Флора Шрайбер - Сивилла
Однако наблюдавшая, записывавшая, запоминавшая Вики на данной стадии бездействовала. В тот сентябрьский день Хэтти и Уиллард привезли домой Пегги Луизиану.
Исходная Сивилла была активным ребенком, умевшим в двухлетнем возрасте открывать дверь. Однако в результате всех притеснений она стала застенчивой и нелюдимой. Вернувшаяся из Рочестера Пегги стала проявлять активное поведение, подавленное и утерянное в исходной Сивилле. Пегги лазала по заборам, играла в пятнашки и вообще вела себя как чертенок. «Больница пошла ей на пользу, — сказал Уиллард Хэтти. — Она стала лучше».
Доктор Уилбур понимала, что значительная часть личности исходной Сивиллы — большая доля ее либидо и многие из ее навыков и стереотипов поведения — была передана другим «я», возникшим в результате этой первой диссоциации. То, что осталось как Сивилла, представляло собой истощенную личность, чей первоначальный страх перед матерью распространился на всех остальных людей. Движимая страхом, эта истощенная личность решила никогда больше не идти на риск эмоционального контакта с другими человеческими существами. Это бодрствующее «я», лишенное эмоций, было «я» ограбленным, но одновременно и «я» охраняемым с помощью мощной встроенной защиты против тех самых сил, которые ее разделили. Не желая возвращаться домой из больницы, маленькая Сивилла не вернулась домой. Она послала двух внутренних защитников в качестве своих полномочных представителей.
Для Сивиллы, бодрствующего «я», это стало началом периодов забвения, периодов времени, украденных теми, кто явился защитить ее.
Первые защитники — Пегги и Вики — позже создали собственное потомство. Это было весьма специфичное «фамильное древо», генеалогия психологического функционирования, эмоционального наследования. В 1935 году, в возрасте двенадцати лет, девочка, известная под именем Сивиллы, уже заключала в себе все четырнадцать «я», выявленных до сих пор в ходе анализа.
Доктор Уилбур установила, что линия Вики состояла из Марсии, которая появилась в 1927 году, Мэри (1933), Ванессы (1935) и Сивиллы Энн, точная дата возникновения которой неизвестна. Линия Пегги состояла из Пегги Энн, в которую превратилась исходная Пегги, Пегги Лу, появившейся в 1926 году, Сида, который возник в 1928 году, и Майка, который появился позже в том же году.
Кроме того, доктору стало ясно, что в то время, как Сивилла потеряла все, чем были наделены Вики и исходная Пегги, Вики и Пегги не теряли тех качеств, которые передавали своим наследникам. Те чувства, характеристики, навыки и стереотипы поведения, которые влили жизнь в их потомство, Вики и Пегги воспринимали как собственные.
Рути, Элен, Марджори и Клара — отметила доктор — происходили не от Вики или Пегги, но прямо от изначальной Сивиллы. У этих четверых не было наследников.
На следующий день доктор Уилбур, сидя в своем кабинете, вспоминала тот вечер четыре года назад, когда она впервые отправилась в библиотеку Медицинской академии, чтобы почитать о расщеплении личности. С того самого вечера она старалась выяснить время первой диссоциации и суть исходной травмы, которая заставила Сивиллу разделиться на множество «я». Теперь доктор Уилбур знала, что первая диссоциация имела место в больнице Святой Марии, когда Сивилле было три с половиной года, и что произошла она не после одной-единственной травмы, а в результате целой серии травм, нанесенных Хэтти Дорсетт, главным источником зла, чему способствовали действия (и бездействие) Уилларда Дорсетта, который не смог обеспечить безопасность дочери. Эти травмы усиливались из-за религиозной зависимости Сивиллы, создаваемой, в частности, ее дедом, страдавшим религиозной истерией.
Истерики процветают в примитивной социальной среде и еще более процветают в среде, где пылают огонь и сера фундаменталистской веры.
Теперь доктору Уилбур удалось связать с этими травмирующими событиями детства постоянные страхи, которые Сивилла и Пегги Лу демонстрировали на начальной стадии анализа. Страх близости с людьми, отчетливо заметный в первые дни анализа, был продолжением страха близости с матерью. Руки, которых боялась пациентка, были руками матери — инструментами пыток. Страх перед музыкой имел множественные корни: привязывание Сивиллы к пианино, на котором играла Хэтти; одержимость музыкой у Хэтти, не замечавшей присутствия Сивиллы; непрерывные помехи со стороны Хэтти, когда Сивилла сама пыталась играть; предрассудки Хэтти и Уилларда относительно музыки; использование Уиллардом гитары для решения психологических проблем Сивиллы, в соединении с его настойчивостью относительно того, что она будет учиться играть именно на гитаре, а не на скрипке.
