Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
Очень близкими.
— Тогда, выходит, вы знали о том, что в прошлом году она получила выговор от своих работодателей за то, что преследовала партнера из дружественного банка?
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала я и услышала в собственном голосе страх.
— Имя того джентльмена — Кляйнсдорф. Ваша дочь проводила с ним какую-то финансовую сделку. У них был короткий флирт, и, когда через месяц он прекратил отношения, она названивала ему днем и ночью и даже пару раз являлась к нему в офис в Нью-Йорке.
— Я не знала…
— Но вы… м-м-м… говорили, что она… м-м-м… была откровенна с вами.
Я старалась тщательно подбирать слова.
— Очевидно, у моей дочери есть очень серьезные проблемы.
— Вы… м-м-м… вините себя в этих проблемах?
— У вас есть дети, мистер О’Тул?
— Да.
— Что ж, тогда вы знаете, что все родители в той или иной мере чувствуют свою вину, если у их ребенка возникают психологические трудности. Лиззи выросла в относительно дружной и счастливой семье. Но депрессия — это болезнь, от которой страдает моя дочь и которая заставляет ее совершать импульсивные поступки и…
— Прерывать беременность?
— Это решение она приняла совместно с доктором Маккуином…
— По словам Маккуина, он предложил вашей дочери сделать аборт исключительно потому, что, как ему казалось, она не достаточно стабильна в психологическом плане, чтобы… м-м-м… «соответствовать требованиям материнства»… это его слова…
— Ложь от начала до конца. Маккуин не хотел уходить от жены и детей. Вот почему он вынудил ее сделать аборт.
— О, так вы считаете, что здесь имело место принуждение? — спросил он.
Разговор свернул в очень опасное русло.
— Я думаю, что моя дочь прервала беременность, потому что ее попросил Маккуин… пообещав при этом, что после его развода у них будет общий ребенок.
— Это вам сказала ваша дочь?
— Я просто предполагаю… — услышала я собственный голос.
— Понятно…
— Но я знаю, что Лиззи очень хотела иметь детей, поэтому она никогда бы не стала просто так прерывать беременность…
— Но в сложившихся обстоятельствах вы одобряете решение вашей дочери об аборте?
— Если она считала это решение правильным в тот момент и если она приняла его без всякого давления со стороны, тогда да, одобряю.
— И все-таки она так и не объяснила вам, почему прервала беременность?
— Я узнала про аборт только после ее исчезновения.
— Выходит, она… м-м-м… многое скрывала от вас.
— Только с тех пор, как болезнь начала прогрессировать.
Он замолчал. Я слышала, как шуршит перо по бумаге — наверняка он записывал мои слова. Страшно было подумать о том, как их обыграют в статье.
— Что ж… м-м-м… спасибо, что уделили мне время, миссис Бакэн. Если у меня будут еще вопросы, я обращусь к вам.
Я хотела попросить его: «Пожалуйста, не причините ей вреда…» Но сдержалась, зная, что эта мольба может быть превратно истолкована и использована против нас. Впрочем, я все равно не успела бы ничего сказать, потому что О’Тул уже повесил трубку.
Паника нарастала. Меня так и подмывало сейчас же рассказать Дэну, как плохо я справилась с ответами на вопросы О’Тула как он застал меня врасплох, как я жалела о том, что муж переложил на меня такую ответственность. Но прежде надо было попытаться смягчить удар. Поэтому я перезвонила Лиари на сотовый и рассказала ему, что интервью обернулось катастрофой.
— Не хочу показаться вам бессердечным, — произнес он в ответ, — но, как я уже говорил, в делах такого рода чем сенсационнее история, тем больше шансов на то, что пропавшего человека кто-нибудь да опознает…
— Но что, если Лиззи взорвется, когда прочитает это?
— Если прочитает. Учитывая ее неадекватное состояние, могу сказать, что вряд ли она обращает внимание на средства массовой информации. Разумеется, это лишь мое предположение.
— Судя по его вопросам, я почти уверена в том, что О’Тул намеренно исказит все факты и представит Лиззи исчадием ада.
— Я вам сочувствую, но, несмотря на усилия ряда отчаянных республиканцев, в нашей стране еще сохраняется свобода прессы, и я никак не могу повлиять на то, что напишет О’Тул. Более того, если я свяжусь с ним и попытаюсь выяснить, под каким углом он намерен осветить эту историю, он пойдет к своему редактору, а тот к моему боссу, и меня четвертуют за попытки повлиять на прессу. Так что будем надеяться, что статья возымеет желаемый эффект: Лиззи быстро отыщется, — и репортеры тотчас утратят к ней интерес.
