Вирджиния Эндрюс - Руби
Он и правда оказался настоящим красавцем. На цветных фотографиях было видно, что волосы у него в точности такого же светло-каштанового оттенка, как волосы Пола, а глаза – цвета морской волны. Нос прямой, не длинный и не короткий, подбородок волевой, рот четко очерченный, улыбка обнажает ряд ровных белоснежных зубов. На фотографиях в полный рост видна великолепная фигура – сильная и грациозная, как у тореадора. Талия тонкая, плечи широкие, ноги длинные. Отец не преувеличивал, когда говорил, что брат удивительно хорош собой. Похоже, дядя Жан был живым воплощением мечтаний любой девушки.
Я окинула комнату взглядом. Даже при тусклом освещении было ясно, что здесь ничего не менялось со дня трагического происшествия. Кровать по-прежнему застелена. Все вещи на комоде и ночном столике оставлены неприкосновенными, но покрыты толстым слоем пыли. На коврике у кровати – домашние туфли, много лет подряд ожидавшие своего хозяина.
– Папа! – вновь прошептала я, вперив взгляд в самый темный угол комнаты. – Ты здесь?
– Что ты тут делаешь? – донесся до меня сердитый голос.
Резко обернувшись, я увидела в дверях Дафну.
– Зачем ты сюда явилась?
– Я… мне показалось, здесь папа… – растерянно пробормотала я.
– Немедленно уходи! – приказала она, посторонившись в дверях.
Как только я вышла, Дафна заперла дверь.
– Почему ты уже дома? Насколько я помню, вы с Жизелью собирались на вечеринку?
Дафна повернулась и взглянула на дверь комнаты Жизели. Профиль у нее был восхитительный, классический, точеный, и даже когда она злилась, линии его оставались безупречными. Я поймала себя на мысли, что хочу написать ее портрет. Пожалуй, я и правда художница до мозга костей, иначе не смогла бы думать о портрете в таких обстоятельствах.
– Жизель тоже вернулась? – спросила Дафна.
– Нет.
Складка, залегшая меж ее бровей, стала глубже.
– Тогда почему ты здесь?
– Я неважно себя почувствовала и решила пойти домой.
Дафна буравила меня недоверчивым взглядом, словно желая проникнуть в тайники моей души. Против воли я виновато потупилась.
– Ты говоришь правду? Может, у тебя были другие планы? Например, встреча с мальчиком? – допрашивала она.
Я переступала с ноги на ногу и не могла придумать достойный ответ.
– Нет-нет, я просто устала и захотела спать, – с трудом выдавила я.
Дафна продолжала сверлить меня глазами. Я чувствовала себя бабочкой, которую прокалывают булавкой. Дафна молчала, скрестив руки на груди. Она была в шлепанцах и шелковом халате, волосы рассыпались по плечам. Однако лицо ее по-прежнему было аккуратно подкрашено, губы подведены помадой.
Понимая, что не смогу убедить ее в своей невиновности, я испустила тяжкий вздох. Наверное, вид у меня был настолько растерянный и несчастный, что даже Дафна немного смягчилась.
– Ты сказала, что плохо себя чувствуешь. Что произошло?
– У меня разболелся живот, – выпалила я.
Дафна поморщилась, но подозрительные огоньки в ее глазах стали менее яркими.
– Надеюсь, вы не пили спиртного?
Я затрясла головой.
– Чем же вы там занимались?
– Ну…
– Впрочем, можешь не отвечать. Я отлично знаю, как развлекаются девочки вашего возраста, когда собираются вместе. Меня удивляет только, что ты отказалась от приятной компании из-за какой-то боли в животе.
– Я не хотела портить другим удовольствие.
– Хорошо, ложись спать, – снисходительно кивнула Дафна. – Если станет хуже…
– Нет, нет, не станет! – поспешно заверила я.
– Вот и отлично! – Она повернулась, чтобы уйти.
– А почему в той комнате горят свечи? – спросила я неожиданно для себя самой.
Дафна медленно повернулась.
– Скажу откровенно, Руби, я даже рада, что ты видела все это собственными глазами, – произнесла она совсем другим тоном, куда более дружелюбным, чем прежде. – Теперь ты понимаешь, что происходит в нашем доме. Твой отец превратил эту комнату в нечто… нечто вроде мемориала. Но исправить этим ничего нельзя. Зажженные свечи, молитвы и оправдания не могут ничего изменить. Все это… довольно неприятно. Я очень надеюсь, ты ни с кем не будешь обсуждать эту ситуацию, в особенности со слугами. Совершенно ни к чему, чтобы Нина засыпала весь дом своими снадобьями и бормотала заклинания вуду.
– А отец… он сейчас там?
Дафна бросила взгляд на закрытую дверь:
– Да.
– Я хочу с ним поговорить.
