Джон Апдайк - Супружеские пары
«Хотел привезти тебе цветок, но вместо этого заторопился к тебе сам».
«Конечно. Чудесный подарок!»
Ее дом был пуст. Ни «плимута», ни машины рабочих, дверь не заперта. Ковер в холле лежал косо. В синем шезлонге спал Коттон. Работа в доме была почти завершена, оштукатуривание тоже. Круглый термостат и квадратный выключатель на гладкой стене. Каталоги с образцами обоев на полу. В кухне оставалось только закончить побелку и установить посудомоечную машину, которую пока что не привезли. В доме все еще пахло опилками и землей, но на соленом морском воздухе у этих запахов не было перспективы. Фокси обещала пригласить Пайта и Анджелу в гости в честь завершения перестройки и ремонта дома. Судя по образцам, на которых были открыты каталоги обоев, здешние вкусы и вкус Анджелы сильно разнились. Большие пастельные мазки — как вульгарно.
Куда она подевалась? В это время она обычно не ездила за покупками, а спала. Или ему только приснилось, что она принадлежит ему? По случаю отлива низина, на которую выходили окна кухни, белела глубокими промоинами в бархате глины. К заросшему кустами островку торопились три оленя. До начала охотничьего сезона оставались считанные дни. Прозрачное небо прочерчивали перистые облачка — следы невидимого конькобежца. Выкидыш? «Скорая помощь»? Без Фок-си от дома веяло враждебностью, стены ожили и гнали его прочь пинками. Ему захотелось побыстрее уехать. На обратном пути он машинально обернулся на длинную дорожку, ведущую к дому Торнов.
Солцы и Константины, которых другие пары насмешливо прозвали «Солтинами», купили в складчину у Эпплби катер с шестисильным мотором. Субботу или воскресенье они проводили на воде, после чего пили в мокрых купальниках пиво и белое калифорнийское вино и зазывали гостей. Воскресным вечером перед Днем труда все собрались в неприбранном викторианском доме Константинов. Все до одури наигрались в теннис: в те выходные проходил открытый турнир Норд-Матера. Год за годом мужчины из Норд-Матера, поджарые торговцы автомобилями и страховые агенты, всю зиму упражнявшиеся на двух крытых кортах с искусственным покрытием, легко обыгрывали даже лучших теннисистов Тарбокса, в том числе Мэтта Галлахера; зато женщины не выдерживали натиска соперниц из Тарбокса. В финал неизменно выходили Джорджина и Анджела, Терри и Бернадетт; несколько недель подряд перед Днем труда мужчины Норд-Матера, кентавры в поисках амазонок, названивали прославленным теннисисткам Тарбокса, приглашая их в партнерши в смешанных турнирах.
Солтины, впрочем, в теннис не играли: давний социальный водораздел оставался нерушим. В этот раз они повезли в залив, понырять, Фредди Торна, игравшего из рук вон плохо. Фредди от души забавлялся, натягивая тонкий костюм ныряльщика. В черной резине он предстал гермафродитом: по-женски широкие бедра и тонкие, как щупальца, голые руки. Резиновое существо с другой планеты. Маска, смахивающая на глаз циклопа или на гигантский монокль, смотрелась на его лысой голове невыносимо потешно, ласты звонко шлепали по вытертым восточным коврам Константинов. Когда он уселся в кресло с салфеточками на подлокотниках, положил ногу на ногу и засунул в рот сигарету, даже Пайт Хейнема не выдержал и согнулся от хохота: перед ним сидел оживший ночной кошмар.
— Прочти нам свою пьесу, — попросила Кэрол Константин, накинувшая поверх оранжевого раздельного купальника мужскую рубашку. Этим вечером она сильно нервничала; неделю назад она выкрасила волосы в цвет апельсина. — Мы разберем ее на роли.
Все лето креп слух, что Фредди сочиняет порнографическую пьесу. Он, впрочем, притворился, будто не понимает, о чем речь.
— Какая пьеса? — Он слепо щурился под запотевшей маской: без очков он почти ничего не видел. Безгубый рот изображал обиду и одновременно удовольствие от признания его таланта.
— Я все видела, Фредди! — сказала Джанет Эпплби. — Это был список действующих лиц.
Фреди уставился на нее с достоинством слабоумного монарха.
— Кто ты такая? Знаю-знаю: Джей-Джей Яблочный Сок. Сперва я тебя не узнал в недокомплекте. Где твои друзья?
— Слава Богу, в Мэне.
— Не выпендривайся, Фредди, — сказала Кэрол, усаживаясь на подлокотник кресла и обнимая его резиновые плечи худыми руками. Незастегнутая рубашка распахнулась, и Пайт, сидевший по-турецки на полу, узрел ее пупок — глаз с толстыми веками. Кэрол погладила кислородный шланг Фредди, надетый ему на шею. — Нам хочется сыграть в твоей пьесе.
— Можно даже снять по ней фильм, — подхватил Эдди Константин, блаженствовавший дома уже целых три дня. Он не брился, изображал сурового наемника, не нуждающегося в пище и сне, и держал в каждой руке по банке пива. Увидев жену рядом с Фредди, он забыл, кому нес пиво, его алюминиевые, как пивные банки, глаза сразу лишились выражения. Он резко сунул одну банку Бену Солцу, словно это была граната с сорванной чекой.
— Чур, я буду открывать дверь! — сказала Кэрол. — По-моему, все грязные фильмы начинаются с того, что женщина открывает дверь гостю.
Бен ерзал в углу. Недавно он сбрил бороду. Сейчас он выглядел совершенно обессиленным, одежда яхтсмена смотрелась на нем, как шутовской наряд: свитер, штормовка, белая капитанская фуражка, шорты с болтающимися нитями — бывшие брюки. Ляжки у Бена были тяжелые, заросшие густым волосом. Пайт мысленно примерил на себя эту старомодную косматость, но картинка получилась нечеткая: для косматости ему недоставало тяжеловесности. Прямые волосы Бена были расчесаны на пробор, кожа лица была болезненно-бледной, если не считать обожженного на солнце носа, с глубокими оспинами. Его безответная любовь к Кэрол пропитала воздух, из-за чего все присутствующие чувствовали свои значительность, как дети, прячущиеся от грозы.
— Что такое «грязный фильм»? — спросил Фредди, моргая и изображая замешательство.
— Хотя бы «Том Джонс», — подсказала Терри Галахер. Анджела неожиданно вскочила.
— Давай его разденем, Кэрол. Я знаю, пьеса у него в кармане.
— Думаешь, он брал ее с собой под воду? — спросил Пайт, обмениваясь с Фокси веселыми взглядами: обычно Анджела не проявляла энергии в таких сомнительных ситуациях. Пайт и Фокси превратились для своих супругов в снисходительных родителей, прощающих им ошибки и жалеющих их за беспомощность со всеведущих высот своей неверности.
Фокси приехала на вечеринку без Кена, в компании Терри Галлахер. Кен и Мэтт, разгромленные в Норд-Матере, упорно резались в теннис один на один на корте Онгов. В большой компании им было неуютно, не то что с глазу на глаз. Фокси и Терри походили одна на другую высоким ростом и заметным наблюдательному зрителю нежеланием двигаться, какой-то завороженностью так, видимо, на них действовали мужья. Впрочем, Фокси была Белоснежкой, а Терри — Алой Розой: кельтское происхождение выдавали полные губы, музыкальные руки, мускулистые ноги. Она тут же присоединилась к возне.