Окончательно выяснилось происхождение бурных вспышек гнева, подавляемых Сивиллой, но свободно демонстрируемых Пегги Лу. Понятно было и то, почему Вики, выдумавшая свою собственную любящую мать путем дополнения любящей матери из воображаемого мира Сивиллы, являлась невротическим решением детской дилеммы. Ощущение загнанности в ловушку, отмечавшееся с самого начала анализа, тоже оказалось наследием прошлого — с его стремлением освободиться от синдрома контроля, неволи, капкана и пыток и с его ощущением религиозной несвободы.
Стало очевидно, что для восстановления исходной личности необходимо будет сначала объединить четырнадцать альтернативных «я», которые начали свое существование конструктивно, но впоследствии стали вести себя весьма деструктивно по отношению друг к другу и к самой Сивилле.
Доктор достала одно из эссе, которые Сивилла писала для нее в качестве необходимой терапевтической процедуры. В этом эссе, написанном сразу же после эпизода в Филадельфии, обнаруживались смятение и отчаяние из-за того, что земля обетованная интеграции, еще недавно столь близкая, вновь стала недостижимой.
Там говорилось:
«Мне нужно кое-что рассказать, а я не уверена, что смогу сделать это в прямом разговоре, да и в любом случае мне надо сначала высказаться до конца, потому что не хочу говорить об этом часами, когда в действительности мне нужны ваша помощь и какое-то понимание с моей стороны. Мне нужно знать, с чем я борюсь. Филадельфия — это настоящий удар. Перед этим я наконец-то начала верить в то, что с потерянным временем покончено навсегда. Раньше у меня бывали сомнения, потому что некоторое время все бывало в порядке, а потом это случалось вновь. Но после того, как целых два месяца все шло гладко, понимаете?.. И вы из-за меня расстроились. Теперь я опять связана по рукам и ногам, как раньше. Это такое огромное напряжение и отчаяние. Я просто не могу найти покоя, вот и все. Но ничто не имеет для меня такого значения, как ответ на вопрос: „Почему“? Вы говорили много такого, что снова и снова вертится у меня в мозгу. Вы говорили о моих страхах. Никакой страх НЕ МОЖЕТ БЫТЬ хуже того, что я переживаю последние несколько дней. Я в тупике. Я читала в книгах Фенихеля и Александера про причины, вызывающие тот или иной симптом, а потом сама все это прочувствовала. Но я нигде не прочитала, ЧТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ. Я готова бороться, готова смириться, готова к чему угодно, но как я могу заставить то, что внутри меня, понять и принять то, что я слышу извне? Из того, что вы говорили, я поняла, что именно это мне и нужно сделать. Я пробовала раз за разом, но это, видимо, невозможно. От этого я только впадаю в панику. Все дело в этих ужасных симптомах. Мне пришлось два раза ложиться, прежде чем я написала это. Я понимаю, что вся моя энергия уходит на это напряжение, но понимать — не значит иметь возможность изменить. Единственное, что действительно помогает, так это когда мы вместе с вами разбираем какую-нибудь проблему или воспоминание. Тогда мне становится на некоторое время легче — но потом начинается еще что-то. Я не знаю, что делать. Иногда я думаю: а стоит ли пытаться? Никакого выхода нет. Интеграция? Это всего лишь мираж. Наверно, легче добраться до настоящего миража, чем до нашей цели. Сложность в том, что я никогда не смогу убедить вас в моей неполноценности и никчемности. Сможем ли мы когда-нибудь хотя бы поговорить об этом? Когда же наконец я войду в ваш кабинет, будучи „собой“? Когда я буду принимать решения „сама“? ВЫХОДА НЕТ».
24. Суицид«Проснулась собой», «оставалась собой» — таковы были маленькие победы фрагментированного существования Сивиллы, поскольку после почти четырех лет, которые про шли с начала анализа, она продолжала оставаться жерт вой того же архетипического события, воспроизводящегося в тех же самых ритуальных формах. Сивилла, можно сказать, жила в скобках. Вне этих скобок находилась примерно треть ее жизни.
Когда она просыпалась в облике кого-то другого или превращалась в этого другого позже, Тедди Ривз, отметив случившееся превращение и воспринимая его как рутинный аспект совместной жизни с Дорсетт, сообщала о происшедшем Сивилле.
