Леонид Головня - Вкус «лимона»
– Побултыхаюсь, где по шейку вода, и вернусь. Ты плавай.
Дно океана было пологое, до глубины «по шейку» они шли долго.
– Покатай меня на спине, – попросила Клара.
Коля покатал.
– Теперь на груди. – Она обхватила его за шею.
Коля сделал несколько гребков на спине и понял: Клара вознамерилась отдаться в море. Она целовала его и трогала за причинное место. Купающихся не было, с берега они смотрелись обычной флиртующей парой. Коля пытался отлынить.
– Мы быстренько, – шептала-булькала Клара. – Я соскучилась!
Расшевелила она Колю. «Быстренько» они опустошили друг друга. Коля лег на воду отдыхать, и Клара легла, положив голову ему на плечо.
– Я немножко побуду с тобой.
Коля никак не мог дождаться конца этого «немножко».
– Всё, – не выдержал он. – Солнце совсем садится. Иди.
Клара пошла на берег. Коля не провожал ее взглядом, вдохнул воздух и поплыл в море. Фигурки на берегу скоро превратились в муравьев. Коля повернул в сторону и поплыл вдоль берега.
Закат переливался на небе кровавым золотом. На пустынном каменистом берегу двое фотографов в панамках возились с фотоаппаратом. Один – растянулся на земле и наводил фокус на заходящее солнце. Второй – устанавливал перед камерой пару лакированных ботинок на поверхность валуна.
– Передвинь правее, – командовал лежащий. – Ботинки закрывают светило и не блестят. Сбрось один. Один ботинок – выразительнее.
Вдруг он заорал, прильнув к «дырке» камеры:
– Отскочи в сторону! Быстро! Вправо! Куда хочешь! – и принялся нажимать на спуск аппарата.
В кадре, под солнцем, за ботинком из воды появился голый мужчина. Вышел на берег и стал оглядываться.
– Смотри!
Второй фотограф выхватил из кофра запасную камеру.
Коля осматривался. Берег был пустынный и явно не пляжный. Вдали, у большого валуна, двигался человек. Коля закричал и рванулся к нему. Бежать оказалось опасно и больно: камни ранили ноги.
Услышав крик, фотографы испугались.
– Сейчас начнет протестовать! – Лежащий вскочил. – Быстро! Через кусты – к шоссе, в машину, – скомандовал он напарнику.
Фотографы схватили сумки и дали деру.
Коля хромал, чертыхался, уродовал ноги, кричал, умолял:
– Стойте! Я заплачу! Останови-и-тесь! Спасите!
«Спасители» скрылись в кустарнике.
Доковыляв до валуна, Коля остановился. Лакированная туфля блестела в лучах красного солнца. Было не до красоты. Он схватил туфлю и надел. Измученная нога почувствовала опору. В лужице, за камнем, валялась вторая.
Голый, в лакированных ботинках, царапаясь о колючий кустарник, Коля пробрался к шоссе. Прикрывшись веником из сухой травы, он спрятался за пальму, выглядывая машину. Выбрав рабочий фургончик, вышел и проголосовал. Из фургончика на него повернулись смуглые лица дорожных рабочих. Под безудержный хохот Коля кое-как обрисовал ситуацию. Один работяга презентовал Коле полосатые трусы, другой – майку с надписью «Хочу тебя!». Коля оделся и втиснулся меж спасителей.
Попрощался он с благодетелями на развилке. Фургончик съехал в боковой съезд. Коля пошел дальше пешком. Ни сумки с одеждой, ни зонтика на темном пляже он не обнаружил. Зато права и ключи от машины сохранились под камнем прекрасно.
Домой Коля добрался ночью. Трусливая темная фигура с надписью на груди «Хочу тебя!» в полосатых трусах пронеслась по гостиной до внутренней лестницы и беззвучно исчезла наверху.
В комнате Коля набрал номер Кимбла.
– Уоррен, я сегодня уеду. Так решил. Преследуют меня обстоятельства.
– Какой ты, однако, чувственный оказался! – возмутился тот. – Ты ей ничем не обязан. За всех переживать – «переживалок» не хватит. Поезжай, но не пропадай. Через пару месяцев начнем оформлять. Следи за Белоруссией. Теперь от тебя все зависит.
– Я слежу, мне подтвердили. Сделай одолжение… Сейчас смеяться начнешь. Можешь потерпеть немножко?
– Постараюсь, а что такое?
– Приключение целое. Женщину одну встретил… В общем…
Кимбл рассмеялся:
– «Мамулечку», что ли?
– Ржешь, а обещал. Еле сбежал. Зонтик твой бросил и сумку. Спиши на общие расходы. Спрашивать кто будет, ты меня плохо знаешь, только познакомились.
– Хорошо, послужу ради дружбы, прикрою, – успокоил Кимбл.
Коля положил трубку, посмотрел на себя в зеркало. Незнакомый человек со слипшимися волосами, с красной царапиной на шее и лопнувшей по шву короткой майкой «Хочу тебя!» смотрел на него воспаленным взглядом. «Незнакомца» мучила непреодолимая тревога.
«Русая женщина с упоением говорила ему:
– Какого бы я из тебя мужика сделала! Подправить немного – президентом бы стал!
