Ирина Степановская - Экспертиза любви
Лена маленькой спрашивала его:
— Пап, а ты на кафедре кто?
— Профессор.
— А это важная работа?
— Важная.
— А мама тоже профессор?
— Нет, мама врач. Но она очень хороший врач.
— А ты хороший профессор?
— Надеюсь, что да.
— А что важнее?
Отец смеялся:
— Не знаю. Можно быть и врачом, и профессором.
Первые три года учебы в институте она иногда перебегала через площадь и врывалась к отцу на кафедру.
— У меня перерыв!
— А у меня, к сожалению, нет. Через пять минут лекция. — Расписание в институтах не совпадало.
— Ну ладно. Тогда я убегаю.
— Ты уже поела?
— Да! Вместе с ребятами. В столовке.
И они ходили в «Минутку» все реже.
— Ты когда домой вернешься, Леночка?
— Пап, у меня куча дел.
— Ох, и деловая ты у меня.
— А как же!..
Лена взяла с витрины вазочку с политым шоколадом мороженым, расплатилась у кассы и села к пыльному во всю стену окну. Никого, кроме кассирши, в небольшом зальчике больше не было. Административный корпус ее собственного института был перед Леной через дорогу. Черные машины у памятника разъезжались.
Куда же они едут? — вдруг пришло ей в голову. Ведь бульвар — пешеходная зона. Две машины свернули в проулок между набережной и университетом, а третья, самая большая, включила мигалку и довольно быстро стала продвигаться по тротуару вперед. Испуганные люди шарахались от нее в сторону. За рулем сидел человек в той самой олимпийской куртке.
Лена меланхолично подцепляла мороженое на край ложки, не торопясь отправляла в рот. Приятно все-таки жить в центре города. Вот и сейчас она никуда не торопится — до дома пешком не больше пятнадцати минут. Не то что в Москве. От ее съемной однушки в любом направлении — полтора часа. А здесь — большая квартира, работа в институте. Да и сам город ей нравится. Не такой огромный, как столица, но все в нем есть — и магазины, и театры, и климат хороший. Приятно сознавать, что тебе во многом все-таки повезло. Папы вот только нет. Ни у кого из ее подруг не было такого замечательного отца.
Нет, я правильно сделала, что вернулась сюда. Лена доскребла мороженое из металлической вазочки. Но, может, действительно лучше было бы выбрать микробиологию? Она вспомнила бесконечные штаммы разных видов микробов, пробирки и чашки Петри, спиртовки, петли для посева культуры — все эти никогда не интересовавшие ее принадлежности для лабораторных занятий. Заниматься этим всю жизнь? Она передернулась. Хрен редьки не слаще. Судебка так судебка. Надо попробовать. Интересно все-таки, что скажет мама? Лена опять взглянула на часы и встала. Еще по дороге надо хлеба купить. И на углу возле их дома торгуют арбузами. В Москве таких арбузов нет. Все привозные, лежалые. А здесь — только что сорванные, полосатые, с огромных бахчей. Если и везут, то не дальше чем за сто километров. Решено. Сегодня она купит арбуз. Она вышла из стекляшки и пошла по бульвару, в который уже раз за эти несколько дней после приезда наслаждаясь последним теплом сухого позднего лета.
* * *Саша Попов подъехал к своему дому. Во дворе задрал голову — на пятом этаже хрущевки в кухне горел свет, хотя еще было светло. Батя, наверное, ужин готовит. Он в темноте не любит возиться. И видит плохо. Саша поднялся по лестнице, своим ключом открыл дверь.
— Батя, привет.
— Пиво будешь? — Хриплый с сухим надрывом кашля голос отца из кухни.
— А ты — уже?
— Еще пока нет. Жду тебя. У нас сегодня жареная картошка. Соленые огурцы и, если не боишься в такую жару, — сало.
