Дэвид Митчелл - Лужок Черного Лебедя
Тут ее лицо затуманилось.
— Иветта позвала легавых! Заложила собственного брата! Он этого жабеныша, ейного мужа, и стукнул-то всего пару раз! Только вот потом начисто пропал. Уже сколько дней прошло, а от него ни слуху ни духу. Я только хочу, миленький, чтоб мой сынок мне позвонил. Просто чтоб я знала, что он жив, здоров и заботится о себе как следует. К нам все время приходят какие-то подозрительные типы, чуть дверь не выбили. И полиция ничуть не лучше. «Где оборудование, бля», да «Где деньги, бля», да «Где твой сын, старая сука». Хамы, и больше ничего. Но даже если бы Пипс мне и позвонил, я бы ни словечком его не выдала…
Я открыл рот, чтобы напомнить ей про антикварные магазины.
Она выдавила дрожащий вздох.
— Я бы скорее умерла…
— Так вы, э, простите, не могли бы вы дать мне карту Челтнема и пометить на ней антикварные магазины?
— Нет, миленький. Я тут не работаю. Спроси вон ту даму за прилавком.
* * *Первый магазин антиквариата назывался «Джордж Пайнс». Он располагался далеко, на кольцевой дороге, зажатый между лавкой букмекера и магазином спиртных напитков. Челтнем считается мажорным городом, но и в мажорных городах есть сомнительные кварталы. По дороге надо перейти грохочущий ржавый пешеходный мост. «Джордж Пайнс» вовсе не был похож на типичный магазин антиквариата. Двери и окна забраны решетками. К запертой на замок двери скотчем приклеено объявление: «ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ 15 МИНУТ», но чернила стали совсем призрачные, и бумага поблекла. Другое объявление гласило: «Лучшие цены при ликвидации имений». Через мутное окно виднелись большие уродливые буфеты, какие стоят в домиках у бабушек и дедушек. Никаких часов, ни наручных, ни настенных.
«Джордж Пайнс» давно кончился.
Я пошел обратно и на мосту встретил этих двух парней. Моих лет, но в «мартенсах» с красными шнурками. На одном была футболка «Квадрофении», на другом — Королевских военно-воздушных сил. Парни грохотали в ногу, левой-правой, левой-правой. Смотреть парням в глаза значит заявить, что ты так же крут, как они. У меня при себе было целое состояние наличными, так что я смотрел вбок и вниз, на текущую под нами выхлопную реку грохочущих грузовиков и медленных цистерн с бензином. Два мода приближались, и я знал, что они не встанут один другому в затылок, чтобы пропустить меня. Пришлось протискиваться, изо всех сил прижимаясь к раскаленным от солнца перилам.
— Огоньку не найдется? — хрюкнул в мою сторону высокий.
Я сглотнул:
— У меня?
— Нет, бля, у принцессы Дианы.
— Нет, извините, — я покрепче вцепился в перила.
— Педик, — хрюкнул второй мод.
После атомной войны такие парни будут править всем, что останется. И это будет чистый ад.
* * *Когда я нашел вторую антикварную лавку, время уже близилось к полудню. Арка вела на мощенную булыжником площадь под названием Хайтлодей-Мьюз. Вокруг Хайтлодей-Мьюз спиралью закручивались далекие вопли младенцев. Ветер раздувал кружевные занавески вокруг оконных ящиков с цветами. Обтекаемый черный «Порше» лежал в засаде, ожидая хозяина. Подсолнухи наблюдали за мной от нагретой стены. Вот вывеска: «Дом Джайлса». Ослепительный свет дня маскировал полутьмой внутренность лавки. Дверь подпирал обвислый пигмей с плакатом на шее: «ДА, ОТКРЫТО!» Внутри пахло коричневой бумагой и воском. Было прохладно, как на камнях в ручье. За мутными стеклами шкафчиков — медали, бокалы, сабли. Валлийский комод размером больше моей спальни скрывал из виду дальнюю четверть магазина. Отсюда начинался царапающий шум. Он развернулся и оказался радиотрансляцией матча по крикету.
Звук ножа о доску для резки.
Я заглянул за комод.
— Блин, если б я знала, что выйдет такая размазня, я бы купила вишни, — проворковала темноволосая американка.
