Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
— Команданте? Что вы здесь делаете?
— Сегодня у вас особо важный груз, — ответил Корсаков. — Видите этих двух парней с чемоданами? Мне необходимо, чтобы они добрались до места в целости и сохранности. Ну и, кроме того, в рюкзаках у моих людей центнер готового порошка. Так что мне будет спокойнее сплавать туда и обратно вместе с вами. Надеюсь, вы не против?
— Разумеется, нет, — пожал плечами капитан. — Но, думаю, все пройдет спокойно. Катера разошлись, и мы должны проскочить.
— Ну что ж, не будем терять времени, — заключил Корсаков. Капитан кивнул, повернулся и, прежде чем скрыться в рубке, нагнулся над открытым люком в машинное отделение.
— Полный вперед! — скомандовал он. Мотор зафыркал, затем взревел, и баркас, набирая скорость, понесся в непроглядную тьму. Корсаков присел у борта на осевшей корме, окутанной смутно белевшими в темноте пенными струями. «Черт возьми, — думал он, — как много шума от такой скорлупки!» Морщась, он прикидывал, на какое расстояние может разноситься над водой шум двигателя. В то же время он понимал, что высокую скорость, усиливавшую шум, приходилось держать, дабы побыстрее миновать зону пограничного контроля. Баркас несся все дальше, и беспокойство Корсакова постепенно улеглось: по мере удаления от берега у них оставалось все меньше шансов быть задержанными. Огоньки, возникавшие на горизонте, не приближались, а, напротив, вскоре пропадали. «Похоже, проскочили», — подумал Корсаков и зевнул. Однако сонливость с него как рукой сняло, когда он заметил огоньки, приближавшиеся со стороны берега. Корсаков сразу почувствовал, что они обозначают силуэт сторожевого катера, да и вряд ли какое-нибудь другое судно могло так быстро догонять идущий полным ходом баркас. Корсаков выругался и вскочил на ноги. Он не первый раз бывал на этом баркасе и знал о тайниках, имевшихся на его борту, однако не сомневался в том, что все тайники обнаружатся при серьезном досмотре, а вместе с ними — оружие и кокаин. Впрочем, чтобы хорошенько влипнуть, хватило бы присутствия на судне парочки иностранцев без документов, но с киносъемочными принадлежностями.
Сторожевик приближался, гул мощного двигателя нарастал. Внезапно луч прожектора упал на палубу баркаса, и повелительный голос раскатисто произнес в громкоговоритель:
— Эй, на баркасе! Приказываю остановиться! В случае неподчинения открываю огонь! Всем оставаться на местах!
Корсаков успел войти в рубку, где к нему нервно обратился капитан:
— Ну и что прикажете теперь делать? На судне полно лишнего народу, да и тайники найти ничего не стоит. Я чувствую — они настроены серьезно.
— И часто у вас случаются такие встречи? — поинтересовался Корсаков.
— Нет, конечно. Иначе не было бы смысла этим заниматься. Когда они случаются, приходится откупаться, но я нутром чую: сегодня такой номер не пройдет. Здесь вообще не должно было оказаться патруля, я же все рассчитал!
Корсаков сразу подумал о том посте у шоссе, который удалось миновать благодаря подкупу. Если встреча в море — не простая случайность, то сообщить береговой охране о рейсе баркаса не мог никто, кроме гарнизона поста. Корсаков дал себе слово рассчитаться за такое вероломство, хотя шансов удачно выйти из переделки у повстанцев имелось явно немного. Сторожевик подошел уже вплотную, ослепляя команду баркаса направленным в упор светом мощного прожектора. Прикрывая глаза рукой, Корсаков окинул взглядом палубу патрульного судна. Скорострельная пушка на носу, тяжелый пулемет на корме. И у пулемета, и у пушки — по два человека. У ближнего борта, возвышавшегося примерно на метр над бортом баркаса, скопилась группа досмотра в спасательных жилетах, с автоматами «узи» на изготовку. — Ведите себя спокойно, делайте все, что они потребуют, — бросил Корсаков капитану и нырнул в люк, выводивший в каюты экипажа и в трюм. Краем глаза он успел заметить, что офицер, возглавлявший досмотровую группу, уже перепрыгнул на палубу баркаса. Сверху слышались отрывистые команды — это десант сгонял в одно место всех, кто находился на палубе. Всего на баркас высадилось, как успел подсчитать Корсаков, шесть человек. По меньшей мере двое должны были караулить арестованных на палубе. «Остается четверо, — подумал Корсаков. — Уже легче». Над лесенкой и в коридорчике между каютами зажглись тусклые лампочки — видимо, так приказал офицер. Из каюты высунулась взлохмаченная голова Шарля и спросила:
— Я так понимаю, что выспаться нам не удастся?
— Не выходите из каюты, — ответил Корсаков. — Делайте вид, будто спите.
По лесенке вниз забухали солдатские ботинки — обыск перемещался в каюты и трюм. Корсаков спрятался в темную нишу за лесенкой и слышал оттуда, как солдаты вышибают двери и поднимают обитателей кают. Как он и рассчитывал, офицер приказал одному из своих людей отвести арестованных на палубу, а сам с двумя оставшимися солдатами полез сквозь лаз в переборке в трюм, где размещались емкости для улова и откуда несло тяжелым рыбным духом. Там же в стенках трюма были вмонтированы тайники. «Что ж, их ждет приятный сюрприз. Надеюсь, он их отвлечет», — подумал Корсаков, нащупывая в углу за своей спиной древко остроги. Из коридорчика вышли и стали подниматься вверх по лесенке матрос, отдыхавший в каюте, за ним — Шарль и Тавернье. Замыкал процессию вооруженный солдат. Когда он начал подниматься по лесенке, Корсаков, улучив момент, между ступенек нанес ему удар острогой в грудь. Гарпун насквозь пробил грудную клетку, и солдат, выронив автомат, бессильно обмяк, наколотый на острогу. Табернье оглянулся, услышав лязг выпавшего оружия, и оцепенел от неожиданности. Корсаков, изо всех сил удерживая древко с насаженным на него отяжелевшим телом, с трудом сумел плавно опустить его к низу лестницы.
— Стоять! — прошипел Корсаков.
Он выдернул из трупа острогу, поставил ее в нишу, затем туда же затолкал тело и взлетел на лестницу, где его в нерешительности ожидали трое пленников.
— Поднимайтесь с поднятыми руками, — продолжал Корсаков. — Если в рубке окажется солдат — нападите на него, если нет — выходите на палубу. Когда начнется стрельба — сразу ложитесь. И быстро, у нас всего несколько секунд. Ну, вперед, не трусьте!
Они поднялись по лесенке и через люк оказались в рубке. Там никого не было. На залитой мертвенным прожекторным светом палубе маячили две фигуры солдат, державших под прицелом автоматов толпу матросов и пассажиров баркаса, сидевших на корточках на палубе. Корсаков закрыл створки люка и продел в петли ручку швабры, подвернувшейся ему под руку. Теперь он на некоторое время мог забыть о троице внизу. Один из стоявших на палубе солдат обернулся и с улыбкой посмотрел на новых пленников, выходящих из рубки с поднятыми руками.
— Ложись! — рявкнул Корсаков и из-за угла рубки выпустил две коротких очереди.
Услышав грохот выстрелов, солдаты на носу сторожевика метнулись к орудию, но Корсаков новой длинной очередью успел свалить обоих. Партизаны подскочили к караульным, распластавшимся на палубе, подхватили их оружие и залегли у бортов. Следующей очередью Корсаков разнес прожектор, но во тьме, обрушившейся на суда, заплескалось пламя на корме сторожевика и раздался глуховатый грохот — это заработал крупнокалиберный пулемет. Очередь барабанной дробью пробежала по борту баркаса, оставляя рваные пробоины в металле; следующая очередь, зацепив рубку и заставив со звоном осыпаться ее стекла, полоснула по борту уже над палубой, расщепив обводивший его деревянный брус. Обладавшие огромной энергией пули, легко прошив тонкий металл и источенное временем дерево, швырнули на палубу несколько человек. Послышались стоны. Корсаков выругался — он знал по опыту, какие ужасные раны наносит пуля такого калибра, и понимал, что все те, кто только что был ранен, почти наверняка обречены. Пулеметчик, видимо, пользовался инфракрасным прицелом и плотно прижал всех находившихся на палубе к дощатому настилу, уже ставшему скользким от крови. Корсаков обогнул рубку с другой стороны, стараясь подобраться поближе к пулеметному расчету. Он осторожно выглянул из-за угла надстройки. Пулеметчики, загораживаясь щитом от огня партизан, огрызавшихся короткими очередями, неумолимо поливали пулями носовую часть баркаса. К счастью, им мешала небольшая качка, но все же хватило бы еще нескольких минут такого кинжального огня, чтобы уничтожить на баркасе все живое, да и само суденышко пустить ко дну. Положение пассажиров баркаса стало и вовсе отчаянным, когда по ним начали стрелять еще и из рубки сторожевика: рубка, находившаяся значительно выше палубы баркаса, позволяла вести огонь сверху вниз. Глаза Корсакова понемногу привыкли к темноте, слегка рассеиваемой сигнальными фонарями судов и вспышками пулеметных очередей. Уловив момент, когда пулемет вместе со щитом повернулся на вертлюге и открылись две смутные фигуры, пригнувшиеся к гашетке, Корсаков нажал на спуск. Знакомое ликование охватило его: он знал, что не промахнется. Струя свинца из «узи» впилась в темную массу человеческих тел и отбросила стрелков от пулемета. Донесся отрывистый ввпль, глухой стук падения трупов на палубу — в том, что стрелки убиты наповал, Корсаков не сомневался. Пулемет смолк. Корсаков пробежал обратно вокруг рубки и наткнулся на Тавернье, Шарля и нескольких матросов и солдат, укрывавшихся за надстройкой от огня. Его встретили радостными возгласами.