– Он сейчас не в том настроении, чтобы с кем-нибудь разговаривать. По правде сказать, он не в себе. Тебе ни к чему видеть его таким. Ты только расстроишься, а он от этого огорчится еще сильнее. Поговоришь с ним утром. – Дафна прищурила глаза, словно у нее возникло новое подозрение. – А почему тебе захотелось поговорить с ним именно сейчас? Ты опять что-то натворила?
– Нет, – быстро ответила я.
– Так что же ты собиралась ему сказать?
– Просто хотела… его утешить.
– Для этого есть священники и доктора, – отрезала Дафна.
Странно, что она не сказала – для этого у него есть жена.
– Кроме того, как ты можешь кого-то утешать, если тебя саму мучает боль?
Дафна говорила в точности как следователь, стремящийся изобличить преступника.
– Мне уже лучше.
Взгляд Дафны по-прежнему был полон недоверия.
– Но вы правы, пора спать, – сказала я и отправилась в свою комнату.
Дафна не двигалась с места. Я чувствовала спиной ее взгляд.
Мне отчаянно хотелось открыть ей правду. Рассказать о диком розыгрыше, жертвой которого я стала нынешним вечером. О том, как Жизель свалила на меня свою вину в истории с ромом, и вдобавок – обо всех ее выходках в школе. Но, поступив так, я объявила бы Жизель войну. А это означало бы, что мы никогда не станем настоящими сестрами. Мне вовсе не хотелось соревноваться с Жизелью в подлости. Я все еще надеялась, что мы сумеем преодолеть зияющую между нами пропасть. Пока Жизель не разделяла моего желания. Но я верила, придет день, когда она захочет иметь сестру так же сильно, как и я. В этом жестоком мире сестра или брат, близкий человек, которому ты не безразличен, – великая ценность, и не стоит ею пренебрегать. Рано или поздно Жизель должна была понять это.
Растянувшись на кровати, я прислушивалась к звукам, доносящимся из-за двери. Где-то около полуночи медленно, тяжело прошагал отец. Как изнурил его приступ острой печали, пережитый только что в комнате брата! Почему его горе не смягчается с годами? Неужели он чувствует себя виноватым в катастрофе, погубившей Жана?
Казалось, неразрешимые вопросы парят в темноте над моей головой, подобно болотным ястребам, высматривающим добычу.
Я закрыла глаза и позволила темноте проникнуть в мое сознание, надеясь, что это принесет желанное забвение.
На следующее утро меня разбудил отец. Он постучал в дверь, приоткрыл ее и заглянул ко мне. На лице его сияла такая радостная улыбка, что я подумала, уж не приснились ли мне его вчерашние рыдания. Трудно было поверить, что настроение мужчины может так стремительно меняться.
– Доброе утро! – приветствовал он меня.
Я села на кровати и протерла глаза:
– Доброе утро!
– Дафна сказала, вчера ты вернулась рано, потому что плохо себя чувствовала. А как сегодня?
– Намного лучше.
– Рад слышать. Я уже сказал Нине, чтобы она приготовила на завтрак что-нибудь легкое. Может, сегодня тебе лучше отдохнуть, милая? Ты так много занималась – и в школе, и с учителем живописи. Уж конечно, ты заслужила право немножко побездельничать. Бери пример с Жизели, – заявил он со смехом.
– Папа… – Я решила поговорить с ним честно, так как чувствовала – это единственный способ вызвать на откровенность его. – Ты ничего не рассказываешь про дядю Жана, а я… в общем, мне хотелось бы как-нибудь его увидеть, – выпалила я.
Не знаю, удалось ли мне таким образом дать отцу понять, что я готова разделить его боль.
Улыбка сползла с его лица.
– Это очень мило с твоей стороны, Руби, – пробормотал он. – Будет замечательно, если ты его навестишь. – Сделав над собой усилие, отец вновь растянул губы в улыбке. – Хотя, конечно, он примет тебя за Жизель. Будет не так легко объяснить ему, что теперь у него две племянницы.
– А он… способен что-нибудь понимать?
– Думаю, да. По крайней мере, я на это надеюсь, – вздохнул отец. – Доктора не разделяют моего оптимизма и не замечают особых улучшений. Но они не знают его так хорошо, как я.
– Я хочу помочь тебе, папа! – с жаром произнесла я. – Если хочешь, я буду проводить с ним много времени – читать, разговаривать с ним и все такое…
– Это будет замечательно, дорогая. В следующий раз, когда поеду к Жану, непременно возьму тебя с собой.
– Обещаешь?
– Конечно. А сейчас пойду вниз, скажу, чтобы подавали завтрак. – В дверях он обернулся. – Да, совсем забыл. Звонила Жизель, сказала, что проведет весь день с подружками. Спрашивала, как ты себя чувствуешь. Я сказал, ты позвонишь им, когда проснешься. И если захочешь, я отвезу тебя к Клодин.
