Эрик Сигал - Сильнодействующее средство
— Ну, мы вообще-то все тут не по практической части, — нимало не смутясь, ответила Изабель. — Но если вы не торопитесь, можно было бы обговорить кое-какие соображения.
— Изабель, для тебя у меня всегда есть время.
Зазвенел зуммер внутренней связи.
— Что такое, Альма?
Секретаршу опередил другой голос:
— Пап, что-то Айзы в кабинете нет. Не знаешь, где она?
Изабель чуть не подпрыгнула.
— Боже мой, это же Джерри! Он разве не летит в Англию?
— Ты там? — прокричал профессор в микрофон.
— Нет, уже здесь! — Юноша с улыбкой вошел в кабинет.
От радости Изабель кинулась Джерри на шею. Они поцеловались.
Не выпуская ее из объятий, Джерри бросил:
— Привет, пап. Не помешал?
— Все совсем наоборот. Это я тут, похоже, лишний. А ты разве не на Уимблдоне?
— Проложил себе маршрут через Бостон, чтобы повидаться с близкими мне людьми. До послезавтра я здесь.
— Отлично. А кстати, лихо ты с Беккером расправился.
— Спасибо. Но больше на такое не рассчитывайте. Мне просто повезло. Так вы что, трудитесь, что ли?
— Еще как трудимся! — поддакнул Прахт-старший. — Ты явился в исторический момент — Изабель только что выдала новую единую теорию поля.
Джерри был поражен.
— Разыгрываешь?
— Я когда-нибудь привирал насчет этой девушки?
— Нет, — признал сын. И повернулся к Изабель. — Айза, это фантастика. Поздравляю. Могу я пригласить тебя на ужин?
— Сейчас справлюсь у своего секретаря, может, у меня все вечера расписаны, — пошутила она. — Послушай, не погуляешь чуток, пока мы тут закончим свои дела?
— Ну, уж нет, — улыбнулся он. — Я тоже хочу послушать. Скорее всего, я ничего не пойму, но посидеть-то можно?
— Прекрасно, — согласился отец и предупредил: — Кое-что тебе покажется трудноватым для понимания, но я потом объясню.
Джерри расплылся.
— Не беспокойся, это сделает Айза.
Девушка вернулась к доске и еще раз проделала все вычисления — с небольшими уточнениями, которые по ходу дела приходили ей в голову. К концу доклада Джерри зааплодировал.
— Браво, браво! — воскликнул он. — Нобелевская обеспечена.
— А твой папа требует от меня большего, — в шутку пожаловалась она.
— Что еще тебе нужно, старый брюзга? — набросился на отца Джерри.
— Видишь ли, — беззлобно пояснил отец, — неплохо бы придумать практическое подтверждение.
— Да будет тебе! — возмутился Джерри. — Разве Вайнберг в семьдесят девятом не получил Нобелевскую за Единую теорию поля? Что-то я не припомню, чтоб ты что-то говорил об эмпирических доказательствах!
— Именно поэтому было бы замечательно, если бы их смогла представить Изабель. — Карл поучительно воздел указательный палец.
— Так. — Джерри повернулся к девушке: — Какие требуются исходные условия?
— Гигантский источник энергии — даже ускоритель на пятьсот миллиардов электрон-вольт, какой есть в Европейской лаборатории физики элементарных частиц в Женеве, будет слабоват.
Джерри подумал, и лицо его засветилось от возбуждения.
— А если сверхновая звезда? — предложил он. — При взрыве сверхновой образуется гигантское гравитационное поле и выделяется колоссальное количество энергии.
Он подошел к доске и быстро написал некоторые параметры, характеризующие ядро звезды сразу после взрыва.
— К счастью, меня обычно вышибают из соревнований на первых же этапах, — пошутил он. — У меня всегда оставалось время на чтение.
Изабель оживилась.
— А знаешь, звездочет, в этом что-то есть… — Она снова схватила маркер и стала быстро строить новые вычисления.
Прахт, с удовольствием наблюдавший сей оживленный диалог, решил вернуть молодежь с небес на землю.
— Все это чудесно, но боюсь, до взрыва следующей сверхновой мы не доживем.
— А и не надо! — ответил Джерри. — Один такой взрыв произошел в феврале 1987 года…
— …когда рванула голубая звезда Сандулик, — закончила за него Изабель.
— Точно! — обрадовался и Прахт-старший, а сын тем временем продолжал:
— В Чили астрономы ее обнаружили заблаговременно и исследовали, используя всю имеющуюся аппаратуру. Но самые современные данные были получены в Австралии. В Южном полушарии взрыв был вообще лучше виден. И знаешь, по чистой случайности там работает мой старый приятель по Астрономическому клубу. Я уговорю его переслать нам записи.
