Обратный отсчет - Бейли Саманта

Я напоминаю себе, что правда на моей стороне. О чем мне беспокоиться? Детектив просто хочет узнать, что случилось, свидетелей было много. Наверняка куча народу видела, что женщина отдала мне ребенка и спрыгнула.

Сделав глубокий вдох, я открываю рот, и слова начинают выплескиваться из меня:

— Я ждала поезд, как обычно, чтобы ехать домой после работы. Я не обращала внимания на окружающих, поэтому очень удивилась, когда женщина схватила меня за руку и попросила взять ее ребенка.

Идеально выщипанные брови Мартинес поднимаются:

— Вы были с ней знакомы?

Я помотала головой:

— Нет. Никогда в жизни ее не видела. Выглядела она… не очень хорошо. Я отдернула руку, потому что испугалась. Мы стояли очень близко к краю, и я беспокоилась за нее и ребенка, но не знала, что делать.

— Вы ушли? Или попросили кого-то помочь?

Как жаль, что я не сделала ни того ни другого. Меня бьет дрожь.

— Все произошло так быстро. Она стояла прямо передо мной, ее глаза блуждали, как будто она кого-то высматривала на платформе. Она была очень напугана. Потом она сказала мне, чтобы я никому не дала причинить вред ее ребенку.

Я придвигаю к себе сумочку. Вот про записку я не собираюсь ей рассказывать, как и про то, что женщина знала мое имя.

— Как получилось, что ребенок оказался у вас, перед тем как женщина спрыгнула на рельсы?

Сердце колотится как сумасшедшее.

— Она просто сунула ее мне в руки. И я ее взяла, потому что была в шоке. Я испугалась, что уроню ее, поэтому прижала к себе. И вот когда я смотрела на эту чудесную малышку, ее мать спрыгнула.

Голос срывается, из глаз льются слезы.

— Я не смогла ничего сделать, все произошло так быстро!

Мартинес протягивает мне салфетку, но ее жест отнюдь не заботлив.

— Мне кажется, вы что-то недоговариваете.

Вздрогнув, я отвечаю:

— Все, что я сказала, — правда.

— Я не говорю, что вы сказали неправду. Я говорю, что вы что-то недоговариваете, Морган. На платформе полицейские опросили нескольких свидетелей. Люди видели, как она прыгнула, и слышали, что она говорила. Морган, они слышали, что она назвала вас по имени.

Ужас сдавливает мне грудь, нервно почесывая ключицу, я думаю, отчего же утаила от нее эту подробность.

— Да, но я не уверена… Все было так страшно и неожиданно. Я говорю вам правду, говорю, что знаю. Я никогда в жизни ее не видела, не слышала о ней и не общалась с ней. Я не знаю, кто она была, откуда знала меня и почему вообще заговорила со мной.

Ну вот, теперь я рассказала ей обо всем. Кроме записки. А что, если и об этом ей известно? Ждать ли мне Джессику или достать листок из сумочки и признаться?

Мартинес делает глубокий вдох и скрещивает руки на груди:

— Не было ли на вас бейджика? Может быть, вы шли с ним с работы? Или какого-нибудь украшения с именем? Чего-то, где имя было указано?

Я подумала, но ничего такого на мне не было, и я ответила: «Нет».

Детектив смотрит на меня в упор, потом берет газету с края стола. Она открывает ее и показывает какую-то статью:

— Вы знаете жертву, Морган. Это Николь Мэркем, генеральный директор компании «Дыхание». Так что, вы с ней как-то связаны?

Я вскрикиваю. С фотографии на меня глядит красавица с каштановыми кудрями, длинными ногами в серебряных туфлях на каблуках, в обтягивающей юбке кораллового оттенка и белой футболке с V-образным вырезом. Успешная и очаровательная бизнес-леди. Неужели это та же самая потрепанная, до смерти напуганная женщина, которая умоляла меня позаботиться о ее ребенке, а потом прыгнула под поезд? Да, так и есть. Это превращение, как бы просмотренное в обратной перемотке, ужасает меня…

Конечно, я знаю компанию «Дыхание», кто же не знает. У меня даже есть несколько пар их леггинсов для йоги. Но с Николь Мэркем я не знакома, то есть лично я ее не знаю. Почему же она попросила меня, незнакомку, защитить ее ребенка? Откуда же она знала меня? И от кого же ей надо было спасать малышку?

— Мое имя мелькало в новостях после смерти Райана. Может быть, поэтому она меня знала? — предположила я.

Я не сказала: «Мое имя несправедливо запятнали», но не сомневалась, что детективу понятно, что я имею в виду.

— А может, «Дыхание» как-то связано с приютом «Гавань», где я работаю?

Мало кому известно о существовании приюта, он находится в неприметном коричневом здании на улице Вест-Иллинойс, и найти его трудно, поэтому женщины и дети, которые там скрываются, находятся в безопасности.

— Должно быть, вам тяжело одной, без мужа, — говорит Мартинес.

Да, это так. Ни друзей, ни семьи в Чикаго у меня больше нет. После смерти Райана я вдруг осознала, что все люди, с которыми я дружила после нашей свадьбы, были его друзьями. И он всех обманул, а меня невольно выставил сообщницей. Но даже мои друзья по колледжу и работе отсеялись после его самоубийства. Я осталась одна, со мной лишь моя боль. Но об этом я не скажу Мартинес ни слова, потому что она явно провоцирует меня на откровенность, хотя я и не знаю, на какую именно.

Я ничего не отвечаю, и она с неприязнью поджимает губы:

— Морган, мне всегда с трудом верилось, что вы были не в курсе афер вашего мужа с фондом «Освети путь», который сами и основали. Вы были вместе с ним днем и ночью. Вы женщина сообразительная. Мы, конечно, не смогли доказать вашу причастность, но что-то есть в вас такое… вы скрытная. И вот теперь это.

Она откидывается на спинку стула и снова смотрит на фото Николь Мэркем:

— Глава «Дыхания» мертва, а вы держите ее ребенка на краю платформы. Она назвала вас по имени. Ясно, почему я думаю, что вы друг друга знали?

То, что Мартинес давит на самое ужасное и больное, что произошло со мной, вдруг наполняет меня яростью. Я вскакиваю со стула, опрокидываю бутылку с водой…

— Каждый думает, что знает обо мне все, но вы ничего не знаете! — кричу я, указывая на нее пальцем.

Меня душат слезы, но я больше не хочу, чтобы их видели.

Мартинес уставилась на мой палец.

Я отвлекаюсь на стук каблуков за дверью, дрожа, падаю на стул и с облегчением обмякаю, когда входит Джессика.

Она такая высокая, что даже я, хотя мой рост выше среднего, чувствую себя рядом с ней коротышкой. Ее темная кожа гладка и чиста, голубовато-зеленое платье с ремнем очень ей идет. Когда мы познакомились, я спросила, не работала ли она раньше моделью.

Они с Мартинес вежливо здороваются, потом Джессика выдвигает стул, садится рядом со мной и кладет мне руку на плечо.

Мартинес вводит ее в курс дела, говорит о женщине, которая прыгнула на рельсы, и о том, что я главный свидетель. Джессика легонько гладит меня по спине:

— Ты в порядке, Морган?

И это нежное прикосновение вдруг словно прорывает плотину, за которой так долго бурлили эмоции. Передо мной снова возникает несчастное лицо женщины, ее потрескавшиеся губы, безумные глаза, ее отчаяние. Я начинаю плакать, я плачу о ее ребенке, и о ней, женщине, которую я не знала, и о себе.

Джессика мягко похлопывает меня по плечу, пока я не перестаю всхлипывать.

— Спасибо, — говорю я.

— Мне нужно побыть наедине с моей клиенткой, — говорит мой адвокат и, взглянув на потолок, добавляет: — С выключенной камерой.

— Ладно. — Мартинес встает, выходит и закрывает за собой дверь.

Мне вдруг кажется, что комната стала меньше, голова начинает кружиться, и я, согнувшись, зарываюсь лицом в колени.

Джессика молча ждет, пока я выпрямлюсь.

— Так, я обобщу все, что мне известно, — говорит она, глядя на газету. — Я слышала, что глава «Дыхания» покончила с собой на станции «Гранд-Стейт», отдав незнакомке ребенка. Незнакомка — это ты?

— И да, и нет.

Джессика смотрит на меня удивленно:

— Расскажи мне все.

— Я ждала поезда, эта женщина схватила меня за руку, попросила забрать девочку и позаботиться о ней. Она была просто вне себя от страха, словно пыталась спастись от кого-то. А потом она назвала мое имя. «Люби ее за меня, Морган». Я рассказала Мартинес обо всем, кроме этой части разговора. А Мартинес уже это было известно, свидетели это слышали. Как будто та женщина специально пришла туда за мной, а я просто стояла там и ждала поезда, — я закрываю лицо руками. — Не знаю, почему я ей не сказала. Прости.