(Она была вроде бы красивая, но слишком инопланетная, чтобы нравиться.) В липкой руке она держала красно-зеленый плод, по форме — как яйцо экзотической птицы.
— Вишни, это я понимаю. Бросил в рот, выплюнул косточку, прожевал, проглотил, финито. Никакого месива.
Первые в жизни слова, с которыми я обратился к настоящему живому человеку из Америки, были:
— А что это такое?
— Ты что, манго не знаешь?
— Нет, извините.
— Незачем извиняться. Ты англичанин! Вы все не отличаете нормальной еды от пенопласта, блин. Хочешь попробовать?
Нельзя брать конфеты у извращенцев в парках. Но экзотические фрукты у владелиц антикварных магазинов, наверно, можно.
— Да.
Женщина отрезала толстый ломтик, уронила его в стеклянную миску и воткнула сверху крохотную серебряную вилочку.
— Присядь, отдохни.
Я сел на стул с плетеным сиденьем и поднес миску ко рту.
Скользкий фрукт скользнул мне на язык.
Боже, манго — такая вкуснота… надушенные персики, ушибленные розы.
— Каков будет вердикт?
— Это совершенно…
Комментатор крикетного матча вдруг сорвался с цепи: «…все зрители на „Овале“ вскакивают на ноги! Ботэм зарабатывает очередную идеальную сотню очков! Джеффри Бойкотт бежит к нему, чтобы поздравить…»
— Ботэм? — женщина сразу насторожилась. — Это он про Иэна Ботэма, верно?
Я кивнул.
— Косматый, как Чубакка? Сломанный римский нос? Глаза варвара? Сама мужественность в белой крикетной форме?
— Да, я думаю, это он.
— О… — она скрестила руки на плоской груди, как Дева Мария. — Я бы по горящим угольям пошла…
Мы доели манго, слушая аплодисменты по радио.
— Так, — она тщательно вытерла руки влажным полотенцем и выключила радио. — Ты желаешь купить кровать с балдахином яковианского периода? Или в налоговые инспекторы теперь берут младших школьников?
— Э… Скажите пожалуйста, у вас есть «Омега Симастер»?
— «Омееега Сиимастер»? Это что, лодка?
— Нет, это наручные часы. Их перестали делать в пятьдесят восьмом году. Мне нужна модель, которая называется «Де Вилль».
— Увы, детка, Джайлс не занимается часами. Не хочет, чтобы клиенты носили нам часы обратно, если те вдруг остановятся.
— Ох.
Это всё. Больше в Челтнеме нет антикварных лавок.
Американка разглядывала меня.
— Но я, может быть, знаю одного специалиста, который занимается именно часами…
— Часами? Он тут, в Челтнеме?
— Нет, он базируется в Южном Кенсингтоне. Хочешь, я ему позвоню?
— А можно? У меня есть двадцать восемь фунтов семьдесят пять пенсов.
— Не раскрывай всех карт сразу, детка. Дай-ка я попробую найти его номер в этом борделе, который Джайлс именует кабинетом…
* * *— Алло, Джок? Это Розамунда. Угу. Нет… нет, я тут играю в магазин. Джайлс упорхнул на свежий труп. Умерла какая-то герцогиня с большой загородной усадьбой. Или графиня. Или светлейшество. Я в них не разбираюсь — там, откуда я родом, королев сроду не водилось… во всяком случае, таких, которые одеваются, как будто их приговорили носить все модное… Что такое? Нет, Джайлс мне сказал, такое старинное название, где-то в Котсуолдах, типично английское… Брайдсхед — нет, это телесериал, правда? Прямо на языке вертится — Гульфик-на-Болоте, что-то такое… Да нет, Джок, я бы тебе обязательно сказала, только вот… Что? Да-да, я знаю, между вами нет секретов… Угу, Джайлс тебя тоже любит истинно братской любовью. Послушай, Джок. У меня тут в лавке молодой человек… Да-да, очень смешно, неудивительно, что лондонские старые пердуны тебя обожают… Этот молодой человек ищет «Омегу Симастер», — она кинула взгляд на меня, и я одними губами произнес «Де Вилль», — «Де Вилль»… Угу. Ты знаешь такую модель?