— Нет, сало не хочу. Давай по пиву. — Саша взял со стола бутылку, посмотрел. «Жигулевское». Ну ладно. Пускай сегодня будет «Жигулевское». С получки надо будет отцу что-нибудь получше купить.
Отец налил в два стакана. Саша смотрел, как отец, худой, жилистый, почти дочерна загорелый, трясущимися пальцами брал стакан, сдувал на край легкую пену и пил — жадными глотками, прикрыв глаза. Под раковиной уже стояли четыре пустые бутылки.
Наверное, вчера водку пил, подумал Саша. Оттого и домой с дачи не приезжал.
— Бать, ты на даче вчера ночевал? Телефон у тебя был выключен. Я беспокоился.
— Да-к, я картошку вчера копал. — Взгляд у отца сделался виноватый. — Всю выкопал. Один к одному, восемь мешков. Картошка хорошая в этом году уродилась. И проволочника не было. На зиму нам с тобой хватит.
Опять у отца этот тон, будто он всю жизнь крестьянином был.
— Бать, надо маме хоть пару мешков дать.
Отец схватился за сигареты.
— Пускай сама покупает. У нее теперь муж майонезный король. Она теперь в нас не нуждается…
— Бать, ну чего ты… Она ведь с ним уже давно разошлась.
— Разошлась, да другого нашла!
— Ну ты ведь лучше меня знаешь, что у мамы сейчас никого нет…
— Ой да пускай берет. Хоть всю пускай забирает! — Отец выскочил на балкон, стал там нервно курить. Саша положил себе картошки, взял малосольный огурчик. Огурец звонко хрустнул у него на зубах.
— Батя! — Саша вышел к отцу, встал в балконных дверях. — У меня к тебе вопрос один есть…
— Ну чего? — Отец еще сердито смотрел в его сторону.
— А вот пойдем поедим. Я тебе случай мой сегодняшний расскажу — ох и стремный же случай попался.
— Тогда давай еще по пиву.
— Давай.
И Саша, уплетая за обе щеки картошку, рассказал отцу, бывшему когда-то одним из самых лучших экспертов в Бюро, а одно время даже и начальником всей областной судебно-медицинской экспертизы, свой сегодняшний случай. Отец слушал внимательно, не перебивал.
— И вот ты знаешь, что меня еще смущает? — сказал в заключение Саша, когда уже и картошка была съедена подчистую, и выпито пиво. — Труп-то прислали как Сергеева А. Л. А парень на вид не славянин. С одной стороны, конечно, ясно, что не китаец. Но разрез глаз все-таки ближе к монголоидному типу. Волосы темные. Кожа смуглая. Не тянет он на Сергеева.
— А ты его сфотографировал?
— С-с-с-стесственно! — передразнил Саша выговор той самой лаборантки из судебно-химического отделения.
— Ну так какая тебе разница? В описательной части отметь, что лицо монголоидного типа, укажи цвет глаз, волос, форму ушей, а там пусть следователь сличает — тот человек или не тот. И потом следователь родственников найдет — они-то своего опознают? В нашей местности каких только национальностей не намешано. Что с того, что фамилия русская? Может, у него мама грузинка.
— Ну может быть, — согласился Саша.
— А что касается причины смерти, то, когда нет проникающего ранения, определить ее действительно сложно. Грамотный адвокат попадется — он тебя в суде дураком запросто выставить сможет. И все дело развалит. И еще долго потом над тобой потешаться будет. С другой стороны, ты же понимаешь, что твое реноме зависит как раз от таких сложных случаев. Это тебе не ИБС все время вскрывать. Раз Хачек поручил тебе этот случай — значит, надо вывернуться наизнанку, а выводы написать так, чтобы комар носа не подточил. — Отец снова закурил, почесывая висок, но выражение лица у него было уже совсем другое. Задумчивое, а не злое, не нервное. Таким отца Саша любил. И уважал. Таким отец был, когда Саша еще студентом занимался на кафедре.