– Президентом чего?
– Что-нибудь в жизни хочешь иметь?
– Иметь хочу, – определенно ответил Коля.
– Вот и стал бы президентом.
Она замолчала, взглянула на него, как прощалась».
Колино лицо исказила болезненная гримаса. Он содрал с себя майку, полосатые трусы и бросился в ванну.
– Все! Все! Все! – истерически бормотал он, стоя под холодным душем. – Ничего не было и не будет…
Клара, серая лицом, с воспаленными от бессонницы глазами, сидела в полиции, держа в руках местную газету. На первой странице, на фоне золотисто-кровавого заката голый Коля бежал к ботинку на камне, протягивал вперед руки и что-то кричал. Жирные буквы перекрывали Колины мужские «достоинства»:
«Крем «Монарх» сохранит обувь от любых лучей!»
– Выяснить удалось немного, – говорил инспектор за столом. – Фотограф объект не знает. Два месяца назад мистер Паулс из Латвии гастролировал в Майами. Жил в гостинице «Холидей ин». Где он сейчас, сказать трудно.
Глава десятая
В обществе Бонни и Клайда
Коля устало тонул в кресле. В комнату, которую он раньше снимал в Нью-Йорке, переехал позеленевший после операции журналист Раневский. В гостях у него сидела пожилая сероглазая блондинка со свежей, только что из-под рук мастера, пышной прической. Она разложила на кровати старые газетные страницы со статьями, исчерканные пометками. На столе таял холодец и рассыпаны русские конфеты «Белочка».
– Мне теперь повезло с соседями, – льстясь к женщине, говорил старик. – Нелли корректором всю жизнь работала.
Коля одобрительно кивал, борясь со сном.
– Зимой Едлин звонил, – рассказывал Раневский. – На Украине скрывается, нашел третью жену. Хвастал, что владеет заводом, который будет резать мрамор украинцам для надгробий. Пришлет образцы, чтобы продукцию в Америке продавать и долг отдать.
– Прислал? – безразлично спросил Коля, напрягаясь быть вежливым.
– Образцы в Америку не поступили, – с усмешкой ответил Раневский газетной фразой. Коля уже почти засыпал, когда вдруг услышал: – Тебя какой-то Зайонц разыскивал.
Раневский искал на тумбочке листочек с записью, нашел, протянул. Коля встрепенулся, взял бумажку, посмотрел. На бумажке был адрес банка в Нью-Джерси.
– Я подремлю немного, – сказал он, – и двинусь.
– Можешь переночевать, – предложил Раневский. – Устроимся как-нибудь.
– Спасибо!
Коля прикрыл глаза, сквозь сон слушая тихий разговор.
– Видишь, – щебетала женщина, – буковка потеряна. Здесь нет запятой, совсем другой смысл возникает.
– А как сама статья? Интересно читать? – волновался журналист. – Бог с ним, с издательским браком!
– Каждый человек всю жизнь ищет себя. Ты тоже себя ищешь.
– И все-таки? – Автор желал насладиться хоть какой-нибудь похвалой. – Интересно читать?
Однако корректор Нелли, ловя всю свою сознательную жизнь грамматические ошибки в тексте, давно потеряла способность вникать в написанное. Она розовела, пыхтела и «думала», напрягая брови.
– Я сейчас еще раз посмотрю, – нашла наконец Нелли приемлемый выход.
Мнения ее Коля так и не узнал. Сон завладевал сознанием. Сквозь поток бессвязных мыслей прорывался страх неопределенности перед ближайшим будущим. Оно отдалилось в туманную неизвестность, и остался вопрос: «Может ли Зайонц предложить что-нибудь дельное?» Проявилась в сознании, как наяву, встреча в банке. Его непроницаемое, странное лицо, красноголовая супруга…
Вопрос повторился последний раз, и Коля провалился в небытие.
Был утренний час. На пустынной улице, в одежде пакистанки, с платком на голове и прикрытым лицом Макс Зайонц вошел в отделение банка «Флит». Кассир обслуживала единственного человека. Макс дождался, когда клиент покинул помещение, подошел к окошку и протянул листок бумаги с запиской:
«ВЫДАЙТЕ МЕШОК, КОТОРЫЙ ЛЕЖИТ СЗАДИ, И ДЕРЖИТЕ РУКИ НА СТОЛЕ. ЕСЛИ Я НЕ СПАСУ СВОЕГО РЕБЕНКА, Я ВЗОРВУ СЕБЯ И ВАС».
От напряжения на лбу «пакистанки» поблескивали капельки пота. Кассирша побледнела, посмотрела с ужасом, потянулась за мешком с деньгами и выдала в окошко. Прижав мешок к груди, Макс метнулся к выходу и выбежал вон. Платок соскочил на плечи, открыв лицо.
Макс осмотрелся. Два человека на другой стороне улицы разгружали грузовик. Рядом людей не было. Издали приближался открытый автомобиль, тормозя и ища стоянку. За рулем сидела женщина с красной шевелюрой. Автомобиль поравнялся с Максом. Тот скользнул взглядом по сидящей за рулем даме и в ужасе остановился.