— А можно попросить, чтобы экспресс-почтой? — воскликнула Изабель, вся горя от нетерпения. — Я оплачу.
— Нет, нет, — замотал головой Джерри. — Это мой подарок. — Он снял трубку и улыбнулся отцу. — А звонок папа оплатит.
Поскольку в обсерватории всегда кто-нибудь да не спит, Джерри в считаные минуты выяснил, что у них действительно лежат многочисленные кассеты с пленкой, на которой запечатлено это событие. И они с радостью снимут для него копии.
— Это просто замечательно! — просияла Изабель. — Хочешь, мы с тобой вместе работу закончим?
— Ни за что! — отказался молодой человек. — Пока что все это было похоже на развлечение, а дальше придется пахать. Ты ведь знаешь, у меня аллергия на науку.
— Джерри! — добродушно погрозил пальцем Прахт-старший. — Если не перестанешь строить из себя эксцентрика, я открою Изабель твою страшную тайну.
— Нет, пап, не смей. Пожалуйста!
— А что такое? — спросила Изабель, не скрывая любопытства.
Пути назад не было. И Прахт-старший открыл великую тайну своего сына:
— Джерри на самом деле не ушел из старших классов.
— Нет, ушел! — в отчаянии прокричал сын.
Не обращая на него внимания, отец повернулся к Изабель:
— На самом деле его выгнали за поведение.
— Ну, вот видишь? — обрадовался Джерри.
— Но, учитывая его занятия в планетарии, баллов для аттестата у него было уже достаточно, и школа выдала ему документ об окончании в качестве прощального подарка.
— Это правда? — накинулась на приятеля Изабель.
Джерри смущенно развел руками.
— Ну, вроде того…
— Послушай, — предложил Карл, — может, вы здесь устроитесь поудобнее и ты сам все расскажешь? А я пока засяду за телефон, надо договориться о публикации.
Изабель опустилась в кресло и глубоко вздохнула:
— А надо ли, Карл? Может, это такая вызывающая теория, что ее побоятся напечатать?
— Ты права. Но даже если это так, много людей ждут не дождутся, чтобы напечатать все, что ты им предложишь. Поэтому нам сейчас надо выработать стратегию. Значит, так. Ты все изложишь кратко, с тем чтобы можно было отправить им твою статью в виде письма. Тогда до нее не доберется ни один рецензент. И ты опубликуешь свои данные, не вывалявшись в грязи. Это уже почти аксиома: самые крупные открытия в современной науке публиковались в самом сжатом виде.
— А нельзя подождать денек? — В голосе Изабель слышалась грусть.
— Двадцать четыре часа ничего не изменят, — ответил профессор. — Эта проблема ждала своего решения со времен Исаака Ньютона. Но ты меня удивила, Изабель, для тебя это так не свойственно. Что, страшновато?
— Нет, — ответила девушка. — Просто стоит нам объявить о новом открытии, как все начнется сызнова. Сумасшедший дом. Если честно, эту часть своей работы я прямо-таки ненавижу. Мне сама работа интересна, а не шумиха вокруг нее.
— Но, Айза, — сказал Джерри, — ты разве не понимаешь значения своего открытия?
— Вот-вот! — поддакнул отец. — В наши дни столько слышишь спекуляций о том, что произошло после Большого взрыва. Самая распространенная на сегодняшний день теория — что все раскалилось, и накопился огромный запас энергии. И что в этот изначальный момент все силы природы были едины и тесно взаимосвязаны. Твои вычисления как раз и служат доказательством этому. Просто поразительно! Настоящая сенсация! Ты лучше приготовься к самым ярким в своей жизни фотовспышкам.
51
Адам
Чарли Розенталь плакал.
За свои двадцать с лишним лет врачебной практики он только однажды терял самообладание — когда его сын упал с велосипеда и лежал в больнице без сознания.
— Адам, какой ужас! Мне так жаль! — всхлипывал он. — Ты мой лучший друг. А больше всего меня убивает, что я ничем не могу тебе помочь.
Адам положил руку ему на плечо.
— Успокойся, не надо так расстраиваться, — мягко сказал он. — Худшее еще впереди. Плакать потом будешь. А пока скажи, к какому мне специалисту обратиться?
— Я тут поспрашивал, все пришли к единому мнению, — надо идти к Уолтеру Хьюлету в Центральную больницу Массачусетса.
— А что в нем такого особенного? — устало поинтересовался Адам.
— Он будет лечить тебя не по учебникам. У него отец умер от Альцгеймера.
У Адама началась истерика. Он закричал:
— Ну, какой же ты врач, Розенталь? Ты разве не знаешь, что самое страшное в Альцгеймере — когда смерть не приходит?