Мне очень хотелось в это верить, хотя я и сомневалась в том, что все обернется именно так.
— Завтра ко мне придет ваш сын, — сказал Лиари. — Его, похоже, совсем не обрадует история с абортом, так ведь?
— Откуда вы это знаете?
— Я же детектив. И к тому же умею шарить в Гугле. Джеффри Бакэн — председатель Коалиции пролайф штата Коннектикут, проводник идей местной Евангелической Свободной церкви, отец двоих детей, женат на Шэннон Моран, сопредседателе Коалиции пролайф штата Коннектикут, которая была арестовала во время прошлогоднего марша против абортария в Нью-Лондоне и освобождена без предъявления обвинения.
— Впервые слышу.
— Об этом писали лишь местные газеты Коннектикута, да и то в маленькой заметке.
И все-таки Джефф мог бы рассказать мне. Оказывается, я так мало знала о своих детях, а думала, что знаю их очень хорошо.
— Как бы то ни было, я не хочу вмешиваться в дела семейные, но, если вы хотите, я с радостью позвоню вашему сыну и сообщу ему, что завтра «Геральд» опубликует статью.
— Я была бы вам признательна.
— Считайте, что я уже это сделал.
— Детектив, еще один вопрос. О’Тул рассказал мне, что был еще один инцидент с сексуальным домогательством. Очевидно, вы в курсе.
— Да.
— Тогда почему же вы ничего мне не рассказали?
— Я решил, что вам и без того приходится несладко в последнее время…
После разговора с детективом я села за компьютер и написала Марджи в режиме онлайн:
Ты в контакте?
Не успела я отправить сообщение, как от сервера Марджи рикошетом вернулось информационное письмо в адрес всех корреспондентов:
В этот уик-энд я буду скрываться где-нибудь в сельской глуши и вернусь в офис только во вторник утром. В случае край-ней необходимости звоните моей помощнице: Кейт Шапиро.
(212) 555-0264.
У меня как раз был такой случай, но я не могла заставить себя охотиться за помощницей, а потом портить Марджи заслуженный отдых от работы, химии и всех прочих травм рака. Во мне боролись противоречивые желания. С одной стороны, хотелось позвонить какой-нибудь подруге из местных — вроде Алисы Армстронг, — рассказать ей всю сагу и поплакать у нее на плече. С другой — просто хотелось сбежать куда-нибудь, подальше от разговоров, проблем и сложностей, которые непременно возникнут, как только история попадет на страницы газет. Я собралась, черкнула записку Дэну, сообщив, что уезжаю и вернусь только вечером. Оставив свой сотовый телефон на столешнице в кухне (мне хотелось побыть временно недоступным абонентом), я схватила ключи от машины, воскресный номер «Нью-Йорк таймс», вышла из дома, села за руль и рванула на север.
Через час — спасибо береговой автостраде и лабиринту проселков — я въехала на автостоянку парка-заповедника Попэм-Бич. Было около трех пополудни, и в этот ветреный апрельский день на огромной парковке стояли только две машины. Подняв воротник куртки, я пошла по тропинке к пляжу, с хрустом приминая песок подошвами тяжелых ботинок. Небо приобрело пепельный оттенок, сквозь облака проглядывала лишь крохотная заплатка голубизны. Но я не возражала против такого мрачного пейзажа Попэм-Бич — три долгие мили нетронутого песка вдоль побережья Атлантики — был полностью в моем распоряжении. Я была одна, и у меня было два с половиной часа светового дня, так что ничто не могло помешать мне пройтись пешком и проветриться. Был отлив, и, благодаря низким температурам, песок был достаточно плотным, так что можно было ступать прямо вдоль кромки воды. Я свернула налево и взяла курс на северо-восток.
Я жадно вдыхала соленый воздух, в спину мне дул легкий ветерок, горизонт — хотя и темный — казался безграничным. Мама всегда говорила, что вода — лучший психиатр. Когда у нее случаюсь депрессия или просто плохое настроение (для мамы раза три в неделю считалось нормой), она отправлялась на озеро Шамплейн и подолгу смотрела на воду, пока не успокаивалась. Помню, несколько лет назад, в канун Рождества, у нее начался психоз, когда она рубила лук для набивки индейки. Я приехала к родителям накануне. Дэна ждали вечером, так же как и наших детей, а отец скрывался в своем офисе в кампусе, так что мы с мамой были дома одни. Внезапно стук режущего ножа участился, стал резким и отрывистым, как стаккато, и я даже крикнула матери:
