Эрик Сигал - Сильнодействующее средство
— Тогда, может, чаю? Или воды?
Сэнди был так зол, что не хотел принимать никаких знаков внимания, исходящих из этого змеиного гнезда. Но он вдруг почувствовал, что очень устал, и согласился на кока-колу-лайт.
— С кофеином или без? — уточнила Элеонора.
Сэнди выбрал с кофеином, рассчитывая, что это поможет ему провести сражение длиной в полторы минуты. Это как максимум.
Вскоре раздался звонок селектора, и голос Рошель спросил, пришел ли Рейвен.
— Да, мисс Тауэр. Проводить?
— Нет, нет, — ответил голос. — Это же старый друг. Я сама к нему выйду.
Сэнди набрал воздуха, дверь кабинета распахнулась, и в приемную во всей своей красе выплыла Рошель Таубман.
Сэнди никогда не придавал большого значения женской моде. Весь его опыт в этой области сводился к тому, что он сообщал Джуди, хорошо ли она выглядит, либо, под усиленным давлением, объяснял, чем ему не нравится ее наряд.
Но из многочисленных интервью он знал, что Рошель одевается у модельеров, умеющих делать еще прекраснее и без того хорошие фигуры, а формам, безупречным от природы, придавать эффект атомной бомбы.
Рошель улыбалась.
— Сэнди, вот так сюрприз! Как я рада тебя видеть! Входи же.
К счастью, руки она не подала. Да и щеку для поцелуя не подставила — эти страхи мучили его всю ночь.
— Присаживайся. — Она показала на шикарные кресла, полукругом стоящие перед огромным столом с мраморной столешницей. — Бог ты мой… Я правда рада тебя видеть, — все еще улыбаясь, повторила она. — Чего-нибудь выпьешь?
— Нет, спасибо, — негромко отказался Сэнди. — Элеоора обо мне уже позаботилась.
Наступило молчание. Сэнди в упор смотрел на Рошель, ожидая, когда она проявит хоть малейший признак смущения. Или хоть каких-нибудь эмоций.
Наконец хозяйка кабинета произнесла:
— Что тебя привело к нам в Калифорнию?
«Вот так дела, — подумалось Сэнди. — О моем переходе сюда даже в газетах писали. Небось ничего, кроме „Варьете“, не читает».
— Вообще-то, я теперь живу здесь, — ответил он. — Работаю в Калифорнийском технологическом институте. Занят в новом проекте по генной инженерии.
— Генная инженерия? Наверное, очень интересная наука. Жаль, у меня совсем нет времени читать, но все, что связано с ДНК, меня просто восхищает.
— Ты знаешь про ДНК? — удивился Сэнди. В его голосе послышались снисходительные нотки.
— Самую малость. Мы пробовали сделать один фильм, помнится, название было «Двойная спираль». Но сценаристы не осилили.
Вторая пауза оказалась еще продолжительнее.
Рошель чувствовала, что ее чары, роскошный кабинет, многочисленные статуэтки Оскара на полках уже не впечатляют Сэнди.
Она благоразумно взяла инициативу на себя.
— Мне жаль, что с твоим отцом так получилось.
«Да как же так можно! — хотелось крикнуть Сэнди. — Сама его вышвырнула на улицу, а теперь говорит так, словно он попал в аварию».
— Мне тоже жаль, — нахмурился он. — Но наше с тобой огорчение — ничто в сравнении с тем, что чувствует человек, отдавший этой студии двадцать лет жизни.
— И потерявший почти двадцать миллионов казенных денег, — добавила она негромко, но с выражением.
— Рошель, я в это не верю! — возразил Сэнди. — Вначале он делал очень хорошие картины — и при скудном бюджете, позволь заметить.
— Вот что я тебе скажу, — заявила Рошель. — Сидни действительно когда-то был для студии ценным приобретением. Но когда это было! Сэнди, ты же ученый, тебе ли не знать, как все переменилось с тех пор, как мы были детьми.
Ее корректность окончательно взбесила Сэнди. Но он твердо решил тоже не повышать голоса.
— Прошу меня извинить, мисс Таубман, но насколько мне известно, кинематограф и наука — это разные вещи.
— В том-то и дело! — Она подалась вперед. — В кино самое важное — интуиция. По нашей статистике, большинство зрителей — это подростки. Разве можно требовать от шестидесятилетнего старика, чтобы он проникся современной молодежной культурой?
Разглагольствования Рошель его бесили. И одновременно он восхищался несгибаемостью и ловкостью, с какой она продолжала парировать его доводы.
— Если следовать твоей логике, Рошель, — возразил он, — то все педиатры должны быть маленькими детьми.
Она на минуту смешалась, потом решила прибегнуть к помощи юмора.
— Это очень умное замечание, Сэнди. Я именно это и имела в виду.
Она бросила взгляд на «Ролекс» и поднялась.
— Господи, мне уже давно пора быть в зале. Серджо терпеть не может ждать. Позвони мне как-нибудь, сходим пообедать.
Сэнди взорвался:
— Рошель!
В глазах ее мелькнуло торжество: она его переиграла. Умение сохранять невозмутимость в ответ на враждебность было не просто одной из ее сильных сторон — без этого навыка в Голливуде она бы вообще ничего не добилась.
— Да? — официальным тоном откликнулась она.
— Давай оставим в стороне его верность студии, все те годы, что он тут горбатился. Давай вспомним одну только вещь — твою собственную карьеру.
Она никак не отреагировала, предоставив ему возможность продолжить свою страстную тираду.
— Да если б не мой отец, ты бы и в этом кабинете сейчас не сидела!
Возможно, Рошель не привыкла выслушивать правду. Во всяком случае, она вдруг тоже потеряла самообладание.
— Ну, это только ты так думаешь, — со змеиной улыбочкой ответила она. — Я, например, считаю это большим преувеличением. Как бы то ни было, Сэнди, приятно было повидаться.
И она удалилась, оставив Сэнди наедине с его праведным гневом.
Как же можно было любить такое чудовище? — мелькнуло у него в голове.
50
Изабель
Есть научные открытия, на которые ученый наталкивается почти случайно.
Колумб, отправившийся на поиски нового пути в Индию, набрел на Америку. Сэр Александр Флеминг, оставив в лаборатории чашку с плесенным грибком, увидел, что за выходные тот попал на культуру стафилококка и остановил рост бактерий. Мир получил пенициллин, а его первооткрыватель — Нобелевскую премию.
Многие ученые рассказывают, что ответ на вопрос, не дававший им покоя на протяжении многих лет, приходил внезапно, когда его меньше всего ожидали, — на поле для гольфа, в душевой кабине и в еще более странных местах.
Изабель да Коста всю жизнь будет считать, что своим внезапным мозговым штурмом обязана какой-то своей ученой фее.
Шел третий год ее работы в Массачусетском технологическом. Однажды утром Изабель умылась, почистила зубы, заварила себе кофе, села за стол и, зажав в пальцах карандаш, погрузилась в размышления.
Чувствуя, что еще не вполне очнулась от сна, Изабель принялась машинально чертить что-то на бумаге — просто чтобы привести в порядок мысли. Потом рука неожиданно стала выводить цифры. Постепенно цифры выстроились в уравнения.
Продолжая работать, не сбавляя темпа, девушка почувствовала, что организму срочно требуются углеводы. Она прошлепала босыми ногами на кухню, достала из морозилки две вафли, поджарила их в тостере, полила кленовым сиропом и с этим высококалорийным завтраком вернулась за письменный стол.
Поглощая вафли, Изабель еще раз пробежала глазами свои записи. Почему-то у нее возникло ощущение, что она читает чужую работу. Она не могла поверить, что все построения, в абсолютно законченной форме, пришли к ней в едином порыве вдохновения, словно гениальная мелодия — композитору. Совершенная в своей красоте, как снежинка.
Она подумала: «Вполне может быть…»
Но неужели все так просто? Последовательность простых вычислений — и все само собой сложилось. Неужели никому до сих пор не пришла в голову такая очевидная идея?
Через четверть часа она уже была у кабинета своего наставника.
— Карл, у вас найдется для меня несколько минут?
— Конечно. — Он улыбнулся. — Ты сегодня рано… И так сияешь.
— Меня только что осенило. Не возражаете, если я вам вкратце изложу суть?
— Входи, располагайся.
Девушка быстро прошла к доске, достала яркий маркер и принялась писать первые формулы, от которых отталкивалась в своих построениях, параллельно делая пояснения и отмечая места, где она двигалась в новом направлении.
Закончив, Изабель спросила:
— Ну что, Карл? Что скажете?
— Если честно, даже трудно поверить. В физике всегда так: любая теория стремится к простейшему объяснению проблемы, и твоя гипотеза — классический тому пример. Она и изящна, и самодостаточна, и прекрасно согласуется с предшествующими теориями. Короче, теория великолепная.
— Спасибо. — Изабель сияла.
Прахт, однако, нахмурил лоб.
— Что такое, Карл? Что-то не так? — удивилась девушка.
— Я уже обдумываю следующий шаг. Резонанс, конечно, будет большой, уж больно теория красивая. Но сомневающихся наверняка появится достаточно. Не забывай, у Эйнштейна с теорией относительности тоже были противники. Помогло то, что ее подтвердило солнечное затмение 1919 года. А у тебя таких выкладок, которые можно было бы подтвердить эмпирическим путем, нет. Вот если б к твоей гипотезе да наглядное доказательство…
