Да каких витаминов, что ты мне рассказываешь? Не хочешь – не говори, но тебя же что-то гложет, что-то мучает, я вижу!
Люба молчала, плотно сжав губы. Тамара перебирала ее волосы, прядь за прядью, и вдруг крепко обняла и прижала ее голову к своей груди.
– Бедная моя, бедная! Сколько же тебе приходится терпеть и молчать, если у тебя такие волосы и такие глаза! Знаешь что? Хочешь – расскажи, не хочешь – не рассказывай, но дай мне помочь тебе. Я хочу, чтобы волосы у тебя заблестели, чтобы тебе было хорошо. Если расскажешь, но не захочешь знать мое мнение – слова не скажу, выслушаю тебя и буду молчать.
Люба тяжело вздохнула и отстранилась.
– Не знаю, Томка, не знаю. Хорошо мне, наверное, уже никогда не будет, и помочь мне никто не может. Конечно, я расскажу тебе. Ты не сердись, что раньше не рассказала. Разговор тяжелый, долгий, наспех по телефону не хотелось, а когда ты приезжала, у нас не было возможности побыть подольше вдвоем, мы всегда не одни. Только давай договоримся: помогать мне не надо, потому что помочь все равно невозможно. Сама я запуталась, сама в это влезла и Родьку втянула, и выпутаться тут невозможно.
И она рассказала Тамаре все – и про Лизу, и про договор, и про внебрачных детей, и про соседа, безвинно осужденного за убийство, и про старуху Кемарскую, от которой нет покоя, и про ее внучку, и про то, что постоянно приходится врать детям и отцу. Окончив рассказ, Люба печально констатировала:
– Видишь, Тома, я тебя не обманула. Можешь говорить что угодно, я сама все знаю, но сделать уже ничего нельзя.
Тамара покачала головой.
– Да, сестренка, ситуация трудная. И главное – ничего уже нельзя изменить. Как говорится, детей обратно не засунешь, ни твоих, ни этой женщины. Не буду я тебе ничего говорить, ты сама все понимаешь. Но ты мне ответь: а ты сама чего хочешь?
– Я хочу, чтобы было все как раньше. Чтобы он меня любил и жил со мной. Меня убивает мысль о том, что в один прекрасный момент он может уйти. Каждый день я с ужасом жду, что он уйдет на работу и обратно уже не вернется, останется у нее навсегда. Потом только за вещами придет. Мне кажется, страшнее в моей жизни ничего не будет. Я жить без него не могу, дышать не могу. Я знаю, что он едет домой, и я уже счастлива. Я понимаю, что он меня не любит, а любит Лизу и тех детей, но все равно я знаю, что сейчас он придет, наденет тапочки, которые я ему купила, возьмет ужин из моих рук, я подам ему чистое полотенце, когда он будет мыться, потом он будет спать со мной рядом, а утром наденет сорочку, которую я ему погладила, и съест завтрак, который я приготовила. Я не могу этим пожертвовать, не могу от этого отказаться.
– Боже мой! – ахнула Тамара. – Как же ты его любишь! То есть я всегда знала, что ты его любишь, но не думала, что вот так…
– Да, – грустно усмехнулась Люба, – наверное, это моя болезнь. Я понимаю, что нельзя вернуть прежнюю любовь, поэтому и говорю, что помочь мне никто не может и изменить к лучшему ничего нельзя, все может измениться только в худшую сторону.
Тамара изменила положение, спустила ноги на пол и откинулась на спинку стула.
– А вот здесь, сестренка, ты не права.
– То есть?
– Сделать так, как ты хочешь, устроить, чтобы было все по-прежнему, как раньше, как много лет назад, нельзя, это правда. А улучшение может начаться именно с признания того факта, что определенная часть жизни кончена и с ней надо расстаться. Факт нужно осознать, признать его и смириться с ним.
